Цингерле, Пий

Пий Цингерле

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Пий Цингерле (нем. Pius Zingerle, урожденный Петер Якоб Цингерле (нем. Peter Jacob Zingerle); 17 марта 1801, Меран, — 10 января 1881, аббатство Мариенберг) — австрийский востоковед и католический богослов.

Биография

В 1819 году Петер ушел в бенедиктинский монастырь Мариенберг, расположенный в Финшгау. Затем изучал богословие в Инсбрукском университете. Успешно окончив университет в 1824 году, он получил место священника в Платте (Мос-ин-Пассайер).

В 1830 году был приглашен на должность профессора в меранскую гимназию, а в 1850 году стал её директором. В 1862 году Цингерле принял предложение Римского университета и в течение трех лет работал в нем профессором арабского и сирийского языков, а кроме этого, привлекался к работе в ватиканской библиотеке в качестве писца.

После возвращения вновь работал в меранской гимназии, а с 1871 года служил приором своей обители. В том же году стал членом Императорской академии наук.

Избранные сочинения

Переводчик

• Ephrams ausgewählte Schriften. — Innsbruck, 1830-37 (6 Bd.).
• Das syrische Festbrevier. — Villingen, 1846.

Ответственный редактор

• Sechs Homilien des heiligen Jakob von Sarug. — Bonn, 1867.
• Chrestomathia syriaca. — Rom, 1871.
• Lexicon syriacum. — Rom, 1873.

Автор

• Harfenklänge vom Libanon. — Innsbruck, 1840.
• Gedichte. — Innsbruck, 1843.
• Marienrosen aus Damaskus. — Innsbruck, 1853.

Литература

• Angerer, Martin. Albert Jäger und Pius Zingerle. Zum 200. Geburtstag zweier bekannter Marienberger Patres. // Studien und Mitteilungen zur Geschichte des Benediktinerordens und seiner Zweige. — Bd. 112 (2001). — S. 461—466.

Отрывок, характеризующий Цингерле, Пий

– Ах, деньги, граф, деньги, сколько от них горя на свете! – сказала графиня. – А эти деньги мне очень нужны.
– Вы, графинюшка, мотовка известная, – проговорил граф и, поцеловав у жены руку, ушел опять в кабинет.
Когда Анна Михайловна вернулась опять от Безухого, у графини лежали уже деньги, всё новенькими бумажками, под платком на столике, и Анна Михайловна заметила, что графиня чем то растревожена.
– Ну, что, мой друг? – спросила графиня.
– Ах, в каком он ужасном положении! Его узнать нельзя, он так плох, так плох; я минутку побыла и двух слов не сказала…
– Annette, ради Бога, не откажи мне, – сказала вдруг графиня, краснея, что так странно было при ее немолодом, худом и важном лице, доставая из под платка деньги.
Анна Михайловна мгновенно поняла, в чем дело, и уж нагнулась, чтобы в должную минуту ловко обнять графиню.
– Вот Борису от меня, на шитье мундира…
Анна Михайловна уж обнимала ее и плакала. Графиня плакала тоже. Плакали они о том, что они дружны; и о том, что они добры; и о том, что они, подруги молодости, заняты таким низким предметом – деньгами; и о том, что молодость их прошла… Но слезы обеих были приятны…


Графиня Ростова с дочерьми и уже с большим числом гостей сидела в гостиной. Граф провел гостей мужчин в кабинет, предлагая им свою охотницкую коллекцию турецких трубок. Изредка он выходил и спрашивал: не приехала ли? Ждали Марью Дмитриевну Ахросимову, прозванную в обществе le terrible dragon, [страшный дракон,] даму знаменитую не богатством, не почестями, но прямотой ума и откровенною простотой обращения. Марью Дмитриевну знала царская фамилия, знала вся Москва и весь Петербург, и оба города, удивляясь ей, втихомолку посмеивались над ее грубостью, рассказывали про нее анекдоты; тем не менее все без исключения уважали и боялись ее.
В кабинете, полном дыма, шел разговор о войне, которая была объявлена манифестом, о наборе. Манифеста еще никто не читал, но все знали о его появлении. Граф сидел на отоманке между двумя курившими и разговаривавшими соседями. Граф сам не курил и не говорил, а наклоняя голову, то на один бок, то на другой, с видимым удовольствием смотрел на куривших и слушал разговор двух соседей своих, которых он стравил между собой.