Майнц

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Город
Майнц
Mainz</div>
Герб
Страна
Германия
Земля
Рейнланд-Пфальц
Координаты
Прежние названия
Могонтиак (Mogontiacum)
Площадь
97,75 км²
Население
199 237 человек (2010)
Часовой пояс
Телефонный код
06131, 06136
Почтовый индекс
55001-55131
Автомобильный код
MZ
Официальный сайт
[www.mainz.de/ nz.de]

Майнц (нем. Mainz) — город в Германии, столица земли Рейнланд-Пфальц. Население 192 170 человек.





История

Майнц («Mogontiacum») в эпоху римлян был регионом выдающегося значения. Своё начало город берёт 2000 лет назад (13 год до н.э) с возникновения римского лагеря на Кестрихе. Тогдашнее название «Могонтиациум», имеет кельтские корни и связано с именем древнекельтского бога Могона. Вскоре он стал наряду с Кёльном и Триром одним из трех крупных военных, административных, торговых и культурных центров севернее Альп.

Раскопки ранних времён (римские корабли, триумфальная арка Германика) подтверждают особое значение места. После разрушений во время волнений 69/70 гг. н.э легионерский лагерь был перестроен из деревянного в каменный; в 70-х годах возник римский акведук, который вёл от источников в Финтене четыре километра до Кестриха («Римские камни»). Когда Майнц в 90 году стал столицей новой провинции «Верхняя Германия», добавились помпезные постройки, среди которых дворец наместника недалеко от моста через Рейн. Согласно предположениям примерно в это время уже существовал римский театр (на месте сегодняшнего Южного вокзала). Постепенно регион начал подвергаться натискам со с стороны германского племени Алеманов. Поначалу, построенная приблизительно в 250 году городская стена защищала, но столетие позже римляне вынуждены были оставить лагерь. В 368 году германский князь алеманов Рандо опустошил город, в 406 году это сделали вандалы, свевы и аланы. Их атаки означали конец римского владычества в Майнце.

Позже, в XVIII веке последовала эпоха Майнцской республики, после падения монархии во Франции и провозглашения французской республики — вторжение французов в Священную римскую империю немецкой нации для «освобождения бесправного народа». Позднее возник Рейнско-немецкий национальный конвент в рамках Рейнско-Немецкого свободного государства. В 1793 году последовало формальное присоединение к Франции, а позднее осада, обстрел и ликвидация Майнцской республики.

«Этот собор над Рейном остался бы в моей памяти во всем своем величии и власти, даже если бы я его никогда больше не увидела», - писала Анна Зегерс. Исполинский собор формирует, как и 1000 лет тому назад, лицо города и выражает его историю. Майнц, пункт пересечения дорог для многих народов стал, благодаря деятельности Святого Бонифация, с 746—747 гг. церковным центром севернее Альп. Он получил звание «Святой престол», когда в 975—1011 гг. в Майнце правил Виллигис. Этот архиепископ, заодно и эрцканцлер Германской империи начал в 975 году возведение собора; примером послужил старый собор Святого Петра в Риме. В течение нескольких столетий в Майнцском соборе прошли 7 коронаций. Однако же день освящения в августе 1009 года новое здание не пережило: пожар разрушил его, и заново он был отстроен только в 1036 году.

Виллигис был погребён в соборе. От этого времени остался самый старый элемент романской колонной базилики: бронзовые дверные створки рыночного портала. Надпись на этих воротах указывает на их создателя. Три нефа, два хора и многочисленные часовенные флигели. Западный хор с главным алтарём посвящён Святому Мартину, восточный Святому Стефану. Растущие в течение столетий «соборные горы» из красного песчаника образуют контраст с выступающей часовней Готтхарда, построенной из светлого камня, которую по рапоряжению архиепископа Адальберта возвели 1137 лет тому назад[когда?] в качестве домашней часовни архиепископов; там хранится Распятие эпохи Штауфенов. На дворе архитектор Игнац Михаэль Нойманн, сын знаменитого архитектора эпохи барокко Бальтазара Нойманна, построил в 1778—1779 гг. соборные дома. Он снабдил их пожаростойкой каменной крышей. Собор, за несколько столетий, горел семь раз, и страх перед новыми пожарами был высок. После разрушения удара молнии западная башня над средокрестием получила от Нойманна новый шпиль который своими формами перекликается с колокольней. Построена она уже из камня, а не как прежде из дерева. Посетителю, который приближается с другой стороны Рейна, город предлагает силуэт, совмещающий все в одну, и не только вечером завораживающую панораму. Элегантна и стройна церковь Святого Петра. Церковь Иисуса Христа со своим 80-метровым, покрытым медью куполом, господствует до сегодняшнего дня на Кайзерштрассе и проводит границу между старым и новым городами. Построенная Эдуардом Крейсигом в 1895 году в стиле высокого ренессанса после почти полного разрушения в последние дни войны, отстраивалась заново с 1952 года — к церкви добавился колокольный звон, который можно слышать 3 раза в день.

Культура

Майнц — один из медиацентров Германии. Именно здесь Иоганн Гутенберг изобрёл книгопечатание.

В районе Майнца, Майнц-Лерхенберге, расположена штаб-квартира второго канала немецкого федерального телевидения ZDF.

Достопримечательности

Города-побратимы

Города-партнёры

Знаменитые люди, связанные с городом

В астрономии

В честь Майнца назван астероид (766) Могунтия (англ.), открытый в 1913 году немецким астрономом Францем Кайзером, который обучался в Майнцском университете.

Напишите отзыв о статье "Майнц"

Литература

Ссылки

  • [www.mainz.de/WGAPublisher/online/html/default/home Официальный сайт города Майнц].

Отрывок, характеризующий Майнц

Лично князь Андрей не знал Аракчеева и никогда не видал его, но всё, что он знал о нем, мало внушало ему уважения к этому человеку.
«Он – военный министр, доверенное лицо государя императора; никому не должно быть дела до его личных свойств; ему поручено рассмотреть мою записку, следовательно он один и может дать ход ей», думал князь Андрей, дожидаясь в числе многих важных и неважных лиц в приемной графа Аракчеева.
Князь Андрей во время своей, большей частью адъютантской, службы много видел приемных важных лиц и различные характеры этих приемных были для него очень ясны. У графа Аракчеева был совершенно особенный характер приемной. На неважных лицах, ожидающих очереди аудиенции в приемной графа Аракчеева, написано было чувство пристыженности и покорности; на более чиновных лицах выражалось одно общее чувство неловкости, скрытое под личиной развязности и насмешки над собою, над своим положением и над ожидаемым лицом. Иные задумчиво ходили взад и вперед, иные шепчась смеялись, и князь Андрей слышал sobriquet [насмешливое прозвище] Силы Андреича и слова: «дядя задаст», относившиеся к графу Аракчееву. Один генерал (важное лицо) видимо оскорбленный тем, что должен был так долго ждать, сидел перекладывая ноги и презрительно сам с собой улыбаясь.
Но как только растворялась дверь, на всех лицах выражалось мгновенно только одно – страх. Князь Андрей попросил дежурного другой раз доложить о себе, но на него посмотрели с насмешкой и сказали, что его черед придет в свое время. После нескольких лиц, введенных и выведенных адъютантом из кабинета министра, в страшную дверь был впущен офицер, поразивший князя Андрея своим униженным и испуганным видом. Аудиенция офицера продолжалась долго. Вдруг послышались из за двери раскаты неприятного голоса, и бледный офицер, с трясущимися губами, вышел оттуда, и схватив себя за голову, прошел через приемную.
Вслед за тем князь Андрей был подведен к двери, и дежурный шопотом сказал: «направо, к окну».
Князь Андрей вошел в небогатый опрятный кабинет и у стола увидал cорокалетнего человека с длинной талией, с длинной, коротко обстриженной головой и толстыми морщинами, с нахмуренными бровями над каре зелеными тупыми глазами и висячим красным носом. Аракчеев поворотил к нему голову, не глядя на него.
– Вы чего просите? – спросил Аракчеев.
– Я ничего не… прошу, ваше сиятельство, – тихо проговорил князь Андрей. Глаза Аракчеева обратились на него.
– Садитесь, – сказал Аракчеев, – князь Болконский?
– Я ничего не прошу, а государь император изволил переслать к вашему сиятельству поданную мною записку…
– Изволите видеть, мой любезнейший, записку я вашу читал, – перебил Аракчеев, только первые слова сказав ласково, опять не глядя ему в лицо и впадая всё более и более в ворчливо презрительный тон. – Новые законы военные предлагаете? Законов много, исполнять некому старых. Нынче все законы пишут, писать легче, чем делать.
– Я приехал по воле государя императора узнать у вашего сиятельства, какой ход вы полагаете дать поданной записке? – сказал учтиво князь Андрей.
– На записку вашу мной положена резолюция и переслана в комитет. Я не одобряю, – сказал Аракчеев, вставая и доставая с письменного стола бумагу. – Вот! – он подал князю Андрею.
На бумаге поперег ее, карандашом, без заглавных букв, без орфографии, без знаков препинания, было написано: «неосновательно составлено понеже как подражание списано с французского военного устава и от воинского артикула без нужды отступающего».
– В какой же комитет передана записка? – спросил князь Андрей.
– В комитет о воинском уставе, и мною представлено о зачислении вашего благородия в члены. Только без жалованья.
Князь Андрей улыбнулся.
– Я и не желаю.
– Без жалованья членом, – повторил Аракчеев. – Имею честь. Эй, зови! Кто еще? – крикнул он, кланяясь князю Андрею.


Ожидая уведомления о зачислении его в члены комитета, князь Андрей возобновил старые знакомства особенно с теми лицами, которые, он знал, были в силе и могли быть нужны ему. Он испытывал теперь в Петербурге чувство, подобное тому, какое он испытывал накануне сражения, когда его томило беспокойное любопытство и непреодолимо тянуло в высшие сферы, туда, где готовилось будущее, от которого зависели судьбы миллионов. Он чувствовал по озлоблению стариков, по любопытству непосвященных, по сдержанности посвященных, по торопливости, озабоченности всех, по бесчисленному количеству комитетов, комиссий, о существовании которых он вновь узнавал каждый день, что теперь, в 1809 м году, готовилось здесь, в Петербурге, какое то огромное гражданское сражение, которого главнокомандующим было неизвестное ему, таинственное и представлявшееся ему гениальным, лицо – Сперанский. И самое ему смутно известное дело преобразования, и Сперанский – главный деятель, начинали так страстно интересовать его, что дело воинского устава очень скоро стало переходить в сознании его на второстепенное место.
Князь Андрей находился в одном из самых выгодных положений для того, чтобы быть хорошо принятым во все самые разнообразные и высшие круги тогдашнего петербургского общества. Партия преобразователей радушно принимала и заманивала его, во первых потому, что он имел репутацию ума и большой начитанности, во вторых потому, что он своим отпущением крестьян на волю сделал уже себе репутацию либерала. Партия стариков недовольных, прямо как к сыну своего отца, обращалась к нему за сочувствием, осуждая преобразования. Женское общество, свет , радушно принимали его, потому что он был жених, богатый и знатный, и почти новое лицо с ореолом романической истории о его мнимой смерти и трагической кончине жены. Кроме того, общий голос о нем всех, которые знали его прежде, был тот, что он много переменился к лучшему в эти пять лет, смягчился и возмужал, что не было в нем прежнего притворства, гордости и насмешливости, и было то спокойствие, которое приобретается годами. О нем заговорили, им интересовались и все желали его видеть.
На другой день после посещения графа Аракчеева князь Андрей был вечером у графа Кочубея. Он рассказал графу свое свидание с Силой Андреичем (Кочубей так называл Аракчеева с той же неопределенной над чем то насмешкой, которую заметил князь Андрей в приемной военного министра).
– Mon cher, [Дорогой мой,] даже в этом деле вы не минуете Михаил Михайловича. C'est le grand faiseur. [Всё делается им.] Я скажу ему. Он обещался приехать вечером…
– Какое же дело Сперанскому до военных уставов? – спросил князь Андрей.
Кочубей, улыбнувшись, покачал головой, как бы удивляясь наивности Болконского.
– Мы с ним говорили про вас на днях, – продолжал Кочубей, – о ваших вольных хлебопашцах…
– Да, это вы, князь, отпустили своих мужиков? – сказал Екатерининский старик, презрительно обернувшись на Болконского.
– Маленькое именье ничего не приносило дохода, – отвечал Болконский, чтобы напрасно не раздражать старика, стараясь смягчить перед ним свой поступок.
– Vous craignez d'etre en retard, [Боитесь опоздать,] – сказал старик, глядя на Кочубея.
– Я одного не понимаю, – продолжал старик – кто будет землю пахать, коли им волю дать? Легко законы писать, а управлять трудно. Всё равно как теперь, я вас спрашиваю, граф, кто будет начальником палат, когда всем экзамены держать?
– Те, кто выдержат экзамены, я думаю, – отвечал Кочубей, закидывая ногу на ногу и оглядываясь.
– Вот у меня служит Пряничников, славный человек, золото человек, а ему 60 лет, разве он пойдет на экзамены?…
– Да, это затруднительно, понеже образование весьма мало распространено, но… – Граф Кочубей не договорил, он поднялся и, взяв за руку князя Андрея, пошел навстречу входящему высокому, лысому, белокурому человеку, лет сорока, с большим открытым лбом и необычайной, странной белизной продолговатого лица. На вошедшем был синий фрак, крест на шее и звезда на левой стороне груди. Это был Сперанский. Князь Андрей тотчас узнал его и в душе его что то дрогнуло, как это бывает в важные минуты жизни. Было ли это уважение, зависть, ожидание – он не знал. Вся фигура Сперанского имела особенный тип, по которому сейчас можно было узнать его. Ни у кого из того общества, в котором жил князь Андрей, он не видал этого спокойствия и самоуверенности неловких и тупых движений, ни у кого он не видал такого твердого и вместе мягкого взгляда полузакрытых и несколько влажных глаз, не видал такой твердости ничего незначащей улыбки, такого тонкого, ровного, тихого голоса, и, главное, такой нежной белизны лица и особенно рук, несколько широких, но необыкновенно пухлых, нежных и белых. Такую белизну и нежность лица князь Андрей видал только у солдат, долго пробывших в госпитале. Это был Сперанский, государственный секретарь, докладчик государя и спутник его в Эрфурте, где он не раз виделся и говорил с Наполеоном.