Шастина, Нина Павловна

Нина Павловна Шастина (19 декабря 1898, Иркутск — 1980, Москва) — русский, советский учёный-монголовед, автор более 80 публикаций по истории и историографии Монголии.

Биография

Н. П. Шастина родилась в семье П. Н. Шастина, иркутского врача, который положил начало династии врачей Шастиных. В 1923 году П. Н. Шастин приехал в Монголию, где проработал 14 лет. Дед Н. П. Шастиной, священник Н. И. Шастин также изучал монгольский язык; работал в Забайкалье; был настоятелем Свято-Троицкой церкви в Урге.

В 1921 году участвовала в коллективных сборниках группы «Барка поэтов» «Отчетный сборник стихов группы иркутских поэтов на 1921 год» (машинопись); в этом сборнике участвовали также С. А. Алякринский, А. И. Венедиктов, М. Н. Имрей-Горин, А. Д. Мейсельман, Н. М. Подгоричани, Е. И. Титов, И. К. Славнин, Н. Хабиас и др., и "Февральские капели" (наряду с А. И. Венедиктовым, М. Н. Имреем-Гориным, Е. И. Титовым) В 1923 году Н. П. Шастина окончила педагогический факультет Иркутского государственного университета, где получила классическое гуманитарное образование, знала европейские языки. Она интересовалась египтологией и историей религии.

В 1924 году Н. П. Шастина приехала в Монголию, к отцу, и осталась там на 13 лет. Позднее она вспоминала:

Путь был труден и долог. Из Иркутска до Урги мы с младшим братом добирались целых две недели. Первые впечатления от Урги было — XVII век. Из XX-го века прямо в XVII-ый. Глухие высокие заборы, кривые улочки, переулки, где царствуют собаки, монастыри и буддийские храмы оригинальной архитектуры

— [rus.ruvr.ru/2009/07/06/984168.html Семья Шастиных в Монголии. Голос России. Передача от 06.07.09]

Дом врача Шастина был широко известен в Улан-Баторе и принимал всех известных путешественников и учёных, бывали в нём и известные монгольские учёные. Здесь Н. П. Шастина узнавала из первых рук о научных открытиях Ноин-Ульских курганов и исследовании Хара-хото. Н. П. Шастина поступила на работу в Учёный Комитет, изучала монгольский и тибетский языки, буддийские храмы, буддийскую философию и литературу Монголии, публиковала первые статьи.

В 1925-1926 годах в Монголии находилась экспедиция Н. К. Рериха. Интерес к монгольской культуре проявил Ю. Н. Рерих, изучавший монгольский язык и этнографию. Позднее было издано совместное исследование Н. П. Шастиной и Ю. Н. Рериха «Грамота царя Петра Первого к Лубсан-тайджи и её составитель».

С 1930 года она работала в Учёном Комитете Монголии, публиковала первые статьи, посвященные монгольскому театру, мистерии Цам, архитектуре монгольских храмов. С 1937 по 1942 год Н. П. Шастина жила и работала в Ленинграде и продолжала заниматься монголоведением.

В 1943-1945 годах Н. П. Шастина жила в Иркутске, работала преподавателем в Иркутском университете и готовила кандидатскую диссертацию «Первые сношения Московского государства с Алтын ханами Западной Монголии».

Много лет Н. П. Шастина преподавала историю Монголии в МГУ. В 1958 году в Москве была издана монография Шастиной «Русско-монгольские посольские отношения 17-го века». В ней на основе оригинальных архивных материалов был дан анализ посольств, которыми в XVII веке обменивались Российская империя и государства Северной Монголии.

Н. П. Шастина внесла значительный вклад в изучение и публикацию крупнейших памятников монгольской историографии - летописей и монгольских хроник. Наибольший интерес она проявляла и к исследованию истории монголоведных исследований, здесь она является первопроходцем и новатором.

Н. П. Шастина передала свой интерес к Монголии и монголоведным исследованиям студентке Е. М. Даревской, которая стала преемницей монголоведных исследований в Иркутске.

Библиография

Монографии

• Первые сношения Московского государства с Алтын-ханами Западной Монголии. 1950.
• Русско-монгольские посольские отношения 17-го века. 1958.

Переводы

• Шара туджи. Монгольская летопись XVII века (сводный текст, пер., введ. и прим. Н. П. Шастиной), М.—Л., 1957.
• Лубсан Данзан. Алтан Тобчи. Серия «Памятники письменности Востока». Перевод с монгольского, введение, комментарий и приложения Н. П. Шастиной. Главная редакция восточной литературы издательства "Наука", 1973 г.

Статьи

• Китайцы-иконописцы в Улан-Баторе \\ Mongolica-III. Из архивов отечественных монголоведов XIX — начала XX вв. / Отв. ред. С. Г. Кляшторный. Сост. и автор пред. И.В.Кульганек. СПб., 1994.
• Фрагменты статьи об аймачном храме «Орлуд» \\ Mongolica-III. Из архивов отечественных монголоведов XIX — начала XX вв. / Отв. ред. С. Г. Кляшторный. Сост. и автор пред. И.В.Кульганек. СПб., 1994.
• А. М. Позднеев (о нём) / Подготовка к печати, примечания А. Г. Сазыкина // Mongolica-VI. Посвящается 150-летию со дня рождения А. М. Позднеева. Составитель И. В.Кульганек. СПб.: «Петербургское востоковедение», 2003. С. 7-18.
• Монгольская литература. // Большая советская энциклопедия, М., 1956, с. 682-689

Литература

• Кузьмин Ю. В. Нина Павловна Шастина — исследовательница Монголии // Тальцы, 2002. № 1. С. 22-33.
• Яцковская К. Н. Неопубликованные материалы 20-х годов из личного архива Н. П. Шастиной (1898—1980) // Mongolica-III. Из архивов отечественных монголоведов XIX — начала XX вв. / Отв. ред. С. Г. Кляшторный. Сост. и автор пред. И. В. Кульганек. — СПб., 1994.

Ссылки

• [rus.ruvr.ru/2009/07/06/984168.html Семья Шастиных в Монголии. Голос России. Передача от 06.07.09]

Отрывок, характеризующий Шастина, Нина Павловна

Видно было, что юнкер этот уже не раз просился где нибудь сесть и везде получал отказы. Он просил нерешительным и жалким голосом.
– Прикажите посадить, ради Бога.
– Посадите, посадите, – сказал Тушин. – Подложи шинель, ты, дядя, – обратился он к своему любимому солдату. – А где офицер раненый?
– Сложили, кончился, – ответил кто то.
– Посадите. Садитесь, милый, садитесь. Подстели шинель, Антонов.
Юнкер был Ростов. Он держал одною рукой другую, был бледен, и нижняя челюсть тряслась от лихорадочной дрожи. Его посадили на Матвевну, на то самое орудие, с которого сложили мертвого офицера. На подложенной шинели была кровь, в которой запачкались рейтузы и руки Ростова.
– Что, вы ранены, голубчик? – сказал Тушин, подходя к орудию, на котором сидел Ростов.
– Нет, контужен.
– Отчего же кровь то на станине? – спросил Тушин.
– Это офицер, ваше благородие, окровянил, – отвечал солдат артиллерист, обтирая кровь рукавом шинели и как будто извиняясь за нечистоту, в которой находилось орудие.
Насилу, с помощью пехоты, вывезли орудия в гору, и достигши деревни Гунтерсдорф, остановились. Стало уже так темно, что в десяти шагах нельзя было различить мундиров солдат, и перестрелка стала стихать. Вдруг близко с правой стороны послышались опять крики и пальба. От выстрелов уже блестело в темноте. Это была последняя атака французов, на которую отвечали солдаты, засевшие в дома деревни. Опять всё бросилось из деревни, но орудия Тушина не могли двинуться, и артиллеристы, Тушин и юнкер, молча переглядывались, ожидая своей участи. Перестрелка стала стихать, и из боковой улицы высыпали оживленные говором солдаты.
– Цел, Петров? – спрашивал один.
– Задали, брат, жару. Теперь не сунутся, – говорил другой.
– Ничего не видать. Как они в своих то зажарили! Не видать; темь, братцы. Нет ли напиться?
Французы последний раз были отбиты. И опять, в совершенном мраке, орудия Тушина, как рамой окруженные гудевшею пехотой, двинулись куда то вперед.
В темноте как будто текла невидимая, мрачная река, всё в одном направлении, гудя шопотом, говором и звуками копыт и колес. В общем гуле из за всех других звуков яснее всех были стоны и голоса раненых во мраке ночи. Их стоны, казалось, наполняли собой весь этот мрак, окружавший войска. Их стоны и мрак этой ночи – это было одно и то же. Через несколько времени в движущейся толпе произошло волнение. Кто то проехал со свитой на белой лошади и что то сказал, проезжая. Что сказал? Куда теперь? Стоять, что ль? Благодарил, что ли? – послышались жадные расспросы со всех сторон, и вся движущаяся масса стала напирать сама на себя (видно, передние остановились), и пронесся слух, что велено остановиться. Все остановились, как шли, на середине грязной дороги.
Засветились огни, и слышнее стал говор. Капитан Тушин, распорядившись по роте, послал одного из солдат отыскивать перевязочный пункт или лекаря для юнкера и сел у огня, разложенного на дороге солдатами. Ростов перетащился тоже к огню. Лихорадочная дрожь от боли, холода и сырости трясла всё его тело. Сон непреодолимо клонил его, но он не мог заснуть от мучительной боли в нывшей и не находившей положения руке. Он то закрывал глаза, то взглядывал на огонь, казавшийся ему горячо красным, то на сутуловатую слабую фигуру Тушина, по турецки сидевшего подле него. Большие добрые и умные глаза Тушина с сочувствием и состраданием устремлялись на него. Он видел, что Тушин всею душой хотел и ничем не мог помочь ему.
Со всех сторон слышны были шаги и говор проходивших, проезжавших и кругом размещавшейся пехоты. Звуки голосов, шагов и переставляемых в грязи лошадиных копыт, ближний и дальний треск дров сливались в один колеблющийся гул.
Теперь уже не текла, как прежде, во мраке невидимая река, а будто после бури укладывалось и трепетало мрачное море. Ростов бессмысленно смотрел и слушал, что происходило перед ним и вокруг него. Пехотный солдат подошел к костру, присел на корточки, всунул руки в огонь и отвернул лицо.
– Ничего, ваше благородие? – сказал он, вопросительно обращаясь к Тушину. – Вот отбился от роты, ваше благородие; сам не знаю, где. Беда!
Вместе с солдатом подошел к костру пехотный офицер с подвязанной щекой и, обращаясь к Тушину, просил приказать подвинуть крошечку орудия, чтобы провезти повозку. За ротным командиром набежали на костер два солдата. Они отчаянно ругались и дрались, выдергивая друг у друга какой то сапог.
– Как же, ты поднял! Ишь, ловок, – кричал один хриплым голосом.
Потом подошел худой, бледный солдат с шеей, обвязанной окровавленною подверткой, и сердитым голосом требовал воды у артиллеристов.
– Что ж, умирать, что ли, как собаке? – говорил он.
Тушин велел дать ему воды. Потом подбежал веселый солдат, прося огоньку в пехоту.
– Огоньку горяченького в пехоту! Счастливо оставаться, землячки, благодарим за огонек, мы назад с процентой отдадим, – говорил он, унося куда то в темноту краснеющуюся головешку.
За этим солдатом четыре солдата, неся что то тяжелое на шинели, прошли мимо костра. Один из них споткнулся.
– Ишь, черти, на дороге дрова положили, – проворчал он.
– Кончился, что ж его носить? – сказал один из них.
– Ну, вас!
И они скрылись во мраке с своею ношей.
– Что? болит? – спросил Тушин шопотом у Ростова.
– Болит.
– Ваше благородие, к генералу. Здесь в избе стоят, – сказал фейерверкер, подходя к Тушину.
– Сейчас, голубчик.
Тушин встал и, застегивая шинель и оправляясь, отошел от костра…
Недалеко от костра артиллеристов, в приготовленной для него избе, сидел князь Багратион за обедом, разговаривая с некоторыми начальниками частей, собравшимися у него. Тут был старичок с полузакрытыми глазами, жадно обгладывавший баранью кость, и двадцатидвухлетний безупречный генерал, раскрасневшийся от рюмки водки и обеда, и штаб офицер с именным перстнем, и Жерков, беспокойно оглядывавший всех, и князь Андрей, бледный, с поджатыми губами и лихорадочно блестящими глазами.