Феофано (императрица Священной Римской империи)
| Феофано греч. Θεοφανώ лат. Theophanu<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;">  </td></tr>
<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Оттон II и Феофано</td></tr> | ||
| ||
|---|---|---|
| 14 апреля 972 — 15 июня 991 | ||
| Коронация: | 14 апреля 972, Рим, Собор Святого Петра | |
| Рождение: | ок. 960 Константинополь | |
| Смерть: | 15 июня 991 Нимвеген | |
| Место погребения: | Кёльн, церковь Святого Пантелеймона | |
| Род: | Склиры | |
| Отец: | Константин Склир | |
| Мать: | София Фокиня | |
| Супруг: | Оттон II Рыжий | |
| Дети: | сын: Оттон III «Чудо мира» дочери: Адельгейда, София, Матильда, дочь | |
Феофано Склераина (греч. Θεοφανώ Σκλήραινα, лат. Theophanu, ок. 960 — 15 июня 991) — императрица Священной Римской империи, жена императора Оттона II Рыжего; с 983 года — регентша при сыне, императоре Оттоне III. Феофано сыграла важную роль в истории Германии, внеся большой вклад в её культурное развитие.
Содержание
Происхождение
Долгое время считалось, что Феофано — дочь императора Византии (либо Романа II и его жены Феофано, либо Константина VII Багрянородного). Однако не существует никаких упоминаний о её «порфирородности». Большинство источников не говорят о её царственном происхождении, а анналы Монте-Кассино говорят о Феофано как о племяннице императора Иоанна I Цимисхия[1].
Согласно современным исследованиям отцом Феофано был Константин Склир (греч. Κωνσταντίνος Σκληρός), брат знаменитого военачальника Варды Склира (ум. 991), несколько раз восстававшего против императора Василия II Болгаробойцы. Матерью Феофано была София Фокина (греч. Σοφία Φώκαινα), племянница императора Никифора II Фоки. Сестра Константина Склира, Мария Склирена (греч. Μαρία Σκλήραινα) была первой женой императора Иоанна I Цимисхия, который, таким образом, оказался дядей Феофано по браку.
Брак с наследником Священной Римской империи
О её детстве ничего не известно. Она получила хорошее образование, современники характеризовали её как скромную, красивую, умную, красноречивую и образованную девушку.[2] Она свободно владела, наряду с родным греческим, латынью, позже быстро выучила немецкий язык. Она была знатоком античных мастеров, знала работы поэтов и мыслителей своего времени.
С 967 года император Священной Римской империи Оттон I Великий вёл с Византией переговоры о браке своего сына и наследника, Оттона II, коронованного в том же году императорской короной, с византийской принцессой Анной, дочерью императора Романа II. Для этого Оттон I был готов вернуть Византии подчинённую им Апулию. Однако только после убийства императора Никифора II Фоки в 969 году переговоры сдвинулись с мёртвой точки. Новый император, Иоанн I Цимисхий, был заинтересован из внутриполитических соображений в мире с Оттоном. В результате в 972 году стороны пришли к соглашению, по которому Оттон отказывался от Апулии, но сохранял Беневенто и Капую, за что его сыну была обещана рука византийской принцессы. Однако ей стала не Анна[3], а Феофано, племянница самого Иоанна.
В начале 972 года Феофано в сопровождении большой свиты и с дарами от византийского императора прибыла в Апулию, откуда в сопровождении специального посольства, посланного Оттоном I ей навстречу, была препровождена в Рим, где находился в это время двор императора. 14 апреля 972 года в Соборе Святого Петра Феофано была обвенчана с Оттоном II папой Иоанном XIII, который также помазал и короновал её императорской короной.
Императрица
Во время правления мужа Феофано появлялась в документах как его соправительница («consors regni» или «coimperatrix»). Известно, что она постоянно сопровождала мужа в его походах и имела на него немалое влияние.
После смерти мужа 7 декабря 983 новым правителем империи стал их малолетний сын, Оттон III, коронованный на рождество 983 года в Ахене королевской короной[4]. Поскольку Феофано и мать Оттона II, Адельгейда, ещё не вернулись из Италии, трёхлетнего короля временно передали на попечение архиепископа Кёльна Варина. О притязаниях на опеку над Оттоном сразу же заявили несколько человек, включая бывшего герцога Баварии Генриха II Сварливого, ближайшего родственника Оттона III по мужской линии[5]. Генрих за восстание против Оттона II был лишён своих владений и отправлен в Утрехт под надзор епископа, но после смерти императора освободился и забрал у Варина маленького короля. Большинство знати первоначально поддержали Генриха, но после того, как он 23 марта 984 года был провозглашён своими сторонниками королём, образовалась группа знати во главе с архиепископом Майнца Виллигизом. В результате его стараний при поддержке саксонской знати Оттон III был передан матери, Феофано, которая вернулась из Италии.
Феофано вместе с Адельгейдой стали осуществлять управление Империей. Адельгейда вскоре была послана в Павию, откуда осуществляла управление Итальянским королевством[6]. Главными помощниками Феофано стали архиепископ Виллигиз, эрцканцлер Империи, и Хильдебранд, епископ Вормса и канцлер.
В июне 985 года во Франкфурте было достигнуто окончательное примирение с Генрихом, который получил назад Баварию. После этого Феофано в сопровождении сына и огромной свиты совершила объезд королевства, побывав в Рейнской области, Саксонии и Баварии.
В Пасху 986 года в Кведлинбурге Феофано провела собрание знати, которое подтвердило королевские права шестилетнего Оттона. Тогда же состоялся коронационный пир и, возможно, «торжественная коронация».
Управляя королевством от имени сына, Феофано проводила осмотрительную и успешную политику, предотвратив ослабление центральной власти из-за малолетства Оттона. Ей также удалось сохранить Лотарингию, которую пытались захватить короли Западно-Франкского королевства Лотарь и Людовик V Ленивый, но после их смерти в 987 году был заключён мир с новым королём, Гуго Капетом. В результате поездки в Италию в 989—990 годах ей удалось заставить местную знать считаться с господством своего сына, где его власть первоначально не воспринимали всерьёз. Для этого в Риме, власть в котором находилась в руках рода Кресценциев, и в Равеннском архиепископстве она воспользовалась императорскими правами, причём в документах она названа мужским титулом «император август» («imperator augustus»)[7]. По мнению историков, это путешествие стало апогеем её правления.
Но уже через год после возвращения в Германию, 15 июня 991 года Феофано умерла в Нимвегене. Управление империей перешло к Адельгейде. Похоронили Феофано в монастырской церкви Святого Пантелеймона в Кёльне.
Брак и дети
Муж: с 14 апреля 972 года (Рим, Собор Святого Петра) Оттон II Рыжий (955 — 7 декабря 983), император Священной Римской империи.
- Адельгейда (977 — 14 января 1044), аббатисса в Кведлинбурге с 999 года
- София (978 — 30 января 1039), аббатисса в Гандерсхайме с 1002 года и Эссене с 1011 года
- Матильда (979 — 4 ноября 1025), муж: Эццо (955 — 21 мая 1034), пфальцграф Лотарингии
- Оттон III (980—1002), император Священной Римской империи с 983 года
- дочь (980 — до 8 октября 980), сестра-близнец Оттона III, умершая в младенчестве.
Предки
| Константин Склир | ||||||||||||||||
| Константин Македон | ||||||||||||||||
| Варда Македон, брат Василия I | ||||||||||||||||
| Григория Македон | ||||||||||||||||
| Феофано Склир | ||||||||||||||||
| Никифор Фока | ||||||||||||||||
| Варда Фока Старший | ||||||||||||||||
| Лев Фока Младший | ||||||||||||||||
| Евдоким Малеин | ||||||||||||||||
| ? Малеин | ||||||||||||||||
| Анастасия, племянница Романа I | ||||||||||||||||
| София Фока | ||||||||||||||||
| ? Куркуасы | ||||||||||||||||
Напишите отзыв о статье "Феофано (императрица Священной Римской империи)"
Примечания
- ↑ Балакин В. Д. Творцы Священной Римской империи. — С. 182—183.
- ↑ Балакин В. Д. Творцы Священной Римской империи. — С. 184.
- ↑ Позже Анна была выдана замуж за великого князя Киевского Владимира I Святославича.
- ↑ Оттон II умер в Риме, известие о его смерти пришло уже после коронации Оттона III.
- ↑ Генрих был двоюродным братом Оттона II.
- ↑ Адельгейда, как вдова короля Италии Лотаря II, обладала в Италии большим авторитетом. Кроме того, Феофано и Адельгейда не очень ладили друг с другом, поэтому Феофано старалась держать её подальше от себя.
- ↑ Бульст-Тиле Мария Луиза, Йордан Карл, Флекенштейн Йозеф. Священная Римская империя: эпоха становления. — С. 113.
Литература
- Балакин В. Д. Творцы Священной Римской империи. — М.: Молодая гвардия, 2004. — 356 с. — (Жизнь замечательных людей: Серия биографий; Вып. 1095 (895)). — 5000 экз. — ISBN 5-235-02660-8.
- Бульст-Тиле Мария Луиза, Йордан Карл, Флекенштейн Йозеф. Священная Римская империя: эпоха становления / Пер. с нем. Дробинской К.Л., Неборской Л.Н. под редакцией Ермаченко И.О. — СПб.: Евразия, 2008. — 480 с. — 1000 экз. — ISBN 978-5-8071-310-9.
- Davids, Adelbert. [books.google.ru/books?id=Db9Z_BagLw8C&printsec=frontcover&source=gbs_summary_r&cad=0 The Empress Theophano: Byzantium and the West at the turn of the first millennium]. — Cambridge University Press, 2002. — 344 p. — ISBN 0-521-52467-9. (англ.)
- Hans K. Schulze. Die Heiratsurkunde der Kaiserin Theophanu: Die griechische Kaiserin und das römisch-deutsche Reich 972—991. — Hannover: Hahnsche Buchhandlung, 2007. — P. 119. — ISBN 978-3-7752-6124-1. (нем.)
Ссылки
- [fmg.ac/Projects/MedLands/BYZANTIUM.htm#Theophanodied991 Byzantium 395-1057: Theophano] (англ.). Foundation for Medieval Genealogy. Проверено 21 декабря 2011. [www.webcitation.org/66QNyU9qM Архивировано из первоисточника 25 марта 2012].
- [www.manfred-hiebl.de/genealogie-mittelalter/deutschland_koenige_2/theophano_deutsche_koenigin_991_skleros_liudolfinger/theophano_sklerina_deutsche_koenigin_991.html Theophano Sklerina] (нем.). Genealogie des Mittelalters. Проверено 21 декабря 2011. [www.webcitation.org/66QNzEaQd Архивировано из первоисточника 25 марта 2012].
Отрывок, характеризующий Феофано (императрица Священной Римской империи)
Крики и огни в неприятельской армии происходили оттого, что в то время, как по войскам читали приказ Наполеона, сам император верхом объезжал свои бивуаки. Солдаты, увидав императора, зажигали пуки соломы и с криками: vive l'empereur! бежали за ним. Приказ Наполеона был следующий:
«Солдаты! Русская армия выходит против вас, чтобы отмстить за австрийскую, ульмскую армию. Это те же баталионы, которые вы разбили при Голлабрунне и которые вы с тех пор преследовали постоянно до этого места. Позиции, которые мы занимаем, – могущественны, и пока они будут итти, чтоб обойти меня справа, они выставят мне фланг! Солдаты! Я сам буду руководить вашими баталионами. Я буду держаться далеко от огня, если вы, с вашей обычной храбростью, внесете в ряды неприятельские беспорядок и смятение; но если победа будет хоть одну минуту сомнительна, вы увидите вашего императора, подвергающегося первым ударам неприятеля, потому что не может быть колебания в победе, особенно в тот день, в который идет речь о чести французской пехоты, которая так необходима для чести своей нации.
Под предлогом увода раненых не расстроивать ряда! Каждый да будет вполне проникнут мыслию, что надо победить этих наемников Англии, воодушевленных такою ненавистью против нашей нации. Эта победа окончит наш поход, и мы можем возвратиться на зимние квартиры, где застанут нас новые французские войска, которые формируются во Франции; и тогда мир, который я заключу, будет достоин моего народа, вас и меня.
Наполеон».
В 5 часов утра еще было совсем темно. Войска центра, резервов и правый фланг Багратиона стояли еще неподвижно; но на левом фланге колонны пехоты, кавалерии и артиллерии, долженствовавшие первые спуститься с высот, для того чтобы атаковать французский правый фланг и отбросить его, по диспозиции, в Богемские горы, уже зашевелились и начали подниматься с своих ночлегов. Дым от костров, в которые бросали всё лишнее, ел глаза. Было холодно и темно. Офицеры торопливо пили чай и завтракали, солдаты пережевывали сухари, отбивали ногами дробь, согреваясь, и стекались против огней, бросая в дрова остатки балаганов, стулья, столы, колеса, кадушки, всё лишнее, что нельзя было увезти с собою. Австрийские колонновожатые сновали между русскими войсками и служили предвестниками выступления. Как только показывался австрийский офицер около стоянки полкового командира, полк начинал шевелиться: солдаты сбегались от костров, прятали в голенища трубочки, мешочки в повозки, разбирали ружья и строились. Офицеры застегивались, надевали шпаги и ранцы и, покрикивая, обходили ряды; обозные и денщики запрягали, укладывали и увязывали повозки. Адъютанты, батальонные и полковые командиры садились верхами, крестились, отдавали последние приказания, наставления и поручения остающимся обозным, и звучал однообразный топот тысячей ног. Колонны двигались, не зная куда и не видя от окружавших людей, от дыма и от усиливающегося тумана ни той местности, из которой они выходили, ни той, в которую они вступали.
Солдат в движении так же окружен, ограничен и влеком своим полком, как моряк кораблем, на котором он находится. Как бы далеко он ни прошел, в какие бы странные, неведомые и опасные широты ни вступил он, вокруг него – как для моряка всегда и везде те же палубы, мачты, канаты своего корабля – всегда и везде те же товарищи, те же ряды, тот же фельдфебель Иван Митрич, та же ротная собака Жучка, то же начальство. Солдат редко желает знать те широты, в которых находится весь корабль его; но в день сражения, Бог знает как и откуда, в нравственном мире войска слышится одна для всех строгая нота, которая звучит приближением чего то решительного и торжественного и вызывает их на несвойственное им любопытство. Солдаты в дни сражений возбужденно стараются выйти из интересов своего полка, прислушиваются, приглядываются и жадно расспрашивают о том, что делается вокруг них.
Туман стал так силен, что, несмотря на то, что рассветало, не видно было в десяти шагах перед собою. Кусты казались громадными деревьями, ровные места – обрывами и скатами. Везде, со всех сторон, можно было столкнуться с невидимым в десяти шагах неприятелем. Но долго шли колонны всё в том же тумане, спускаясь и поднимаясь на горы, минуя сады и ограды, по новой, непонятной местности, нигде не сталкиваясь с неприятелем. Напротив того, то впереди, то сзади, со всех сторон, солдаты узнавали, что идут по тому же направлению наши русские колонны. Каждому солдату приятно становилось на душе оттого, что он знал, что туда же, куда он идет, то есть неизвестно куда, идет еще много, много наших.
– Ишь ты, и курские прошли, – говорили в рядах.
– Страсть, братец ты мой, что войски нашей собралось! Вечор посмотрел, как огни разложили, конца краю не видать. Москва, – одно слово!
Хотя никто из колонных начальников не подъезжал к рядам и не говорил с солдатами (колонные начальники, как мы видели на военном совете, были не в духе и недовольны предпринимаемым делом и потому только исполняли приказания и не заботились о том, чтобы повеселить солдат), несмотря на то, солдаты шли весело, как и всегда, идя в дело, в особенности в наступательное. Но, пройдя около часу всё в густом тумане, большая часть войска должна была остановиться, и по рядам пронеслось неприятное сознание совершающегося беспорядка и бестолковщины. Каким образом передается это сознание, – весьма трудно определить; но несомненно то, что оно передается необыкновенно верно и быстро разливается, незаметно и неудержимо, как вода по лощине. Ежели бы русское войско было одно, без союзников, то, может быть, еще прошло бы много времени, пока это сознание беспорядка сделалось бы общею уверенностью; но теперь, с особенным удовольствием и естественностью относя причину беспорядков к бестолковым немцам, все убедились в том, что происходит вредная путаница, которую наделали колбасники.
– Что стали то? Аль загородили? Или уж на француза наткнулись?
– Нет не слыхать. А то палить бы стал.
– То то торопили выступать, а выступили – стали без толку посереди поля, – всё немцы проклятые путают. Эки черти бестолковые!
– То то я бы их и пустил наперед. А то, небось, позади жмутся. Вот и стой теперь не емши.
– Да что, скоро ли там? Кавалерия, говорят, дорогу загородила, – говорил офицер.
– Эх, немцы проклятые, своей земли не знают, – говорил другой.
– Вы какой дивизии? – кричал, подъезжая, адъютант.
– Осьмнадцатой.
– Так зачем же вы здесь? вам давно бы впереди должно быть, теперь до вечера не пройдете.
– Вот распоряжения то дурацкие; сами не знают, что делают, – говорил офицер и отъезжал.
Потом проезжал генерал и сердито не по русски кричал что то.
– Тафа лафа, а что бормочет, ничего не разберешь, – говорил солдат, передразнивая отъехавшего генерала. – Расстрелял бы я их, подлецов!
– В девятом часу велено на месте быть, а мы и половины не прошли. Вот так распоряжения! – повторялось с разных сторон.
И чувство энергии, с которым выступали в дело войска, начало обращаться в досаду и злобу на бестолковые распоряжения и на немцев.
Причина путаницы заключалась в том, что во время движения австрийской кавалерии, шедшей на левом фланге, высшее начальство нашло, что наш центр слишком отдален от правого фланга, и всей кавалерии велено было перейти на правую сторону. Несколько тысяч кавалерии продвигалось перед пехотой, и пехота должна была ждать.
Впереди произошло столкновение между австрийским колонновожатым и русским генералом. Русский генерал кричал, требуя, чтобы остановлена была конница; австриец доказывал, что виноват был не он, а высшее начальство. Войска между тем стояли, скучая и падая духом. После часовой задержки войска двинулись, наконец, дальше и стали спускаться под гору. Туман, расходившийся на горе, только гуще расстилался в низах, куда спустились войска. Впереди, в тумане, раздался один, другой выстрел, сначала нескладно в разных промежутках: тратта… тат, и потом всё складнее и чаще, и завязалось дело над речкою Гольдбахом.
Не рассчитывая встретить внизу над речкою неприятеля и нечаянно в тумане наткнувшись на него, не слыша слова одушевления от высших начальников, с распространившимся по войскам сознанием, что было опоздано, и, главное, в густом тумане не видя ничего впереди и кругом себя, русские лениво и медленно перестреливались с неприятелем, подвигались вперед и опять останавливались, не получая во время приказаний от начальников и адъютантов, которые блудили по туману в незнакомой местности, не находя своих частей войск. Так началось дело для первой, второй и третьей колонны, которые спустились вниз. Четвертая колонна, при которой находился сам Кутузов, стояла на Праценских высотах.
В низах, где началось дело, был всё еще густой туман, наверху прояснело, но всё не видно было ничего из того, что происходило впереди. Были ли все силы неприятеля, как мы предполагали, за десять верст от нас или он был тут, в этой черте тумана, – никто не знал до девятого часа.
Было 9 часов утра. Туман сплошным морем расстилался по низу, но при деревне Шлапанице, на высоте, на которой стоял Наполеон, окруженный своими маршалами, было совершенно светло. Над ним было ясное, голубое небо, и огромный шар солнца, как огромный пустотелый багровый поплавок, колыхался на поверхности молочного моря тумана. Не только все французские войска, но сам Наполеон со штабом находился не по ту сторону ручьев и низов деревень Сокольниц и Шлапаниц, за которыми мы намеревались занять позицию и начать дело, но по сю сторону, так близко от наших войск, что Наполеон простым глазом мог в нашем войске отличать конного от пешего. Наполеон стоял несколько впереди своих маршалов на маленькой серой арабской лошади, в синей шинели, в той самой, в которой он делал итальянскую кампанию. Он молча вглядывался в холмы, которые как бы выступали из моря тумана, и по которым вдалеке двигались русские войска, и прислушивался к звукам стрельбы в лощине. В то время еще худое лицо его не шевелилось ни одним мускулом; блестящие глаза были неподвижно устремлены на одно место. Его предположения оказывались верными. Русские войска частью уже спустились в лощину к прудам и озерам, частью очищали те Праценские высоты, которые он намерен был атаковать и считал ключом позиции. Он видел среди тумана, как в углублении, составляемом двумя горами около деревни Прац, всё по одному направлению к лощинам двигались, блестя штыками, русские колонны и одна за другой скрывались в море тумана. По сведениям, полученным им с вечера, по звукам колес и шагов, слышанным ночью на аванпостах, по беспорядочности движения русских колонн, по всем предположениям он ясно видел, что союзники считали его далеко впереди себя, что колонны, двигавшиеся близ Працена, составляли центр русской армии, и что центр уже достаточно ослаблен для того, чтобы успешно атаковать его. Но он всё еще не начинал дела.
