Шлезингер, Ярослав

Ярослав Шлезингер

Ярослав Шлезингер (чеш. Jaroslav Šlezinger; 29 апреля 1911, Емнице — 2 августа 1955, Остров (Карловарский край)) — чехословацкий скульптор, диссидент.

Биография

Его художественные таланты проявились с детства. Будучи самоучкой, в селе Хотебудице создал мемориал павшим в Первой мировой войне. Благодаря финансовой поддержке директора емницкой школы, поступил и с отличием окончил художественно-промышленную школу в Горжицко. По рекомендации школы в 1936—1939 годах учился под руководством профессора Богумила Кафки в Академии изобразительных искусств в Праге. После окончания академии работал в качестве преподавателя в Школе прикладного искусства в Брно. Вскоре, в связи со студенческой демонстрацией был арестован и в течение почти трёх лет находился в концлагерях Ораниенбург и Заксенхаузен.

После своего освобождения, поселился в г. Йиглава, орнанизал свою скульптурную мастерскую. Создал несколько статуй, серию скульптур святых для церквей в Йиглава, Емнице, Моравске-Будеёвице, Тшебеловице, несколько надгробных памятников.

Кульминацией его работ стал памятник президенту Т. Г. Масарику в г. Йиглава (1948). В 1961 году памятник был разрушен, как и остальные публичные работы скульптора.

Будучи демократом по убеждению, членом Ротари-клуба, Я. Шлезингер был знаком со многими людьми из Народной партии Чехословакии и стал одним из членов организации сопротивления коммунистическим властям.

Они подготовили и распространили листовки с требованием свободных выборов в стране под контролем ООН и другими возваниями. После этого, Я. Шлезингер был арестован и приговорён к двадцати пяти годам лишения свободы. Провёл некоторое время в тюрьме Йиглава, позже был переведен в трудовой лагерь принудительного труда в г. Остров (Карловарский край). В начале 1951 года, лагерь получил кодовое название «L» = ликвидация. Узники лагеря «L» работали на измельчении и сортировке урановой руды. Здесь находились заключенные, считавшиеся особо опасными и неисправимыми. В условиях постоянно загрязнённой радиоактивной пылью и радиацией окружающей среды, заключенные, работающие по 12—14 часов без каких-либо средств защиты, вскоре умирали от рака лёгких, как правило, вскоре после освобождения.

В августе 1954 года Я. Шлезингер был переведен в другой лагерь. В тот же день встретил друга и одноклассника из академии, который, учитывая его состояние поместил скульптора в тюремную клинику. Врачи обнаружили, у него лейкоз и рак двенадцатиперстной кишки и начали лечение. Месяц спустя, в ноябре 1954 года он, наконец, попал в тюремное отделение больницы в Карловых Варах, где его состояние несколько улучшилось и он смог вернуться к работе.

В апреле 1955 года, Я. Шлезингер снова оказался в больнице с раком лёгких.

Умер в возрасте 44 лет в тюремной больнице г. Остров.

Ссылки

• [www.ustrcr.cz/cs/slezinger-jaroslav-29-4-1911 ŠLEZINGER, Jaroslav] (чешск.)

Отрывок, характеризующий Шлезингер, Ярослав

– И не думал, полноте, ma tante.
– Ну хорошо, хорошо. О! какой ты!
Губернаторша подводила его к высокой и очень толстой старухе в голубом токе, только что кончившей свою карточную партию с самыми важными лицами в городе. Это была Мальвинцева, тетка княжны Марьи по матери, богатая бездетная вдова, жившая всегда в Воронеже. Она стояла, рассчитываясь за карты, когда Ростов подошел к ней. Она строго и важно прищурилась, взглянула на него и продолжала бранить генерала, выигравшего у нее.
– Очень рада, мой милый, – сказала она, протянув ему руку. – Милости прошу ко мне.
Поговорив о княжне Марье и покойнике ее отце, которого, видимо, не любила Мальвинцева, и расспросив о том, что Николай знал о князе Андрее, который тоже, видимо, не пользовался ее милостями, важная старуха отпустила его, повторив приглашение быть у нее.
Николай обещал и опять покраснел, когда откланивался Мальвинцевой. При упоминании о княжне Марье Ростов испытывал непонятное для него самого чувство застенчивости, даже страха.
Отходя от Мальвинцевой, Ростов хотел вернуться к танцам, но маленькая губернаторша положила свою пухленькую ручку на рукав Николая и, сказав, что ей нужно поговорить с ним, повела его в диванную, из которой бывшие в ней вышли тотчас же, чтобы не мешать губернаторше.
– Знаешь, mon cher, – сказала губернаторша с серьезным выражением маленького доброго лица, – вот это тебе точно партия; хочешь, я тебя сосватаю?
– Кого, ma tante? – спросил Николай.
– Княжну сосватаю. Катерина Петровна говорит, что Лили, а по моему, нет, – княжна. Хочешь? Я уверена, твоя maman благодарить будет. Право, какая девушка, прелесть! И она совсем не так дурна.
– Совсем нет, – как бы обидевшись, сказал Николай. – Я, ma tante, как следует солдату, никуда не напрашиваюсь и ни от чего не отказываюсь, – сказал Ростов прежде, чем он успел подумать о том, что он говорит.
– Так помни же: это не шутка.
– Какая шутка!
– Да, да, – как бы сама с собою говоря, сказала губернаторша. – А вот что еще, mon cher, entre autres. Vous etes trop assidu aupres de l'autre, la blonde. [мой друг. Ты слишком ухаживаешь за той, за белокурой.] Муж уж жалок, право…
– Ах нет, мы с ним друзья, – в простоте душевной сказал Николай: ему и в голову не приходило, чтобы такое веселое для него препровождение времени могло бы быть для кого нибудь не весело.
«Что я за глупость сказал, однако, губернаторше! – вдруг за ужином вспомнилось Николаю. – Она точно сватать начнет, а Соня?..» И, прощаясь с губернаторшей, когда она, улыбаясь, еще раз сказала ему: «Ну, так помни же», – он отвел ее в сторону:
– Но вот что, по правде вам сказать, ma tante…
– Что, что, мой друг; пойдем вот тут сядем.
Николай вдруг почувствовал желание и необходимость рассказать все свои задушевные мысли (такие, которые и не рассказал бы матери, сестре, другу) этой почти чужой женщине. Николаю потом, когда он вспоминал об этом порыве ничем не вызванной, необъяснимой откровенности, которая имела, однако, для него очень важные последствия, казалось (как это и кажется всегда людям), что так, глупый стих нашел; а между тем этот порыв откровенности, вместе с другими мелкими событиями, имел для него и для всей семьи огромные последствия.
– Вот что, ma tante. Maman меня давно женить хочет на богатой, но мне мысль одна эта противна, жениться из за денег.
– О да, понимаю, – сказала губернаторша.
– Но княжна Болконская, это другое дело; во первых, я вам правду скажу, она мне очень нравится, она по сердцу мне, и потом, после того как я ее встретил в таком положении, так странно, мне часто в голову приходило что это судьба. Особенно подумайте: maman давно об этом думала, но прежде мне ее не случалось встречать, как то все так случалось: не встречались. И во время, когда Наташа была невестой ее брата, ведь тогда мне бы нельзя было думать жениться на ней. Надо же, чтобы я ее встретил именно тогда, когда Наташина свадьба расстроилась, ну и потом всё… Да, вот что. Я никому не говорил этого и не скажу. А вам только.