Чэнъюй

Чэнъюй (кит. трад. 成語, упр. 成语, пиньинь: chéngyǔ, буквально: «готовое выражение») — в китайском языке устойчивый оборот, чаще всего состоящий из четырех иероглифов.

В китайском языке фразеологизмы, в т. ч. чэнъюи, имеют огромное значение. И в устной, и в письменной речи китайцы постоянно прибегают к освящённым временем оборотам, которые придают убедительность речи. В древности философы пословицами выражали тончайшие оттенки чувств.  Знание наиболее популярных чэнъюев является необходимым признаком образованного китайца. В Китае издаются специальные словари чэнъюев, в которых объясняется их смысл, и приводятся первоисточники.

Большинство чэнъюев составляют выражения из классических китайских произведений на вэньяне — письменном классическом китайском языке. Для понимания таких чэнъюев необходим их перевод на современный китайский язык и дополнительные смысловые комментарии. Таким образом, чэнъюи близки к русским фразеологизмам, которые у нас принято называть «крылатыми словами» (фразеологизмы из исторических и литературных источников). Например, в выражении 卧薪尝胆 (wò xīn cháng dǎn) иероглифы имеют значения: лежать / хворост / пробовать на вкус/ желчный пузырь, желчь. Его история восходит ко времени царства Юэ, когда правил 勾践 (Gōu Jiàn). Проиграв в войне, он специально лежал на неудобном хворосте и лизал горькую желчь, чтобы не забыть горечь поражения. В Китае эта история очень популярна и приводится в учебниках и художественных произведениях.

Значительная часть всех китайских фразеологизмов заимствована из четырёх классических романов, т. н. «Четырёх Великих Творений» (四大名著 sì dà míng zhù). Это романы «Троецарствие» (XI) (三国演义Sān guó yǎn yì), автор - Ло Гуаньчжун (罗贯中 (прибл. 1330—1400 гг.)), «Речные заводи» (ок. XV в.) (水浒传 shui hu zhuan) – автор Ши Найань (施耐庵 ), «Путешествие на Запад» (XVI в.) (西游记Xī yóu jì) – автор У Чэнъэнь (吴承恩 (1500—1582гг.)), «Сон в красном тереме» (XVIII в.) – автор Цао Чжань (曹霑).

Наиболее популярные чэнъюи

Тянуть ростки, помогая им расти (拔苗助长) – впервые встречается в «Мэнцзы» (《孟子•公孙丑上》) в диалоге между древнекитайским мудрецом Мэн-цзы и его учеником Гунсунь Чоу. В рассуждениях о справедливости учитель приводит следующую историю. В княжестве Сун один человек непрестанно печалился, что всходы на его поле растут слишком медленно. Однажды он решил им помочь и начал тянуть ростки из земли. Уставший, но довольный он вернулся домой и рассказал домашним о своём способе ускорить рост растений. Его сын, услышав об этом, побежал в поле и увидел завядшие ростки. Далее Мэн-цзы говорит:

В Поднебесной мало таких, которые не помогали бы всходам расти. Но пользы всходам не только не приносят, а губят их, как те, кто не пропалывает их, полагая, что в этом нет пользы, и оставляет их на произвол судьбы, так и те, кто подтягивает руками ростки из земли, якобы помогая этим их росту. (Перевод Колоколова В. С.)

Отбежав на 50 шагов, насмехаться над отбежавшими 100 шагов (五十步笑百步 wǔshí bù xiào bǎi bù) — впервые встречается в «Мэнцзы» (孟子‧梁惠王上) в диалоге между древнекитайским мудрецом Мэн-цзы и лянским ваном Хуэем, который пожаловался учителю на то, что, несмотря на всю его заботу о подданных, численность населения соседнего царства больше, хотя его правитель ничего не делает на благо народа. Мэн-цзы в ответ привел ему притчу о воинах, которые, бросив оружие и убежав с поля битвы на 50 шагов, стали насмехаться над теми, кто убежал на 100 шагов. Далее Мэн-цзы сказал:

Не нарушайте сроков полевых работ, и хлеба у вас будет не под силу съесть. Не закидывайте густых сетей в пруды и водоёмы, тогда рыб и черепах тоже не под силу будет съесть. Ходите в лес с топорами и секирами в надлежащее время, и древесины у вас будет не под силу извести. Когда будет не в силах съесть хлеба и черепах, когда будет не под силу извести древесину, тогда это и позволит народу не сетовать, как прокормить народившихся и как похоронить умерших. Если не будет таких сетований, тогда и наступит начало настоящего вановского пути в управлении народом.

См. также

• Сехоуюй
• Ёдзидзюкуго

Литература

• Ступникова В. В. Дракон в зеркале чэнъюев. Обзор чэнъюев с образом дракона: таблица // [www.ifes-ras.ru/images/abook_file/people_and_culture_of_the_east-2014.pdf Человек и культура Востока: Исследования и переводы – 2012 / Сост. и отв. ред. В. Б. Виногродская. М.: ИДВ РАН, 2014.] С. 321—329; 330—352. — ISBN 978-5-8381-0275-1

Отрывок, характеризующий Чэнъюй

– Что такое? Что такое? По ком стреляют? Кто стреляет? – спрашивал Ростов, ровняясь с русскими и австрийскими солдатами, бежавшими перемешанными толпами наперерез его дороги.
– А чорт их знает? Всех побил! Пропадай всё! – отвечали ему по русски, по немецки и по чешски толпы бегущих и непонимавших точно так же, как и он, того, что тут делалось.
– Бей немцев! – кричал один.
– А чорт их дери, – изменников.
– Zum Henker diese Ruesen… [К чорту этих русских…] – что то ворчал немец.
Несколько раненых шли по дороге. Ругательства, крики, стоны сливались в один общий гул. Стрельба затихла и, как потом узнал Ростов, стреляли друг в друга русские и австрийские солдаты.
«Боже мой! что ж это такое? – думал Ростов. – И здесь, где всякую минуту государь может увидать их… Но нет, это, верно, только несколько мерзавцев. Это пройдет, это не то, это не может быть, – думал он. – Только поскорее, поскорее проехать их!»
Мысль о поражении и бегстве не могла притти в голову Ростову. Хотя он и видел французские орудия и войска именно на Праценской горе, на той самой, где ему велено было отыскивать главнокомандующего, он не мог и не хотел верить этому.


Около деревни Праца Ростову велено было искать Кутузова и государя. Но здесь не только не было их, но не было ни одного начальника, а были разнородные толпы расстроенных войск.
Он погонял уставшую уже лошадь, чтобы скорее проехать эти толпы, но чем дальше он подвигался, тем толпы становились расстроеннее. По большой дороге, на которую он выехал, толпились коляски, экипажи всех сортов, русские и австрийские солдаты, всех родов войск, раненые и нераненые. Всё это гудело и смешанно копошилось под мрачный звук летавших ядер с французских батарей, поставленных на Праценских высотах.
– Где государь? где Кутузов? – спрашивал Ростов у всех, кого мог остановить, и ни от кого не мог получить ответа.
Наконец, ухватив за воротник солдата, он заставил его ответить себе.
– Э! брат! Уж давно все там, вперед удрали! – сказал Ростову солдат, смеясь чему то и вырываясь.
Оставив этого солдата, который, очевидно, был пьян, Ростов остановил лошадь денщика или берейтора важного лица и стал расспрашивать его. Денщик объявил Ростову, что государя с час тому назад провезли во весь дух в карете по этой самой дороге, и что государь опасно ранен.
– Не может быть, – сказал Ростов, – верно, другой кто.
– Сам я видел, – сказал денщик с самоуверенной усмешкой. – Уж мне то пора знать государя: кажется, сколько раз в Петербурге вот так то видал. Бледный, пребледный в карете сидит. Четверню вороных как припустит, батюшки мои, мимо нас прогремел: пора, кажется, и царских лошадей и Илью Иваныча знать; кажется, с другим как с царем Илья кучер не ездит.
Ростов пустил его лошадь и хотел ехать дальше. Шедший мимо раненый офицер обратился к нему.
– Да вам кого нужно? – спросил офицер. – Главнокомандующего? Так убит ядром, в грудь убит при нашем полку.
– Не убит, ранен, – поправил другой офицер.
– Да кто? Кутузов? – спросил Ростов.
– Не Кутузов, а как бишь его, – ну, да всё одно, живых не много осталось. Вон туда ступайте, вон к той деревне, там всё начальство собралось, – сказал этот офицер, указывая на деревню Гостиерадек, и прошел мимо.
Ростов ехал шагом, не зная, зачем и к кому он теперь поедет. Государь ранен, сражение проиграно. Нельзя было не верить этому теперь. Ростов ехал по тому направлению, которое ему указали и по которому виднелись вдалеке башня и церковь. Куда ему было торопиться? Что ему было теперь говорить государю или Кутузову, ежели бы даже они и были живы и не ранены?
– Этой дорогой, ваше благородие, поезжайте, а тут прямо убьют, – закричал ему солдат. – Тут убьют!
– О! что говоришь! сказал другой. – Куда он поедет? Тут ближе.
Ростов задумался и поехал именно по тому направлению, где ему говорили, что убьют.
«Теперь всё равно: уж ежели государь ранен, неужели мне беречь себя?» думал он. Он въехал в то пространство, на котором более всего погибло людей, бегущих с Працена. Французы еще не занимали этого места, а русские, те, которые были живы или ранены, давно оставили его. На поле, как копны на хорошей пашне, лежало человек десять, пятнадцать убитых, раненых на каждой десятине места. Раненые сползались по два, по три вместе, и слышались неприятные, иногда притворные, как казалось Ростову, их крики и стоны. Ростов пустил лошадь рысью, чтобы не видать всех этих страдающих людей, и ему стало страшно. Он боялся не за свою жизнь, а за то мужество, которое ему нужно было и которое, он знал, не выдержит вида этих несчастных.