Унанимизм

Унанимизм (фр. Unanimisme) — литературное течение, возникшее во Франции около 1906 года как реакция против символизма, с его асоциальностью, аполитизмом и уходом от действительности, от человека. Идеология «унанимизма» зародилась в так называемой группе «Аббатства», образованной содружеством молодых поэтов (Ж. Дюамеля, Ш. Вильдрака, Ж. Шеневьера, П.-Ж. Жува, Р. Аркоса во главе с Жюлем Ромэном. В 1930-е годы большинство унанимистов (в том числе Л. Дюртен, А.-М. Барзен, тоже примыкавшие к «аббатам») отказывались от этой «клички» и утверждали (даже Ж. Ромэн), что никакой «школы унанимистов» не было. Однако не подлежит никакому сомнению, что указанных поэтов объединяли как общее мировоззрение, так и общность взглядов на поэзию и поэтическую технику, общность тем и мотивов поэтического творчества и т. д.

Все эти поэты стремились вернуть поэзии, с одной стороны, «душевность», лирическую непосредственность, с другой — насытить её социальным содержанием (сочувствие к эксплуатируемым, проповедь единения народов и т. п.). Унанимизм, полностью развернувшийся в творчестве Жюля Ромэна, есть одновременно и определённая идеологическая система и своеобразный творческий метод. Как мировоззрение унанимизм представляет собою разновидность мелкобуржуазного гуманизма. Унанимисты считают задачей художника показать «единодушную» (unanime) жизнь существ и вещей. Они стремятся обнаружить некую мистическую связь, общую «душу» того или иного случайно образовавшегося или постоянного коллектива — сборища, группы. Унанимисты культивировали своеобразную поэтическую форму, являвшуюся естественным выражением их установки на поэтическое творчество. «Поэзия, — говорит Жюль Ромэн, — должна быть непосредственной, то есть являться прямым выражением, безо всяких прикрас, всей той действительности, которую постигает наша душа». Поэтический стиль унанимистов не признает символов, аллегорий, отвергает и классические размеры и vers libre символистов, прибегая вместо них к свободно текущему ритму. Принципы унанимистского стиля изложены в двух трактатах, один из которых написан Ромэном и Шеневьером, а другой — Дюамелем и Вильдраком.

Гражданская струя в унанимизме особенно отчётлива у Шеневьера, Вильдрака, Аркоса и Жува. Как «социальные» поэты унанимисты находились под влиянием французского реформизма. Первая мировая война породила в их творчестве резкие протесты против милитаризма и сочувственные отклики на революцию в России. Политическая позиция бывших унанимистов в послевоенные годы характеризовалась постоянными колебаниями, неустойчивостью.

Библиография

• Vildrac Ch. et Duhamel G., Notes sur la technique poétique, 1910.
• Romains J. et Chennevière G., Petit traité de versification, 1923.
• Lalou R., Histoire de la litterature française contemporaine, 1922.
• Florian-Parmentier E., Histoire contemporaine des lettres françaises, 1914.
• Montfort E., Vingt-cinq ans de litterature française, 1924.
• Clouard H., La poésie française moderne..., 1924.
• Cuisenier A., J. Romains et l’unanimisme, 1935.

Ссылки

• Луков Вл. А. [modfrancelit.ru/unanimizm/ Унанимизм]. Электронная энциклопедия «Современная французская литература» (2011). Проверено 12 декабря 2011. [www.webcitation.org/65kGlhMEn Архивировано из первоисточника 26 февраля 2012].

Статья основана на материалах Литературной энциклопедии 1929—1939.

Отрывок, характеризующий Унанимизм

– Вы ищете истины для того, чтобы следовать в жизни ее законам; следовательно, вы ищете премудрости и добродетели, не так ли? – сказал ритор после минутного молчания.
– Да, да, – подтвердил Пьер.
Ритор прокашлялся, сложил на груди руки в перчатках и начал говорить:
– Теперь я должен открыть вам главную цель нашего ордена, – сказал он, – и ежели цель эта совпадает с вашею, то вы с пользою вступите в наше братство. Первая главнейшая цель и купно основание нашего ордена, на котором он утвержден, и которого никакая сила человеческая не может низвергнуть, есть сохранение и предание потомству некоего важного таинства… от самых древнейших веков и даже от первого человека до нас дошедшего, от которого таинства, может быть, зависит судьба рода человеческого. Но так как сие таинство такого свойства, что никто не может его знать и им пользоваться, если долговременным и прилежным очищением самого себя не приуготовлен, то не всяк может надеяться скоро обрести его. Поэтому мы имеем вторую цель, которая состоит в том, чтобы приуготовлять наших членов, сколько возможно, исправлять их сердце, очищать и просвещать их разум теми средствами, которые нам преданием открыты от мужей, потрудившихся в искании сего таинства, и тем учинять их способными к восприятию оного. Очищая и исправляя наших членов, мы стараемся в третьих исправлять и весь человеческий род, предлагая ему в членах наших пример благочестия и добродетели, и тем стараемся всеми силами противоборствовать злу, царствующему в мире. Подумайте об этом, и я опять приду к вам, – сказал он и вышел из комнаты.
– Противоборствовать злу, царствующему в мире… – повторил Пьер, и ему представилась его будущая деятельность на этом поприще. Ему представлялись такие же люди, каким он был сам две недели тому назад, и он мысленно обращал к ним поучительно наставническую речь. Он представлял себе порочных и несчастных людей, которым он помогал словом и делом; представлял себе угнетателей, от которых он спасал их жертвы. Из трех поименованных ритором целей, эта последняя – исправление рода человеческого, особенно близка была Пьеру. Некое важное таинство, о котором упомянул ритор, хотя и подстрекало его любопытство, не представлялось ему существенным; а вторая цель, очищение и исправление себя, мало занимала его, потому что он в эту минуту с наслаждением чувствовал себя уже вполне исправленным от прежних пороков и готовым только на одно доброе.
Через полчаса вернулся ритор передать ищущему те семь добродетелей, соответствующие семи ступеням храма Соломона, которые должен был воспитывать в себе каждый масон. Добродетели эти были: 1) скромность , соблюдение тайны ордена, 2) повиновение высшим чинам ордена, 3) добронравие, 4) любовь к человечеству, 5) мужество, 6) щедрость и 7) любовь к смерти.
– В седьмых старайтесь, – сказал ритор, – частым помышлением о смерти довести себя до того, чтобы она не казалась вам более страшным врагом, но другом… который освобождает от бедственной сей жизни в трудах добродетели томившуюся душу, для введения ее в место награды и успокоения.
«Да, это должно быть так», – думал Пьер, когда после этих слов ритор снова ушел от него, оставляя его уединенному размышлению. «Это должно быть так, но я еще так слаб, что люблю свою жизнь, которой смысл только теперь по немногу открывается мне». Но остальные пять добродетелей, которые перебирая по пальцам вспомнил Пьер, он чувствовал в душе своей: и мужество , и щедрость , и добронравие , и любовь к человечеству , и в особенности повиновение , которое даже не представлялось ему добродетелью, а счастьем. (Ему так радостно было теперь избавиться от своего произвола и подчинить свою волю тому и тем, которые знали несомненную истину.) Седьмую добродетель Пьер забыл и никак не мог вспомнить ее.