Чемпионат Европы по спортивной гимнастике 2011
Поделись знанием:
Во второй раз, уже в конце Бородинского сражения, сбежав с батареи Раевского, Пьер с толпами солдат направился по оврагу к Князькову, дошел до перевязочного пункта и, увидав кровь и услыхав крики и стоны, поспешно пошел дальше, замешавшись в толпы солдат.
Одно, чего желал теперь Пьер всеми силами своей души, было то, чтобы выйти поскорее из тех страшных впечатлений, в которых он жил этот день, вернуться к обычным условиям жизни и заснуть спокойно в комнате на своей постели. Только в обычных условиях жизни он чувствовал, что будет в состоянии понять самого себя и все то, что он видел и испытал. Но этих обычных условий жизни нигде не было.
Хотя ядра и пули не свистали здесь по дороге, по которой он шел, но со всех сторон было то же, что было там, на поле сражения. Те же были страдающие, измученные и иногда странно равнодушные лица, та же кровь, те же солдатские шинели, те же звуки стрельбы, хотя и отдаленной, но все еще наводящей ужас; кроме того, была духота и пыль.
Пройдя версты три по большой Можайской дороге, Пьер сел на краю ее.
Сумерки спустились на землю, и гул орудий затих. Пьер, облокотившись на руку, лег и лежал так долго, глядя на продвигавшиеся мимо него в темноте тени. Беспрестанно ему казалось, что с страшным свистом налетало на него ядро; он вздрагивал и приподнимался. Он не помнил, сколько времени он пробыл тут. В середине ночи трое солдат, притащив сучьев, поместились подле него и стали разводить огонь.
Солдаты, покосившись на Пьера, развели огонь, поставили на него котелок, накрошили в него сухарей и положили сала. Приятный запах съестного и жирного яства слился с запахом дыма. Пьер приподнялся и вздохнул. Солдаты (их было трое) ели, не обращая внимания на Пьера, и разговаривали между собой.
– Да ты из каких будешь? – вдруг обратился к Пьеру один из солдат, очевидно, под этим вопросом подразумевая то, что и думал Пьер, именно: ежели ты есть хочешь, мы дадим, только скажи, честный ли ты человек?
– Я? я?.. – сказал Пьер, чувствуя необходимость умалить как возможно свое общественное положение, чтобы быть ближе и понятнее для солдат. – Я по настоящему ополченный офицер, только моей дружины тут нет; я приезжал на сраженье и потерял своих.
– Вишь ты! – сказал один из солдат.
Другой солдат покачал головой.
– Что ж, поешь, коли хочешь, кавардачку! – сказал первый и подал Пьеру, облизав ее, деревянную ложку.
Пьер подсел к огню и стал есть кавардачок, то кушанье, которое было в котелке и которое ему казалось самым вкусным из всех кушаний, которые он когда либо ел. В то время как он жадно, нагнувшись над котелком, забирая большие ложки, пережевывал одну за другой и лицо его было видно в свете огня, солдаты молча смотрели на него.
– Тебе куды надо то? Ты скажи! – спросил опять один из них.
– Мне в Можайск.
– Ты, стало, барин?
– Да.
– А как звать?
– Петр Кириллович.
– Ну, Петр Кириллович, пойдем, мы тебя отведем. В совершенной темноте солдаты вместе с Пьером пошли к Можайску.
Уже петухи пели, когда они дошли до Можайска и стали подниматься на крутую городскую гору. Пьер шел вместе с солдатами, совершенно забыв, что его постоялый двор был внизу под горою и что он уже прошел его. Он бы не вспомнил этого (в таком он находился состоянии потерянности), ежели бы с ним не столкнулся на половине горы его берейтор, ходивший его отыскивать по городу и возвращавшийся назад к своему постоялому двору. Берейтор узнал Пьера по его шляпе, белевшей в темноте.
– Ваше сиятельство, – проговорил он, – а уж мы отчаялись. Что ж вы пешком? Куда же вы, пожалуйте!
– Ах да, – сказал Пьер.
Солдаты приостановились.
– Ну что, нашел своих? – сказал один из них.
– Ну, прощавай! Петр Кириллович, кажись? Прощавай, Петр Кириллович! – сказали другие голоса.
– Прощайте, – сказал Пьер и направился с своим берейтором к постоялому двору.
«Надо дать им!» – подумал Пьер, взявшись за карман. – «Нет, не надо», – сказал ему какой то голос.
В горницах постоялого двора не было места: все были заняты. Пьер прошел на двор и, укрывшись с головой, лег в свою коляску.
Едва Пьер прилег головой на подушку, как он почувствовал, что засыпает; но вдруг с ясностью почти действительности послышались бум, бум, бум выстрелов, послышались стоны, крики, шлепанье снарядов, запахло кровью и порохом, и чувство ужаса, страха смерти охватило его. Он испуганно открыл глаза и поднял голову из под шинели. Все было тихо на дворе. Только в воротах, разговаривая с дворником и шлепая по грязи, шел какой то денщик. Над головой Пьера, под темной изнанкой тесового навеса, встрепенулись голубки от движения, которое он сделал, приподнимаясь. По всему двору был разлит мирный, радостный для Пьера в эту минуту, крепкий запах постоялого двора, запах сена, навоза и дегтя. Между двумя черными навесами виднелось чистое звездное небо.
«Слава богу, что этого нет больше, – подумал Пьер, опять закрываясь с головой. – О, как ужасен страх и как позорно я отдался ему! А они… они все время, до конца были тверды, спокойны… – подумал он. Они в понятии Пьера были солдаты – те, которые были на батарее, и те, которые кормили его, и те, которые молились на икону. Они – эти странные, неведомые ему доселе они, ясно и резко отделялись в его мысли от всех других людей.
«Солдатом быть, просто солдатом! – думал Пьер, засыпая. – Войти в эту общую жизнь всем существом, проникнуться тем, что делает их такими. Но как скинуть с себя все это лишнее, дьявольское, все бремя этого внешнего человека? Одно время я мог быть этим. Я мог бежать от отца, как я хотел. Я мог еще после дуэли с Долоховым быть послан солдатом». И в воображении Пьера мелькнул обед в клубе, на котором он вызвал Долохова, и благодетель в Торжке. И вот Пьеру представляется торжественная столовая ложа. Ложа эта происходит в Английском клубе. И кто то знакомый, близкий, дорогой, сидит в конце стола. Да это он! Это благодетель. «Да ведь он умер? – подумал Пьер. – Да, умер; но я не знал, что он жив. И как мне жаль, что он умер, и как я рад, что он жив опять!» С одной стороны стола сидели Анатоль, Долохов, Несвицкий, Денисов и другие такие же (категория этих людей так же ясно была во сне определена в душе Пьера, как и категория тех людей, которых он называл они), и эти люди, Анатоль, Долохов громко кричали, пели; но из за их крика слышен был голос благодетеля, неумолкаемо говоривший, и звук его слов был так же значителен и непрерывен, как гул поля сраженья, но он был приятен и утешителен. Пьер не понимал того, что говорил благодетель, но он знал (категория мыслей так же ясна была во сне), что благодетель говорил о добре, о возможности быть тем, чем были они. И они со всех сторон, с своими простыми, добрыми, твердыми лицами, окружали благодетеля. Но они хотя и были добры, они не смотрели на Пьера, не знали его. Пьер захотел обратить на себя их внимание и сказать. Он привстал, но в то же мгновенье ноги его похолодели и обнажились.
Ему стало стыдно, и он рукой закрыл свои ноги, с которых действительно свалилась шинель. На мгновение Пьер, поправляя шинель, открыл глаза и увидал те же навесы, столбы, двор, но все это было теперь синевато, светло и подернуто блестками росы или мороза.
«Рассветает, – подумал Пьер. – Но это не то. Мне надо дослушать и понять слова благодетеля». Он опять укрылся шинелью, но ни столовой ложи, ни благодетеля уже не было. Были только мысли, ясно выражаемые словами, мысли, которые кто то говорил или сам передумывал Пьер.
Пьер, вспоминая потом эти мысли, несмотря на то, что они были вызваны впечатлениями этого дня, был убежден, что кто то вне его говорил их ему. Никогда, как ему казалось, он наяву не был в состоянии так думать и выражать свои мысли.
«Война есть наитруднейшее подчинение свободы человека законам бога, – говорил голос. – Простота есть покорность богу; от него не уйдешь. И они просты. Они, не говорят, но делают. Сказанное слово серебряное, а несказанное – золотое. Ничем не может владеть человек, пока он боится смерти. А кто не боится ее, тому принадлежит все. Ежели бы не было страдания, человек не знал бы границ себе, не знал бы себя самого. Самое трудное (продолжал во сне думать или слышать Пьер) состоит в том, чтобы уметь соединять в душе своей значение всего. Все соединить? – сказал себе Пьер. – Нет, не соединить. Нельзя соединять мысли, а сопрягать все эти мысли – вот что нужно! Да, сопрягать надо, сопрягать надо! – с внутренним восторгом повторил себе Пьер, чувствуя, что этими именно, и только этими словами выражается то, что он хочет выразить, и разрешается весь мучащий его вопрос.
– Да, сопрягать надо, пора сопрягать.
– Запрягать надо, пора запрягать, ваше сиятельство! Ваше сиятельство, – повторил какой то голос, – запрягать надо, пора запрягать…
Это был голос берейтора, будившего Пьера. Солнце било прямо в лицо Пьера. Он взглянул на грязный постоялый двор, в середине которого у колодца солдаты поили худых лошадей, из которого в ворота выезжали подводы. Пьер с отвращением отвернулся и, закрыв глаза, поспешно повалился опять на сиденье коляски. «Нет, я не хочу этого, не хочу этого видеть и понимать, я хочу понять то, что открывалось мне во время сна. Еще одна секунда, и я все понял бы. Да что же мне делать? Сопрягать, но как сопрягать всё?» И Пьер с ужасом почувствовал, что все значение того, что он видел и думал во сне, было разрушено.
Берейтор, кучер и дворник рассказывали Пьеру, что приезжал офицер с известием, что французы подвинулись под Можайск и что наши уходят.
Пьер встал и, велев закладывать и догонять себя, пошел пешком через город.
Войска выходили и оставляли около десяти тысяч раненых. Раненые эти виднелись в дворах и в окнах домов и толпились на улицах. На улицах около телег, которые должны были увозить раненых, слышны были крики, ругательства и удары. Пьер отдал догнавшую его коляску знакомому раненому генералу и с ним вместе поехал до Москвы. Доро гой Пьер узнал про смерть своего шурина и про смерть князя Андрея.
Х
30 го числа Пьер вернулся в Москву. Почти у заставы ему встретился адъютант графа Растопчина.
– А мы вас везде ищем, – сказал адъютант. – Графу вас непременно нужно видеть. Он просит вас сейчас же приехать к нему по очень важному делу.
Пьер, не заезжая домой, взял извозчика и поехал к главнокомандующему.
Граф Растопчин только в это утро приехал в город с своей загородной дачи в Сокольниках. Прихожая и приемная в доме графа были полны чиновников, явившихся по требованию его или за приказаниями. Васильчиков и Платов уже виделись с графом и объяснили ему, что защищать Москву невозможно и что она будет сдана. Известия эти хотя и скрывались от жителей, но чиновники, начальники различных управлений знали, что Москва будет в руках неприятеля, так же, как и знал это граф Растопчин; и все они, чтобы сложить с себя ответственность, пришли к главнокомандующему с вопросами, как им поступать с вверенными им частями.
В то время как Пьер входил в приемную, курьер, приезжавший из армии, выходил от графа.
Курьер безнадежно махнул рукой на вопросы, с которыми обратились к нему, и прошел через залу.
Дожидаясь в приемной, Пьер усталыми глазами оглядывал различных, старых и молодых, военных и статских, важных и неважных чиновников, бывших в комнате. Все казались недовольными и беспокойными. Пьер подошел к одной группе чиновников, в которой один был его знакомый. Поздоровавшись с Пьером, они продолжали свой разговор.
– Как выслать да опять вернуть, беды не будет; а в таком положении ни за что нельзя отвечать.
– Да ведь вот, он пишет, – говорил другой, указывая на печатную бумагу, которую он держал в руке.
– Это другое дело. Для народа это нужно, – сказал первый.
– Что это? – спросил Пьер.
– А вот новая афиша.
Пьер взял ее в руки и стал читать:
«Светлейший князь, чтобы скорей соединиться с войсками, которые идут к нему, перешел Можайск и стал на крепком месте, где неприятель не вдруг на него пойдет. К нему отправлено отсюда сорок восемь пушек с снарядами, и светлейший говорит, что Москву до последней капли крови защищать будет и готов хоть в улицах драться. Вы, братцы, не смотрите на то, что присутственные места закрыли: дела прибрать надобно, а мы своим судом с злодеем разберемся! Когда до чего дойдет, мне надобно молодцов и городских и деревенских. Я клич кликну дня за два, а теперь не надо, я и молчу. Хорошо с топором, недурно с рогатиной, а всего лучше вилы тройчатки: француз не тяжеле снопа ржаного. Завтра, после обеда, я поднимаю Иверскую в Екатерининскую гошпиталь, к раненым. Там воду освятим: они скорее выздоровеют; и я теперь здоров: у меня болел глаз, а теперь смотрю в оба».
– А мне говорили военные люди, – сказал Пьер, – что в городе никак нельзя сражаться и что позиция…
– Ну да, про то то мы и говорим, – сказал первый чиновник.
– А что это значит: у меня болел глаз, а теперь смотрю в оба? – сказал Пьер.
– У графа был ячмень, – сказал адъютант, улыбаясь, – и он очень беспокоился, когда я ему сказал, что приходил народ спрашивать, что с ним. А что, граф, – сказал вдруг адъютант, с улыбкой обращаясь к Пьеру, – мы слышали, что у вас семейные тревоги? Что будто графиня, ваша супруга…
– Я ничего не слыхал, – равнодушно сказал Пьер. – А что вы слышали?
– Нет, знаете, ведь часто выдумывают. Я говорю, что слышал.
– Что же вы слышали?
– Да говорят, – опять с той же улыбкой сказал адъютант, – что графиня, ваша жена, собирается за границу. Вероятно, вздор…
– Может быть, – сказал Пьер, рассеянно оглядываясь вокруг себя. – А это кто? – спросил он, указывая на невысокого старого человека в чистой синей чуйке, с белою как снег большою бородой, такими же бровями и румяным лицом.
– Это? Это купец один, то есть он трактирщик, Верещагин. Вы слышали, может быть, эту историю о прокламации?
– Ах, так это Верещагин! – сказал Пьер, вглядываясь в твердое и спокойное лицо старого купца и отыскивая в нем выражение изменничества.
– Это не он самый. Это отец того, который написал прокламацию, – сказал адъютант. – Тот молодой, сидит в яме, и ему, кажется, плохо будет.
Один старичок, в звезде, и другой – чиновник немец, с крестом на шее, подошли к разговаривающим.
– Видите ли, – рассказывал адъютант, – это запутанная история. Явилась тогда, месяца два тому назад, эта прокламация. Графу донесли. Он приказал расследовать. Вот Гаврило Иваныч разыскивал, прокламация эта побывала ровно в шестидесяти трех руках. Приедет к одному: вы от кого имеете? – От того то. Он едет к тому: вы от кого? и т. д. добрались до Верещагина… недоученный купчик, знаете, купчик голубчик, – улыбаясь, сказал адъютант. – Спрашивают у него: ты от кого имеешь? И главное, что мы знаем, от кого он имеет. Ему больше не от кого иметь, как от почт директора. Но уж, видно, там между ними стачка была. Говорит: ни от кого, я сам сочинил. И грозили и просили, стал на том: сам сочинил. Так и доложили графу. Граф велел призвать его. «От кого у тебя прокламация?» – «Сам сочинил». Ну, вы знаете графа! – с гордой и веселой улыбкой сказал адъютант. – Он ужасно вспылил, да и подумайте: этакая наглость, ложь и упорство!..
– А! Графу нужно было, чтобы он указал на Ключарева, понимаю! – сказал Пьер.
– Совсем не нужно», – испуганно сказал адъютант. – За Ключаревым и без этого были грешки, за что он и сослан. Но дело в том, что граф очень был возмущен. «Как же ты мог сочинить? – говорит граф. Взял со стола эту „Гамбургскую газету“. – Вот она. Ты не сочинил, а перевел, и перевел то скверно, потому что ты и по французски, дурак, не знаешь». Что же вы думаете? «Нет, говорит, я никаких газет не читал, я сочинил». – «А коли так, то ты изменник, и я тебя предам суду, и тебя повесят. Говори, от кого получил?» – «Я никаких газет не видал, а сочинил». Так и осталось. Граф и отца призывал: стоит на своем. И отдали под суд, и приговорили, кажется, к каторжной работе. Теперь отец пришел просить за него. Но дрянной мальчишка! Знаете, эдакой купеческий сынишка, франтик, соблазнитель, слушал где то лекции и уж думает, что ему черт не брат. Ведь это какой молодчик! У отца его трактир тут у Каменного моста, так в трактире, знаете, большой образ бога вседержителя и представлен в одной руке скипетр, в другой держава; так он взял этот образ домой на несколько дней и что же сделал! Нашел мерзавца живописца…
IV Личный чемпионат Европы по спортивной гимнастике проходил в Берлине, Германия с 4 по 10 апреля 2011 года.
Содержание
Спортивный объект
| Спорткомплекс имени Макса Шмелинга |
|---|
 Вид снаружи |
| Вместимость: 10 500 |
Расписание
- 13:00—13:45 — церемония открытия;
- 14:00—16:30 — финал личного многоборья у мужчин;
- 19:00—21:00 — финал личного многоборья у женщин;
- 13:30—17:00 — финалы в опорном прыжке и на брусьях у женщин и в вольных упражнениях, на коне и кольцах у мужчин.
- 13:30—17:00 — финалы на бревне и вольных упражнениях у женщин и в опорном прыжке, перекладине и брусьях у мужчин.
Призёры
Мужчины
Женщины
Соревнования мужчин
Многоборье
| Место | Спортсмен | Вольные упражнения | Конь | Кольца | Опорный прыжок | Брусья | Перекладина | Всего |
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| 1 |  Филипп Бой |
15.150 | 13.825 | 14.625 | 15.950 | 14.200 | 15.125 | 88.875 |
| 2 |  Флавиус Кочи |
15.250 | 14.575 | 14.450 | 16.100 | 14.225 | 14.225 | 88.825 |
| 3 |  Дэниэл Пёрвис |
15.175 | 14.125 | 14.225 | 15.900 | 14.575 | 14.350 | 88.350 |
| 3 |  Николай Куксенков |
14.675 | 14.025 | 14.375 | 15.600 | 14.550 | 15.125 | 88.350 |
| 5 |  Никита Игнатьев |
14.500 | 12.825 | 14.975 | 15.950 | 14.975 | 14.425 | 87.650 |
| 6 | Марсель Нгуен |
14.800 | 13.500 | 14.475 | 15.800 | 15.325 | 13.650 | 87.550 |
| 7 |  Рафаэль Мартинес |
14.900 | 13.625 | 14.150 | 15.400 | 13.750 | 14.950 | 86.775 |
| 8 | Виталий Наконечный |
14.200 | 14.300 | 13.625 | 15.575 | 14.400 | 14.575 | 86.675 |
| 9 | Максим Девятовский |
14.875 | 12.225 | 15.000 | 14.500 | 14.325 | 14.950 | 85.875 |
| 10 |  Клаудио Капелли |
14.325 | 13.875 | 13.850 | 14.850 | 14.875 | 13.975 | 85.750 |
| 11 | Кристиан Томас |
15.125 | 13.975 | 14.050 | 16.025 | 12.775 | 13.750 | 85.700 |
| 12 |  Самуэль Пьясецки |
14.125 | 13.650 | 13.300 | 15.350 | 14.600 | 14.625 | 85.650 |
| 13 |  Мануэль Алмейда Кампуш |
14.425 | 13.275 | 13.900 | 15.300 | 14.425 | 14.150 | 85.475 |
| 14 |  Барт Дерло |
14.700 | 13.250 | 13.275 | 15.950 | 13.850 | 14.400 | 85.425 |
| 15 |  Дмитрий Савицкий |
14.050 | 13.750 | 14.100 | 15.575 | 14.575 | 12.950 | 85.000 |
| 16 |  Сириль Томмазон |
13.300 | 14.300 | 13.300 | 15.200 | 14.250 | 14.550 | 84.900 |
| 17 | Даниэль Гровс |
14.700 | 13.525 | 13.000 | 15.525 | 14.150 | 13.825 | 84.725 |
| 18 |  Роман Кулеша |
13.625 | 12.800 | 13.325 | 15.450 | 14.725 | 14.600 | 84.525 |
| 19 |  Филип Уде |
14.900 | 14.700 | 12.450 | 14.825 | 13.025 | 14.525 | 84.425 |
| 20 |  Артур Давтян |
13.750 | 13.625 | 14.125 | 15.600 | 13.950 | 13.300 | 84.350 |
| 21 | Серхио Муньос |
13.500 | 13.725 | 14.275 | 15.875 | 12.650 | 13.650 | 83.675 |
| 22 |  Энрико Поццо |
14.000 | 11.600 | 13.625 | 15.775 | 13.925 | 14.550 | 83.475 |
| 23 | Густаво Пальма |
13.900 | 13.575 | 14.475 | 13.925 | 12.900 | 12.825 | 81.600 |
| 24 |  Фабиан Ляймленер |
13.150 | 11.075 | 13.150 | 15.125 | 13.825 | 14.325 | 80.650 |
Вольные упражнения
| Место | Спортсмен | База | Техника | Штраф | Итог |
|---|---|---|---|---|---|
| 1 | Флавиус Кочи |
6.600 | 8.900 | 15.500 | |
| 2 |  Александр Шатилов |
6.500 | 8.900 | 15.400 | |
| 3 | Антон Голоцуцков |
6.400 | 8.925 | 15.325 | |
| 4 | Кристиан Томас |
6.200 | 9.100 | 15.300 | |
| 4 | Тома Буэль |
6.100 | 9.200 | 15.300 | |
| 6 | Денис Аблязин |
6.700 | 8.650 | 0.1 | 15.250 |
| 7 | Дэниел Пёрвис |
6.400 | 8.000 | 14.400 | |
| 8 | Филипп Бой |
6.200 | 8.075 | 14.275 |
Конь
| Место | Спортсмен | База | Техника | Штраф | Итог |
|---|---|---|---|---|---|
| 1 |  Крижтиан Берки |
6.700 | 8.925 | 15.625 | |
| 2 | Сириль Томмазон |
6.400 | 8.650 | 15.050 | |
| 3 | Арутюн Мердинян |
6.400 | 8.550 | 14.950 | |
| 4 | Вид Хидвеги |
6.300 | 8.425 | 14.725 | |
| 5 | Себастьян Криммер |
5.900 | 8.425 | 14.325 | |
| 6 | Луис Смит |
6.600 | 7.550 | 14.150 | |
| 7 | Альберто Буснари |
6.700 | 7.175 | 13.875 | |
| 8 | Пьер Ив Бени |
5.900 | 6.550 | 12.450 |
Кольца
| Место | Спортсмен | База | Техника | Штраф | Итог |
|---|---|---|---|---|---|
| 1 | Константин Плужников |
6.700 | 9.150 | 15.850 | |
| 2 | Александр Баландин |
6.700 | 9.075 | 15.775 | |
| 3 |  Элефтериос Петруниас |
6.800 | 8.875 | 15.675 | |
| 4 | Маттео Моранди |
6.700 | 8.950 | 15.650 | |
| 5 | Данни Пинейро-Родригес |
6.800 | 8.725 | 15.525 | |
| 6 | Ламбертус Ван Гельдер |
6.800 | 8.675 | 15.475 | |
| 7 | Томас Тарану |
6.600 | 8.325 | 14.925 | |
| 8 | Пьер Ив Бени |
6.400 | 8.475 | 14.875 |
Опорный прыжок
| Место | Спортсмен | База | Техника | Штраф | Итог | База | Техника | Штраф | Итог | Итог |
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| 1 | Тома Буэль |
7.000 | 9.500 | 16.500 | 7.000 | 9.225 | 16.225 | 16.362 | ||
| 2 | Самир Аит Саид |
7.000 | 9.200 | 16.200 | 7.000 | 9.325 | 16.325 | 16.262 | ||
| 3 | Антон Голоцуцков |
7.000 | 9.300 | 16.300 | 7.000 | 9.050 | 0.1 | 15.950 | 16.125 | |
| 4 | Флавиус Кочи |
7.000 | 9.375 | 16.375 | 7.000 | 8.325 | 15.325 | 15.850 | ||
| 4 | Джеффри Вейммс |
6.600 | 9.275 | 0.1 | 15.775 | 6.800 | 9.225 | 0.1 | 15.925 | 15.850 |
| 6 | Алексей Якубовский |
6.600 | 8.375 | 0.3 | 14.675 | 7.000 | 8.600 | 15.600 | 15.137 | |
| 7 | Марек Лищаж |
7.000 | 8.325 | 15.325 | 6.600 | 8.225 | 0.1 | 14.725 | 15.025 | |
| 8 | Игорь Радивилов |
7.000 | 8.150 | 0.3 | 14.850 | 6.600 | 8.175 | 0.3 | 14.475 | 14.662 |
| Первый прыжок | Второй прыжок | Итог | ||||||||
Параллельные брусья
| Место | Спортсмен | База | Техника | Штраф | Итог |
|---|---|---|---|---|---|
| 1 | Марсель Нгуен |
6.700 | 8.825 | 15.525 | |
| 2 | Эпке Зондерланд |
6.000 | 9.300 | 15.300 | |
| 3 | Василиус Цолакидис |
6.000 | 9.075 | 15.075 | |
| 4 | Николай Куксенков |
6.200 | 8.850 | 15.050 | |
| 5 | Пьер Ив Бени |
6.000 | 8.950 | 14.950 | |
| 6 | Роман Кулеша |
6.000 | 8.850 | 14.850 | |
| 7 | Максим Девятовский |
6.100 | 8.625 | 14.725 | |
| 8 |  Митя Петкович |
4.600 | 8.075 | 12.675 |
Перекладина
| Место | Спортсмен | База | Техника | Штраф | Итог |
|---|---|---|---|---|---|
| 1 | Эпке Зондерланд |
7.700 | 7.875 | 15.575 | |
| 2 | Филипп Бой |
7.200 | 8.150 | 15.350 | |
| 3 | Марсель Нгуен |
7.100 | 8.200 | 15.300 | |
| 4 | Сэм Олдем |
6.400 | 8.775 | 15.175 | |
| 5 | Марио Мозник |
6.600 | 8.525 | 15.125 | |
| 6 | Николай Куксенков |
6.700 | 7.750 | 14.450 | |
| 7 | Роман Кулеша |
6.100 | 7.975 | 14.075 | |
| 8 | Фабиан Гонсалес |
6.100 | 7.125 | 13.225 |
Соревнования женщин
Многоборье
| Место | Спортсменка | Опорный прыжок | Брусья | Бревно | Вольные упражнения | Всего |
|---|---|---|---|---|---|---|
| 1 | Анна Дементьева |
13.600 | 14.250 | 15.150 | 14.475 | 57.475 |
| 2 | Элизабет Зайц |
14.625 | 14.725 | 13.625 | 13.725 | 56.700 |
| 3 | Амелия Рача |
14.400 | 13.825 | 14.550 | 13.825 | 56.600 |
| 4 | Диана Келару |
14.350 | 13.450 | 13.975 | 14.550 | 56.325 |
| 5 | Карлотта Ферлито |
13.875 | 13.175 | 14.875 | 13.900 | 55.825 |
| 6 | Ванесса Феррари |
13.875 | 13.900 | 13.750 | 13.950 | 55.475 |
| 7 | Селин Ван Гернер |
13.525 | 14.375 | 13.750 | 13.800 | 55.450 |
| 8 | Ариэлла Кёслин |
14.750 | 13.625 | 14.150 | 12.850 | 55.375 |
| 9 | Юлия Штайнгрубер |
15.375 | 13.325 | 12.875 | 13.450 | 55.025 |
| 10 | Марина Бреве |
13.525 | 13.350 | 14.025 | 13.775 | 54.675 |
| 11 | Марта Пихан-Кулеша |
13.575 | 13.025 | 14.225 | 13.700 | 54.525 |
| 12 |  Юлия Крокет |
14.000 | 13.050 | 13.075 | 14.175 | 54.300 |
| 13 | Ханна Уилан |
13.525 | 12.850 | 13.950 | 13.850 | 54.175 |
| 14 | Агье Ванваллегем |
13.775 | 13.150 | 13.150 | 13.500 | 53.575 |
| 15 | Василики Миллуси |
12.700 | 13.725 | 13.975 | 13.125 | 53.525 |
| 16 | Данусия Фрэнсис |
13.500 | 13.125 | 13.400 | 13.350 | 53.375 |
| 17 | Дорина Бёцогё |
13.500 | 13.075 | 13.175 | 12.850 | 52.600 |
| 18 | Стефани Бисмпикоу |
13.200 | 12.925 | 13.575 | 12.525 | 52.225 |
| 19 |  Яна Сикулова |
13.650 | 13.750 | 11.975 | 12.700 | 52.075 |
| 20 |  Вероника Вагнер |
13.600 | 11.850 | 13.525 | 12.775 | 51.750 |
| 21 | Иветта Мосхаге |
13.275 | 13.000 | 12.475 | 12.775 | 51.525 |
| 22 | Валерия Максюта |
13.925 | 11.950 | 11.575 | 12.125 | 49.575 |
| 23 | Йонна Адлертег |
13.200 | 13.350 | 10.275 | 12.675 | 49.500 |
| 24 | Алия Мустафина |
15.375 | 15.375 |
Опорный прыжок
| Место | Спортсмен | База | Техника | Штраф | Итог | База | Техника | Штраф | Итог | Итог |
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| 1 | Сандра Избаша |
5.800 | 8.900 | 14.700 | 5.600 | 9.050 | 14.650 | 14.675 | ||
| 2 | Оксана Чусовитина |
6.300 | 8.500 | 14.800 | 5.500 | 8.775 | 14.275 | 14.537 | ||
| 3 | Ариэлла Кёслин |
6.300 | 8.650 | 14.950 | 5.800 | 8.200 | 14.000 | 14.475 | ||
| 4 | Татьяна Набиева |
5.800 | 8.700 | 14.500 | 5.200 | 8.875 | 14.075 | 14.287 | ||
| 5 | Элизабет Зайц |
5.800 | 8.875 | 14.675 | 5.000 | 8.700 | 13.700 | 14.187 | ||
| 6 | Юлия Штайнгрубер |
6.300 | 7.600 | 13.900 | 5.200 | 8.900 | 14.100 | 14.000 | ||
| 7 | Амелия Рача |
5.800 | 8.200 | 14.000 | 4.800 | 8.650 | 13.450 | 13.725 | ||
| 8 | Анастасия Марачковская |
5.000 | 8.825 | 13.825 | 4.600 | 7.700 | 12.300 | 13.062 | ||
| Первый прыжок | Второй прыжок | Итог | ||||||||
Разновысокие брусья
| Место | Спортсмен | База | Техника | Штраф | Итог |
|---|---|---|---|---|---|
| 1 | Элизабет Твиддл |
6.700 | 8.400 | 15.100 | |
| 2 | Татьяна Набиева |
6.300 | 8.775 | 15.075 | |
| 3 | Ким Буй |
6.200 | 8.475 | 14.675 | |
| 4 | Анна Дементьева |
5.800 | 8.675 | 14.475 | |
| 5 | Элизабет Зайц |
6.400 | 7.775 | 14.175 | |
| 6 | Агье Ванваллегем |
6.000 | 8.075 | 14.075 | |
| 7 | Селин Ван Гернер |
5.800 | 8.175 | 13.975 | |
| 8 | Ванесса Феррари |
5.800 | 7.050 | 12.850 |
Вольные упражнения
| Место | Спортсмен | База | Техника | Штраф | Итог |
|---|---|---|---|---|---|
| 1 | Сандра Избаша |
5.800 | 8.700 | 14.500 | |
| 2 | Диана Келару |
5.900 | 8.575 | 14.475 | |
| 3 | Юлия Белокобыльская |
5.900 | 8.550 | 14.450 | |
| 4 | Элизабет Твиддл |
6.000 | 8.300 | 14.300 | |
| 5 | Юлия Крокет |
5.600 | 8.675 | 14.275 | |
| 6 | Карлотта Ферлито |
5.500 | 8.550 | 14.050 | |
| 7 | Анна Дементьева |
5.700 | 8.250 | 13.950 | |
| 8 | Тунде Чиллаг |
5.300 | 7.950 | 0.1 | 13.150 |
Бревно
| Место | Спортсмен | База | Техника | Штраф | Итог |
|---|---|---|---|---|---|
| 1 | Анна Дементьева |
6.700 | 8.650 | 15.350 | |
| 2 | Карлотта Ферлито |
5.900 | 8.600 | 14.500 | |
| 3 | Элизабетта Прециоза |
5.900 | 8.425 | 14.325 | |
| 4 | Юлия Крокет |
5.900 | 8.250 | 14.150 | |
| 5 | Ариэлла Кёслин |
5.900 | 8.225 | 14.125 | |
| 6 | Василики Миллуси |
5.500 | 8.300 | 13.800 | |
| 7 | Марта Пихан-Кулеша |
5.900 | 6.950 | 12.850 | |
| 8 | Ханна Уилан |
5.700 | 6.250 | 11.950 |
Напишите отзыв о статье "Чемпионат Европы по спортивной гимнастике 2011"
Ссылки
- [www.euro2011.org/ Официальный сайт чемпионата] (англ.)
- [www.turn-em2011.de/portal/hauptnavigation/turn-em-2011/turn-em-2011-english/competitions.html Расписание и результаты] (англ.)
- [www.allsportinfo.ru/index.php?id=47981 Чемпионат на сайте агентства спортивной информации «Весь спорт»]
| ||||||||||
Отрывок, характеризующий Чемпионат Европы по спортивной гимнастике 2011
Это письмо было привезено в дом Пьера в то время, как он находился на Бородинском поле.Во второй раз, уже в конце Бородинского сражения, сбежав с батареи Раевского, Пьер с толпами солдат направился по оврагу к Князькову, дошел до перевязочного пункта и, увидав кровь и услыхав крики и стоны, поспешно пошел дальше, замешавшись в толпы солдат.
Одно, чего желал теперь Пьер всеми силами своей души, было то, чтобы выйти поскорее из тех страшных впечатлений, в которых он жил этот день, вернуться к обычным условиям жизни и заснуть спокойно в комнате на своей постели. Только в обычных условиях жизни он чувствовал, что будет в состоянии понять самого себя и все то, что он видел и испытал. Но этих обычных условий жизни нигде не было.
Хотя ядра и пули не свистали здесь по дороге, по которой он шел, но со всех сторон было то же, что было там, на поле сражения. Те же были страдающие, измученные и иногда странно равнодушные лица, та же кровь, те же солдатские шинели, те же звуки стрельбы, хотя и отдаленной, но все еще наводящей ужас; кроме того, была духота и пыль.
Пройдя версты три по большой Можайской дороге, Пьер сел на краю ее.
Сумерки спустились на землю, и гул орудий затих. Пьер, облокотившись на руку, лег и лежал так долго, глядя на продвигавшиеся мимо него в темноте тени. Беспрестанно ему казалось, что с страшным свистом налетало на него ядро; он вздрагивал и приподнимался. Он не помнил, сколько времени он пробыл тут. В середине ночи трое солдат, притащив сучьев, поместились подле него и стали разводить огонь.
Солдаты, покосившись на Пьера, развели огонь, поставили на него котелок, накрошили в него сухарей и положили сала. Приятный запах съестного и жирного яства слился с запахом дыма. Пьер приподнялся и вздохнул. Солдаты (их было трое) ели, не обращая внимания на Пьера, и разговаривали между собой.
– Да ты из каких будешь? – вдруг обратился к Пьеру один из солдат, очевидно, под этим вопросом подразумевая то, что и думал Пьер, именно: ежели ты есть хочешь, мы дадим, только скажи, честный ли ты человек?
– Я? я?.. – сказал Пьер, чувствуя необходимость умалить как возможно свое общественное положение, чтобы быть ближе и понятнее для солдат. – Я по настоящему ополченный офицер, только моей дружины тут нет; я приезжал на сраженье и потерял своих.
– Вишь ты! – сказал один из солдат.
Другой солдат покачал головой.
– Что ж, поешь, коли хочешь, кавардачку! – сказал первый и подал Пьеру, облизав ее, деревянную ложку.
Пьер подсел к огню и стал есть кавардачок, то кушанье, которое было в котелке и которое ему казалось самым вкусным из всех кушаний, которые он когда либо ел. В то время как он жадно, нагнувшись над котелком, забирая большие ложки, пережевывал одну за другой и лицо его было видно в свете огня, солдаты молча смотрели на него.
– Тебе куды надо то? Ты скажи! – спросил опять один из них.
– Мне в Можайск.
– Ты, стало, барин?
– Да.
– А как звать?
– Петр Кириллович.
– Ну, Петр Кириллович, пойдем, мы тебя отведем. В совершенной темноте солдаты вместе с Пьером пошли к Можайску.
Уже петухи пели, когда они дошли до Можайска и стали подниматься на крутую городскую гору. Пьер шел вместе с солдатами, совершенно забыв, что его постоялый двор был внизу под горою и что он уже прошел его. Он бы не вспомнил этого (в таком он находился состоянии потерянности), ежели бы с ним не столкнулся на половине горы его берейтор, ходивший его отыскивать по городу и возвращавшийся назад к своему постоялому двору. Берейтор узнал Пьера по его шляпе, белевшей в темноте.
– Ваше сиятельство, – проговорил он, – а уж мы отчаялись. Что ж вы пешком? Куда же вы, пожалуйте!
– Ах да, – сказал Пьер.
Солдаты приостановились.
– Ну что, нашел своих? – сказал один из них.
– Ну, прощавай! Петр Кириллович, кажись? Прощавай, Петр Кириллович! – сказали другие голоса.
– Прощайте, – сказал Пьер и направился с своим берейтором к постоялому двору.
«Надо дать им!» – подумал Пьер, взявшись за карман. – «Нет, не надо», – сказал ему какой то голос.
В горницах постоялого двора не было места: все были заняты. Пьер прошел на двор и, укрывшись с головой, лег в свою коляску.
Едва Пьер прилег головой на подушку, как он почувствовал, что засыпает; но вдруг с ясностью почти действительности послышались бум, бум, бум выстрелов, послышались стоны, крики, шлепанье снарядов, запахло кровью и порохом, и чувство ужаса, страха смерти охватило его. Он испуганно открыл глаза и поднял голову из под шинели. Все было тихо на дворе. Только в воротах, разговаривая с дворником и шлепая по грязи, шел какой то денщик. Над головой Пьера, под темной изнанкой тесового навеса, встрепенулись голубки от движения, которое он сделал, приподнимаясь. По всему двору был разлит мирный, радостный для Пьера в эту минуту, крепкий запах постоялого двора, запах сена, навоза и дегтя. Между двумя черными навесами виднелось чистое звездное небо.
«Слава богу, что этого нет больше, – подумал Пьер, опять закрываясь с головой. – О, как ужасен страх и как позорно я отдался ему! А они… они все время, до конца были тверды, спокойны… – подумал он. Они в понятии Пьера были солдаты – те, которые были на батарее, и те, которые кормили его, и те, которые молились на икону. Они – эти странные, неведомые ему доселе они, ясно и резко отделялись в его мысли от всех других людей.
«Солдатом быть, просто солдатом! – думал Пьер, засыпая. – Войти в эту общую жизнь всем существом, проникнуться тем, что делает их такими. Но как скинуть с себя все это лишнее, дьявольское, все бремя этого внешнего человека? Одно время я мог быть этим. Я мог бежать от отца, как я хотел. Я мог еще после дуэли с Долоховым быть послан солдатом». И в воображении Пьера мелькнул обед в клубе, на котором он вызвал Долохова, и благодетель в Торжке. И вот Пьеру представляется торжественная столовая ложа. Ложа эта происходит в Английском клубе. И кто то знакомый, близкий, дорогой, сидит в конце стола. Да это он! Это благодетель. «Да ведь он умер? – подумал Пьер. – Да, умер; но я не знал, что он жив. И как мне жаль, что он умер, и как я рад, что он жив опять!» С одной стороны стола сидели Анатоль, Долохов, Несвицкий, Денисов и другие такие же (категория этих людей так же ясно была во сне определена в душе Пьера, как и категория тех людей, которых он называл они), и эти люди, Анатоль, Долохов громко кричали, пели; но из за их крика слышен был голос благодетеля, неумолкаемо говоривший, и звук его слов был так же значителен и непрерывен, как гул поля сраженья, но он был приятен и утешителен. Пьер не понимал того, что говорил благодетель, но он знал (категория мыслей так же ясна была во сне), что благодетель говорил о добре, о возможности быть тем, чем были они. И они со всех сторон, с своими простыми, добрыми, твердыми лицами, окружали благодетеля. Но они хотя и были добры, они не смотрели на Пьера, не знали его. Пьер захотел обратить на себя их внимание и сказать. Он привстал, но в то же мгновенье ноги его похолодели и обнажились.
Ему стало стыдно, и он рукой закрыл свои ноги, с которых действительно свалилась шинель. На мгновение Пьер, поправляя шинель, открыл глаза и увидал те же навесы, столбы, двор, но все это было теперь синевато, светло и подернуто блестками росы или мороза.
«Рассветает, – подумал Пьер. – Но это не то. Мне надо дослушать и понять слова благодетеля». Он опять укрылся шинелью, но ни столовой ложи, ни благодетеля уже не было. Были только мысли, ясно выражаемые словами, мысли, которые кто то говорил или сам передумывал Пьер.
Пьер, вспоминая потом эти мысли, несмотря на то, что они были вызваны впечатлениями этого дня, был убежден, что кто то вне его говорил их ему. Никогда, как ему казалось, он наяву не был в состоянии так думать и выражать свои мысли.
«Война есть наитруднейшее подчинение свободы человека законам бога, – говорил голос. – Простота есть покорность богу; от него не уйдешь. И они просты. Они, не говорят, но делают. Сказанное слово серебряное, а несказанное – золотое. Ничем не может владеть человек, пока он боится смерти. А кто не боится ее, тому принадлежит все. Ежели бы не было страдания, человек не знал бы границ себе, не знал бы себя самого. Самое трудное (продолжал во сне думать или слышать Пьер) состоит в том, чтобы уметь соединять в душе своей значение всего. Все соединить? – сказал себе Пьер. – Нет, не соединить. Нельзя соединять мысли, а сопрягать все эти мысли – вот что нужно! Да, сопрягать надо, сопрягать надо! – с внутренним восторгом повторил себе Пьер, чувствуя, что этими именно, и только этими словами выражается то, что он хочет выразить, и разрешается весь мучащий его вопрос.
– Да, сопрягать надо, пора сопрягать.
– Запрягать надо, пора запрягать, ваше сиятельство! Ваше сиятельство, – повторил какой то голос, – запрягать надо, пора запрягать…
Это был голос берейтора, будившего Пьера. Солнце било прямо в лицо Пьера. Он взглянул на грязный постоялый двор, в середине которого у колодца солдаты поили худых лошадей, из которого в ворота выезжали подводы. Пьер с отвращением отвернулся и, закрыв глаза, поспешно повалился опять на сиденье коляски. «Нет, я не хочу этого, не хочу этого видеть и понимать, я хочу понять то, что открывалось мне во время сна. Еще одна секунда, и я все понял бы. Да что же мне делать? Сопрягать, но как сопрягать всё?» И Пьер с ужасом почувствовал, что все значение того, что он видел и думал во сне, было разрушено.
Берейтор, кучер и дворник рассказывали Пьеру, что приезжал офицер с известием, что французы подвинулись под Можайск и что наши уходят.
Пьер встал и, велев закладывать и догонять себя, пошел пешком через город.
Войска выходили и оставляли около десяти тысяч раненых. Раненые эти виднелись в дворах и в окнах домов и толпились на улицах. На улицах около телег, которые должны были увозить раненых, слышны были крики, ругательства и удары. Пьер отдал догнавшую его коляску знакомому раненому генералу и с ним вместе поехал до Москвы. Доро гой Пьер узнал про смерть своего шурина и про смерть князя Андрея.
Х
30 го числа Пьер вернулся в Москву. Почти у заставы ему встретился адъютант графа Растопчина.
– А мы вас везде ищем, – сказал адъютант. – Графу вас непременно нужно видеть. Он просит вас сейчас же приехать к нему по очень важному делу.
Пьер, не заезжая домой, взял извозчика и поехал к главнокомандующему.
Граф Растопчин только в это утро приехал в город с своей загородной дачи в Сокольниках. Прихожая и приемная в доме графа были полны чиновников, явившихся по требованию его или за приказаниями. Васильчиков и Платов уже виделись с графом и объяснили ему, что защищать Москву невозможно и что она будет сдана. Известия эти хотя и скрывались от жителей, но чиновники, начальники различных управлений знали, что Москва будет в руках неприятеля, так же, как и знал это граф Растопчин; и все они, чтобы сложить с себя ответственность, пришли к главнокомандующему с вопросами, как им поступать с вверенными им частями.
В то время как Пьер входил в приемную, курьер, приезжавший из армии, выходил от графа.
Курьер безнадежно махнул рукой на вопросы, с которыми обратились к нему, и прошел через залу.
Дожидаясь в приемной, Пьер усталыми глазами оглядывал различных, старых и молодых, военных и статских, важных и неважных чиновников, бывших в комнате. Все казались недовольными и беспокойными. Пьер подошел к одной группе чиновников, в которой один был его знакомый. Поздоровавшись с Пьером, они продолжали свой разговор.
– Как выслать да опять вернуть, беды не будет; а в таком положении ни за что нельзя отвечать.
– Да ведь вот, он пишет, – говорил другой, указывая на печатную бумагу, которую он держал в руке.
– Это другое дело. Для народа это нужно, – сказал первый.
– Что это? – спросил Пьер.
– А вот новая афиша.
Пьер взял ее в руки и стал читать:
«Светлейший князь, чтобы скорей соединиться с войсками, которые идут к нему, перешел Можайск и стал на крепком месте, где неприятель не вдруг на него пойдет. К нему отправлено отсюда сорок восемь пушек с снарядами, и светлейший говорит, что Москву до последней капли крови защищать будет и готов хоть в улицах драться. Вы, братцы, не смотрите на то, что присутственные места закрыли: дела прибрать надобно, а мы своим судом с злодеем разберемся! Когда до чего дойдет, мне надобно молодцов и городских и деревенских. Я клич кликну дня за два, а теперь не надо, я и молчу. Хорошо с топором, недурно с рогатиной, а всего лучше вилы тройчатки: француз не тяжеле снопа ржаного. Завтра, после обеда, я поднимаю Иверскую в Екатерининскую гошпиталь, к раненым. Там воду освятим: они скорее выздоровеют; и я теперь здоров: у меня болел глаз, а теперь смотрю в оба».
– А мне говорили военные люди, – сказал Пьер, – что в городе никак нельзя сражаться и что позиция…
– Ну да, про то то мы и говорим, – сказал первый чиновник.
– А что это значит: у меня болел глаз, а теперь смотрю в оба? – сказал Пьер.
– У графа был ячмень, – сказал адъютант, улыбаясь, – и он очень беспокоился, когда я ему сказал, что приходил народ спрашивать, что с ним. А что, граф, – сказал вдруг адъютант, с улыбкой обращаясь к Пьеру, – мы слышали, что у вас семейные тревоги? Что будто графиня, ваша супруга…
– Я ничего не слыхал, – равнодушно сказал Пьер. – А что вы слышали?
– Нет, знаете, ведь часто выдумывают. Я говорю, что слышал.
– Что же вы слышали?
– Да говорят, – опять с той же улыбкой сказал адъютант, – что графиня, ваша жена, собирается за границу. Вероятно, вздор…
– Может быть, – сказал Пьер, рассеянно оглядываясь вокруг себя. – А это кто? – спросил он, указывая на невысокого старого человека в чистой синей чуйке, с белою как снег большою бородой, такими же бровями и румяным лицом.
– Это? Это купец один, то есть он трактирщик, Верещагин. Вы слышали, может быть, эту историю о прокламации?
– Ах, так это Верещагин! – сказал Пьер, вглядываясь в твердое и спокойное лицо старого купца и отыскивая в нем выражение изменничества.
– Это не он самый. Это отец того, который написал прокламацию, – сказал адъютант. – Тот молодой, сидит в яме, и ему, кажется, плохо будет.
Один старичок, в звезде, и другой – чиновник немец, с крестом на шее, подошли к разговаривающим.
– Видите ли, – рассказывал адъютант, – это запутанная история. Явилась тогда, месяца два тому назад, эта прокламация. Графу донесли. Он приказал расследовать. Вот Гаврило Иваныч разыскивал, прокламация эта побывала ровно в шестидесяти трех руках. Приедет к одному: вы от кого имеете? – От того то. Он едет к тому: вы от кого? и т. д. добрались до Верещагина… недоученный купчик, знаете, купчик голубчик, – улыбаясь, сказал адъютант. – Спрашивают у него: ты от кого имеешь? И главное, что мы знаем, от кого он имеет. Ему больше не от кого иметь, как от почт директора. Но уж, видно, там между ними стачка была. Говорит: ни от кого, я сам сочинил. И грозили и просили, стал на том: сам сочинил. Так и доложили графу. Граф велел призвать его. «От кого у тебя прокламация?» – «Сам сочинил». Ну, вы знаете графа! – с гордой и веселой улыбкой сказал адъютант. – Он ужасно вспылил, да и подумайте: этакая наглость, ложь и упорство!..
– А! Графу нужно было, чтобы он указал на Ключарева, понимаю! – сказал Пьер.
– Совсем не нужно», – испуганно сказал адъютант. – За Ключаревым и без этого были грешки, за что он и сослан. Но дело в том, что граф очень был возмущен. «Как же ты мог сочинить? – говорит граф. Взял со стола эту „Гамбургскую газету“. – Вот она. Ты не сочинил, а перевел, и перевел то скверно, потому что ты и по французски, дурак, не знаешь». Что же вы думаете? «Нет, говорит, я никаких газет не читал, я сочинил». – «А коли так, то ты изменник, и я тебя предам суду, и тебя повесят. Говори, от кого получил?» – «Я никаких газет не видал, а сочинил». Так и осталось. Граф и отца призывал: стоит на своем. И отдали под суд, и приговорили, кажется, к каторжной работе. Теперь отец пришел просить за него. Но дрянной мальчишка! Знаете, эдакой купеческий сынишка, франтик, соблазнитель, слушал где то лекции и уж думает, что ему черт не брат. Ведь это какой молодчик! У отца его трактир тут у Каменного моста, так в трактире, знаете, большой образ бога вседержителя и представлен в одной руке скипетр, в другой держава; так он взял этот образ домой на несколько дней и что же сделал! Нашел мерзавца живописца…
