Феофилакт (Губанов)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Епископ Феофилакт (в миру Фёдор Губанов[1]; 1695, Вологда — 30 ноября 1757, Воронеж) — епископ Русской православной церкви, епископ Воронежский и Елецкий.



Биография

Родился ок. 1688 года в семье священника Вологодского уезда. Пострижен в монашество в Глушицком Дионисиевом монастыре ок. 1719 года[1].

С 1724 года служил казначеем в архиерейском доме и в том же году назначен архимандритом Глушинского монастыря.

20 августа 1727 года перемещён настоятелем в Корнилиев-Комельский монастырь.

14 июля 1732 года, по представлению епископа Афанасия (Кондоиди), переведён настоятелем в Кирилло-Белозерский монастырь. епископ Афанасий, рекомендуя архимандрита в Кирилло-Белозерский монастырь, отмечал, что он «монахов в благоговение и в страх Божий привести может, так и слуг от своевольства отвратить… понеже человек он умный, ревностный, эконом, приказный и житием безпорочный»[2].

15 декабря 1733 года за самовольный приём в монастыре неизвестного лица, назвавшегося иеродиаконом, по приказанию Св. Синода, «при собрании всей братии в трапезе» лишён настоятельства и помещён в рядовой братской келье под караулом 4-х монастырских солдат.

4 ноября 1737 года новый Вологодский епископ Амвросий (Юшкевич) добился назанчения настоятелем Комельского монастыря и судьёю Вологодской консистории.

2 июня 1740 года Святейший Синод поручил ему управление Вологодской епархией до прибытия нового архиерея.

3 октября того же года назначен членом Св. Синода и 9 октября — настоятелем Костромского Ипатьевского монастыря.

С 5 февраля до 20 декабря 1742 года присутствовал в Петербургской Синодальной конторе. Заведуя Санкт-Петербургской Синодальной конторой, Феофилакт большую часть своего времени пребывал в столице, управляя монастырем оттуда.

Жил в Петербурге на Карповке-речке, как раз возле дома митрополита Новгородского Амвросия. Не без его помощи получил назначение епископом Воронежским и Елецким.

14 сентября 1743 года хиротонисан во епископа Воронежского. Прибыл в Воронеж 31 декабря. К середине XVIII века Воронежская епархия занимала обширную территорию с населением около 800 тысяч человек[2].

Главным его занятием в Воронежской епархии было учреждение духовной семинарии по настойчивому требованию Синода, что и было осуществлено в 1745 году.

В пожаре 1748 года сгорело много городских церквей и духовная консистория. Занимался восстановлением храмов и архиерейских зданий. Построены Спасская и Тихвино-Онуфриевская каменные церкви, первая каменная церковь в Покровском девичьем монастыре[3].

Управление его епархией отличалось исключительной строгостью к подчинённым. Обладая природным крепким умом, железной волей и таким же характером, новый преосвященный, по словам анонимного историка, «пас свою паству жезлом железным». Архиерейских служителей по его приказу заковывали в кандалы, а с члена консистории акатовского архимандрита Ефрема сдернули крест и надели семипудовую цепь. Надо отметить, что по своей обширности, разнородности населения, невысокому уровню дисциплины и образования духовенства и отсутствию такового в народе Воронежская епархия была одной из труднейших для управления[2].

Скончался 30 ноября 1757 года в Воронеже[3]. Погребен в Воронежском Благовещенском соборе[2].

Напишите отзыв о статье "Феофилакт (Губанов)"

Примечания

  1. 1 2 Виденеева А. Е. [www.kirmuseum.ru/issue/article.php?ID=2733 О БРАТИИ КИРИЛЛО-БЕЛОЗЕРСКОГО МОНАСТЫРЯ В 1732 ГОДУ]
  2. 1 2 3 4 [www.vob.ru/eparchia/history/ierarxija/08_feofilakt/feofilakt.htm Епископ Воронежский и Елецкий Феофилакт (Губанов) (1743-1757)]
  3. 1 2 [vrnguide.ru/bio-dic/f/feofilakt-gubanov.html ФЕОФИЛАКТ (Губанов)]

Ссылки

Отрывок, характеризующий Феофилакт (Губанов)

Эту деятельность исторических лиц историки называют реакцией.
Описывая деятельность этих исторических лиц, бывших, по их мнению, причиною того, что они называют реакцией, историки строго осуждают их. Все известные люди того времени, от Александра и Наполеона до m me Stael, Фотия, Шеллинга, Фихте, Шатобриана и проч., проходят перед их строгим судом и оправдываются или осуждаются, смотря по тому, содействовали ли они прогрессу или реакции.
В России, по их описанию, в этот период времени тоже происходила реакция, и главным виновником этой реакции был Александр I – тот самый Александр I, который, по их же описаниям, был главным виновником либеральных начинаний своего царствования и спасения России.
В настоящей русской литературе, от гимназиста до ученого историка, нет человека, который не бросил бы своего камушка в Александра I за неправильные поступки его в этот период царствования.
«Он должен был поступить так то и так то. В таком случае он поступил хорошо, в таком дурно. Он прекрасно вел себя в начале царствования и во время 12 го года; но он поступил дурно, дав конституцию Польше, сделав Священный Союз, дав власть Аракчееву, поощряя Голицына и мистицизм, потом поощряя Шишкова и Фотия. Он сделал дурно, занимаясь фронтовой частью армии; он поступил дурно, раскассировав Семеновский полк, и т. д.».
Надо бы исписать десять листов для того, чтобы перечислить все те упреки, которые делают ему историки на основании того знания блага человечества, которым они обладают.
Что значат эти упреки?
Те самые поступки, за которые историки одобряют Александра I, – как то: либеральные начинания царствования, борьба с Наполеоном, твердость, выказанная им в 12 м году, и поход 13 го года, не вытекают ли из одних и тех же источников – условий крови, воспитания, жизни, сделавших личность Александра тем, чем она была, – из которых вытекают и те поступки, за которые историки порицают его, как то: Священный Союз, восстановление Польши, реакция 20 х годов?
В чем же состоит сущность этих упреков?
В том, что такое историческое лицо, как Александр I, лицо, стоявшее на высшей возможной ступени человеческой власти, как бы в фокусе ослепляющего света всех сосредоточивающихся на нем исторических лучей; лицо, подлежавшее тем сильнейшим в мире влияниям интриг, обманов, лести, самообольщения, которые неразлучны с властью; лицо, чувствовавшее на себе, всякую минуту своей жизни, ответственность за все совершавшееся в Европе, и лицо не выдуманное, а живое, как и каждый человек, с своими личными привычками, страстями, стремлениями к добру, красоте, истине, – что это лицо, пятьдесят лет тому назад, не то что не было добродетельно (за это историки не упрекают), а не имело тех воззрений на благо человечества, которые имеет теперь профессор, смолоду занимающийся наукой, то есть читанном книжек, лекций и списыванием этих книжек и лекций в одну тетрадку.
Но если даже предположить, что Александр I пятьдесят лет тому назад ошибался в своем воззрении на то, что есть благо народов, невольно должно предположить, что и историк, судящий Александра, точно так же по прошествии некоторого времени окажется несправедливым, в своем воззрении на то, что есть благо человечества. Предположение это тем более естественно и необходимо, что, следя за развитием истории, мы видим, что с каждым годом, с каждым новым писателем изменяется воззрение на то, что есть благо человечества; так что то, что казалось благом, через десять лет представляется злом; и наоборот. Мало того, одновременно мы находим в истории совершенно противоположные взгляды на то, что было зло и что было благо: одни данную Польше конституцию и Священный Союз ставят в заслугу, другие в укор Александру.
Про деятельность Александра и Наполеона нельзя сказать, чтобы она была полезна или вредна, ибо мы не можем сказать, для чего она полезна и для чего вредна. Если деятельность эта кому нибудь не нравится, то она не нравится ему только вследствие несовпадения ее с ограниченным пониманием его о том, что есть благо. Представляется ли мне благом сохранение в 12 м году дома моего отца в Москве, или слава русских войск, или процветание Петербургского и других университетов, или свобода Польши, или могущество России, или равновесие Европы, или известного рода европейское просвещение – прогресс, я должен признать, что деятельность всякого исторического лица имела, кроме этих целей, ещь другие, более общие и недоступные мне цели.