Феофано (императрица Византии)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Феофано (греч. Θεοφανώ; X век), — византийская императрица, супруга двух императоров Романа II Молодого (959—963) и Никифора II Фоки (963—969), мать императора Василия II Болгаробойцы (976—1025), его брата Константина VIII (1025—1028) и Анны, выданной замуж за великого князя Киевского Владимира Святославича[1].



Биография

Будущая царица родилась в Лаконии. Её биография похожа на исторический роман: эта, по отзыву Льва Диакона, «наиболее прекрасная, обольстительная и утонченная женщина своего времени, одинаково выделявшаяся своей красотой, способностями, честолюбием и порочностью», была дочерью константинопольского шинкаря, в заведении которого работала проституткой. Первоначально носила имя Анастасо. Она увлекла молодого наследника престола, Романа, лишившегося своей малолетней, номинальной супруги Берты; вполне овладев его сердцем, Феофано достигла царского престола.

По смерти отца Романа, Константина Багрянородного, Феофано заставила Романа изгнать из дворца его сестёр, образованных царевен, и заключить их в монастырские стены. Мать Романа, царица Елена, ненадолго пережила это горе. Преданный удовольствиям Роман царствовал недолго; по-видимому, ещё при жизни его Феофано завязала сношения с полководцем Никифором Фокой, и старый воин вполне поддался её чарам. По смерти Романа Феофано была провозглашена регентшей за своих малолетних сыновей; но скоро престолом овладел Никифор. Никифор, соблюдая благоразумное целомудрие, приказал синкеллу Антонию Студиту перевести Феофано из императорского дворца во дворец во Влахерне. Но 20 сентября отбросив всё притворство женился на Феофано.

Против сурового и нелюдимого Никифора через 6 лет образовался заговор, во главе которого стала Феофано и её любовник, блестящий сподвижник Никифора, Иоанн Цимисхий. Никифор был зверски убит, Цимисхий овладел престолом. Но Феофано ошиблась в своём сообщнике, который немедленно изгнал её из дворца, по требованию патриарха Полиевкта, возмущенного их преступлением; Феофано была увезена из дворца в келью на голый остров Антигони (Кыналыада), откуда она могла видеть свои прежние чертоги[2]. Когда ей удалось бежать и скрыться за стенами собора Святой Софии, её, мать малолетних императоров, вытащили из собора силой и отправили в отдаленный армянский монастырь; оттуда она была возвращена во дворец лишь по смерти Цимисхия, в 976 году. Разбитая постигшей её судьбой, она совершенно исчезает со страниц дворцовой истории. Она была похоронена в церкви Святых апостолов, рядом с двумя своими царственными супругами[3].

Напишите отзыв о статье "Феофано (императрица Византии)"

Примечания

  1. В старой литературе Феофано называли матерью другой Феофано, выданной замуж за императора Священной Римской империи Оттона II, однако сейчас считается, что жена Оттона была племянницей первой жены Иоанна Цимисхия. См. Балакин В. Д. Творцы Священной Римской империи. — С. 182—183.
  2. Лев Диакон. История (Книга VI, глава 4).
  3. Лев Диакон, 1988, с. 195.

Литература

Отрывок, характеризующий Феофано (императрица Византии)

«Так вот она какая, а я то дурак!» думал он, глядя на ее блестящие глаза и счастливую, восторженную, из под усов делающую ямочки на щеках, улыбку, которой он не видал прежде.
– Я ничего не боюсь, – сказала Соня. – Можно сейчас? – Она встала. Соне рассказали, где амбар, как ей молча стоять и слушать, и подали ей шубку. Она накинула ее себе на голову и взглянула на Николая.
«Что за прелесть эта девочка!» подумал он. «И об чем я думал до сих пор!»
Соня вышла в коридор, чтобы итти в амбар. Николай поспешно пошел на парадное крыльцо, говоря, что ему жарко. Действительно в доме было душно от столпившегося народа.
На дворе был тот же неподвижный холод, тот же месяц, только было еще светлее. Свет был так силен и звезд на снеге было так много, что на небо не хотелось смотреть, и настоящих звезд было незаметно. На небе было черно и скучно, на земле было весело.
«Дурак я, дурак! Чего ждал до сих пор?» подумал Николай и, сбежав на крыльцо, он обошел угол дома по той тропинке, которая вела к заднему крыльцу. Он знал, что здесь пойдет Соня. На половине дороги стояли сложенные сажени дров, на них был снег, от них падала тень; через них и с боку их, переплетаясь, падали тени старых голых лип на снег и дорожку. Дорожка вела к амбару. Рубленная стена амбара и крыша, покрытая снегом, как высеченная из какого то драгоценного камня, блестели в месячном свете. В саду треснуло дерево, и опять всё совершенно затихло. Грудь, казалось, дышала не воздухом, а какой то вечно молодой силой и радостью.
С девичьего крыльца застучали ноги по ступенькам, скрыпнуло звонко на последней, на которую был нанесен снег, и голос старой девушки сказал:
– Прямо, прямо, вот по дорожке, барышня. Только не оглядываться.
– Я не боюсь, – отвечал голос Сони, и по дорожке, по направлению к Николаю, завизжали, засвистели в тоненьких башмачках ножки Сони.
Соня шла закутавшись в шубку. Она была уже в двух шагах, когда увидала его; она увидала его тоже не таким, каким она знала и какого всегда немножко боялась. Он был в женском платье со спутанными волосами и с счастливой и новой для Сони улыбкой. Соня быстро подбежала к нему.
«Совсем другая, и всё та же», думал Николай, глядя на ее лицо, всё освещенное лунным светом. Он продел руки под шубку, прикрывавшую ее голову, обнял, прижал к себе и поцеловал в губы, над которыми были усы и от которых пахло жженой пробкой. Соня в самую середину губ поцеловала его и, выпростав маленькие руки, с обеих сторон взяла его за щеки.
– Соня!… Nicolas!… – только сказали они. Они подбежали к амбару и вернулись назад каждый с своего крыльца.


Когда все поехали назад от Пелагеи Даниловны, Наташа, всегда всё видевшая и замечавшая, устроила так размещение, что Луиза Ивановна и она сели в сани с Диммлером, а Соня села с Николаем и девушками.
Николай, уже не перегоняясь, ровно ехал в обратный путь, и всё вглядываясь в этом странном, лунном свете в Соню, отыскивал при этом всё переменяющем свете, из под бровей и усов свою ту прежнюю и теперешнюю Соню, с которой он решил уже никогда не разлучаться. Он вглядывался, и когда узнавал всё ту же и другую и вспоминал, слышав этот запах пробки, смешанный с чувством поцелуя, он полной грудью вдыхал в себя морозный воздух и, глядя на уходящую землю и блестящее небо, он чувствовал себя опять в волшебном царстве.
– Соня, тебе хорошо? – изредка спрашивал он.
– Да, – отвечала Соня. – А тебе ?
На середине дороги Николай дал подержать лошадей кучеру, на минутку подбежал к саням Наташи и стал на отвод.