Шудрака

Шу́драка (санскр. शूद्रक) — древнеиндийский драматург, писавший на санскрите. Автор пьесы «Глиняная повозка».

Биография

Достоверных фактов об авторе почти нет, хотя во многих памятниках литературы и фольклора он упоминается как легендарный древнеиндийский царь, образованный, храбрый и благочестивый. Авторству Шудраки приписывается одно из самых значительных произведений древнеиндийской драматургии — пьеса «Глиняная повозка» («Мри́ччхака́тика»), написанная на санскрите и пракритах. Именно датировка времени создания пьесы служит основополагающей в определении примерного периода жизни драматурга. О «Глиняной повозке» впервые упоминает теоретик поэзии Ва́мана (VIII—IX вв.) в своём трактате «Сутра о поэтических украшениях». В качестве верхней границы создания пьесы установлено время творчества другого известного древнеиндийского драматурга — Бхасы (III—IV вв.), потому как считается, что в пьесе Шудраки обработан сюжет драмы Бхасы «Даридрачарудатта» («Бедный Чарудатта» или «Чарудатта в бедности»), от которой сохранились четыре первых акта (но в связи с этим следует отметить, что другие специалисты, наоборот, склонны рассматривать «Бедного Чарудатту» как сокращенный вариант произведения Шудраки). Таким образом, считается, что автор «Глиняной повозки» жил в период от IV до начала VIII века н.э. Учёным приходится довольствоваться именно такой неопределённой датировкой, так как все попытки установить более точную дату оказывались либо несостоятельными, либо спорными.

Достоверных сведений о происхождении Шудраки практически не существует, хотя во многих литературных памятниках и произведениях фольклора о нём упоминается как о легендарном древнеиндийском царе. В прологе к пьесе «Глиняная повозка» есть описание Шудраки как добродетельного, храброго и учёного царя, прожившего сто лет; также здесь помещено сообщение о его благочестивой смерти. Некоторыми специалистами было выдвинуто предположение, что автор пьесы специально скрыл своё имя, приписав её перу легендарного царя, прославленного в пуранах. Однако, определённые особенности языка «Глиняной повозки» более свидетельствуют в пользу другого предположения, заключающегося в том, что пролог — это результат поздней редакции пьесы, т. е. сведения об авторе как «легендарном благочестивом царе» были помещены в пролог средневековым редактором драмы, жившим примерно в IX—X веках н. э. В пользу поздней редакции свидетельствует также и то, что в тексте пролога уже сообщается о благочестивой смерти столетнего царя Шудраки. Ввиду наличия довольно противоречивой информации, до сих пор остаётся неясным — был ли Шудрака в действительности царём, как об этом говорится в легендах, и если он им действительно был, то почему его имя образовано от названия самой низшей из варн — варны шудр, так как «шу́драка» — это уменьшительная форма от существительного «шу́дра». Тем не менее существуют сведения, согласно которым автор пьесы всё-таки был царём: некоторые исследователи считают, что в качестве известного драматурга выступал правитель Абхиры Индрагупта, использовавший для своих сочинений литературный псевдоним Шудрака. К тому же из косвенных указаний смрити и других культурных памятников следует, что уже в первые века н. э. в Индии «наряду с кастовой всё большую роль начинает играть имущественная и профессиональная дифференциация общества: бедные брахманы нередко оказывались на положении шудр, а шудры, если им удавалось добиться богатства, добивались и власти» (П. А Гринцер).

«Глиняная повозка»

«Глиняная повозка» («Мри́ччхака́тика») является единственным произведением Шудраки, которым располагают учёные. Пьеса была создана примерно в IV—VIII веках н. э.. Текст пьесы написан на санскрите и пракритах — языковая дифференциация вообще является характерной чертой санскритской драмы: диалоги персонажей, занимающих высокое социальное положение (царь, брахманы и т.п.) составлены на санскрите, тогда как все прочие представители индийского общества — горожане, воины, слуги и почти все женщины говорят на пракритах. В «Глиняной повозке» отсутствуют мифологические персонажи и с редкой для древнеиндийской литературы правдивостью описываются быт и нравы городских жителей, социальная и политическая обстановка того времени. В пьесе много юмора, значительное место занимают элементы социальной сатиры. В композиции произведения соединены два сюжета: любовный и политический. События, касающиеся любовной части сюжета, рассказывают о бедном брахмане Чарудатте, который, как сказано о нём в пьесе, «бедным стал из-за того, что добрым был» и красивой, но бесправной гетере Васантасене, отвергнувшей, вопреки обычаю гетер, знатного и богатого поклонника и полюбившей бедняка Чарудатту. После множества бед и опасностей влюблённые соединяются: любовь Чарудатты и Васантасены ломает все социальные преграды, стоявшие между ними как людьми разного общественного статуса и положения (брахман и гетера). В «Глиняной повозке» отрицаются кастовые различия, утверждается, что люди могут быть добрыми и благородными независимо от того в какой касте они родились, а «злодей — это тот, кто хороших людей притесняет» (Шудрака). В политической части сюжета повествуется о свержении жестокого тирана — царя Па́лаки его справедливым и благородным племянником А́рьякой, который в итоге и восходит на трон. И любовный, и политический сюжеты связаны между собой общим единством авторского замысла. Композиционное же единство обоих сюжетов достигается участием одних и тех же героев как в любовной, так и в политической интриге. Так, например, политический успех Арьяки в итоге оборачивается спасением и счастьем для Чарудатты и Васантасены: им разрешают пожениться, а Чарудатту ещё и назначают на высокий государственный пост.

В стиле Шудраки мало лиризма, пьеса написана живым и энергичным языком, динамичность которого соответствует динамизму действия. Вопреки обычной норме санскритского театра, автор отказывается от лирических описаний, концентрируя внимание на драматизме сюжета. Нехарактерные для индийской драмы динамизм, острота конфликта, а также чередование трагического и лирического, серьёзных и фарсовых сцен — всё это делает драму Шудраки более соответствующей нормам европейского театра в сравнении с другими санскритскими драмами, и поэтому пьеса «ценится в Европе, пожалуй, ещё выше, чем у себя на родине» (П. А Гринцер). Известный индолог Г. Г. Вильсон, осуществивший первый перевод драмы Шудраки на английский язык (1928), так отозвался о пьесе: «Глиняная повозка» во многих отношениях является наиболее человечной изо всех пьес на санскрите. Чувствуется нечто поразительно шекспировское в умелой обрисовке характеров, энергии и жизни многочисленных персонажей, непосредственности и прозрачности сюжета».

Однако, несмотря на ряд неканонических особенностей, «Глиняную повозку» нельзя рассматривать независимо от общего развития санскритской драматургии. Пьеса тесно связана с традицией индийского народного театра, в том числе с его малыми театральными жанрами, представлявшими собой социально-бытовые комедии.

Переводы и постановки

Единственно известным произведением Шудраки является «Глиняная повозка» («Мри́ччхака́тика»). Пьеса пользуется известностью в Индии, а также в Европе в многочисленных переводах и сценических воплощениях. Существуют переводы «Глиняной повозки» на английский, немецкий, французский, итальянский, голландский, шведский, датский и хорватский языки. В 1916 году вышла публикация пьесы «в обработке для театра», выполненная Л. Фейхтвангером, впоследствии опубликованная на русском языке в 1939 году. В 1849 году был опубликован осуществленный К. А. Коссовичем перевод части пролога и 1-го действия пьесы «Мрчхакатики Шудраки» на русский язык под заглавием «Васантазена, древнеиндийская драма» («Москвитянин», 1849, часть V.). Это был первый перевод пьесы на русский язык, сделанный непосредственно с санскрита. В 1957 году театром им. А. С. Пушкина в Москве по мотивам «Глиняной повозки» был поставлен спектакль «Белый лотос».

Литература

• Глиняная повозка, пер. с санскр. и пракр., предисл. и прим. В. С. Воробьева-Десятовского. Стихи в переводе В. Шефнера. Л., 1956.
• Васантазена. Древнеиндийская драма [Шудраки]. Пер. с санскрита и предисл. К. Коссовича //«Московитянин», 1849, ч.5,№ 17, кн.1,с.1-42.
• Ананд М. Р. Две экспериментальные постановки в «Хиндустани тиэтр» (Дели). (Пьесы «Шакунтала» Калидасы и «Глиняная повозка» Шудраки) // «Театр» М., 1959.12. С. 181-182.
• Топоров В. Н. Древнеиндийская драма Шудраки «Глиняная повозка». Приглашение к медленному чтению. - М.: Наука, 1998. - 415 с.
• Ryder, Arthur William. Translator. The Little Clay Cart (Mrcchakatika): A Hindu Drama attributed to King Shudraka, Cambridge, Ma: Harvard University Press, 1905.
• Banerjee, Biswanath. Shudraka - Makers of Indian Literature, Paperback, Sahitya Academy, India, 1999, 110pp, ISBN 81-260-0697-8

Ссылки

• [bse.sci-lib.com/article124758.html Шудрака в Большой Советской Энциклопедии (БСЭ)]
• [feb-web.ru/feb/kle/kle-abc/ke8/ke8-8071.htm Шудрака в Краткой литературной энциклопедии]
• [feb-web.ru/feb/ivl/vl2/vl2-0412.htm Гринцер П. А. Санскритская литература IV— VIII вв. н. э.]
• [briefly.ru/shudraka/glinjanaja_povozka «Глиняная повозка». Краткое содержание пьесы в пересказе П. А. Гринцера]
• [librebook.ru/klassicheskaia_drama_vostoka/vol1/3 Шудрака. «Глиняная повозка» (полный текст пьесы)]
• [www.yavanika.org/theatreinindia/?page_id=296 Шудрака. Введение в искусство индийского театра]  (англ.)

Отрывок, характеризующий Шудрака

Fabvier, не входя в палатку, остановился, разговорясь с знакомыми генералами, у входа в нее.
Император Наполеон еще не выходил из своей спальни и оканчивал свой туалет. Он, пофыркивая и покряхтывая, поворачивался то толстой спиной, то обросшей жирной грудью под щетку, которою камердинер растирал его тело. Другой камердинер, придерживая пальцем склянку, брызгал одеколоном на выхоленное тело императора с таким выражением, которое говорило, что он один мог знать, сколько и куда надо брызнуть одеколону. Короткие волосы Наполеона были мокры и спутаны на лоб. Но лицо его, хоть опухшее и желтое, выражало физическое удовольствие: «Allez ferme, allez toujours…» [Ну еще, крепче…] – приговаривал он, пожимаясь и покряхтывая, растиравшему камердинеру. Адъютант, вошедший в спальню с тем, чтобы доложить императору о том, сколько было во вчерашнем деле взято пленных, передав то, что нужно было, стоял у двери, ожидая позволения уйти. Наполеон, сморщась, взглянул исподлобья на адъютанта.
– Point de prisonniers, – повторил он слова адъютанта. – Il se font demolir. Tant pis pour l'armee russe, – сказал он. – Allez toujours, allez ferme, [Нет пленных. Они заставляют истреблять себя. Тем хуже для русской армии. Ну еще, ну крепче…] – проговорил он, горбатясь и подставляя свои жирные плечи.
– C'est bien! Faites entrer monsieur de Beausset, ainsi que Fabvier, [Хорошо! Пускай войдет де Боссе, и Фабвье тоже.] – сказал он адъютанту, кивнув головой.
– Oui, Sire, [Слушаю, государь.] – и адъютант исчез в дверь палатки. Два камердинера быстро одели его величество, и он, в гвардейском синем мундире, твердыми, быстрыми шагами вышел в приемную.
Боссе в это время торопился руками, устанавливая привезенный им подарок от императрицы на двух стульях, прямо перед входом императора. Но император так неожиданно скоро оделся и вышел, что он не успел вполне приготовить сюрприза.
Наполеон тотчас заметил то, что они делали, и догадался, что они были еще не готовы. Он не захотел лишить их удовольствия сделать ему сюрприз. Он притворился, что не видит господина Боссе, и подозвал к себе Фабвье. Наполеон слушал, строго нахмурившись и молча, то, что говорил Фабвье ему о храбрости и преданности его войск, дравшихся при Саламанке на другом конце Европы и имевших только одну мысль – быть достойными своего императора, и один страх – не угодить ему. Результат сражения был печальный. Наполеон делал иронические замечания во время рассказа Fabvier, как будто он не предполагал, чтобы дело могло идти иначе в его отсутствие.
– Я должен поправить это в Москве, – сказал Наполеон. – A tantot, [До свиданья.] – прибавил он и подозвал де Боссе, который в это время уже успел приготовить сюрприз, уставив что то на стульях, и накрыл что то покрывалом.
Де Боссе низко поклонился тем придворным французским поклоном, которым умели кланяться только старые слуги Бурбонов, и подошел, подавая конверт.
Наполеон весело обратился к нему и подрал его за ухо.
– Вы поспешили, очень рад. Ну, что говорит Париж? – сказал он, вдруг изменяя свое прежде строгое выражение на самое ласковое.
– Sire, tout Paris regrette votre absence, [Государь, весь Париж сожалеет о вашем отсутствии.] – как и должно, ответил де Боссе. Но хотя Наполеон знал, что Боссе должен сказать это или тому подобное, хотя он в свои ясные минуты знал, что это было неправда, ему приятно было это слышать от де Боссе. Он опять удостоил его прикосновения за ухо.
– Je suis fache, de vous avoir fait faire tant de chemin, [Очень сожалею, что заставил вас проехаться так далеко.] – сказал он.
– Sire! Je ne m'attendais pas a moins qu'a vous trouver aux portes de Moscou, [Я ожидал не менее того, как найти вас, государь, у ворот Москвы.] – сказал Боссе.
Наполеон улыбнулся и, рассеянно подняв голову, оглянулся направо. Адъютант плывущим шагом подошел с золотой табакеркой и подставил ее. Наполеон взял ее.
– Да, хорошо случилось для вас, – сказал он, приставляя раскрытую табакерку к носу, – вы любите путешествовать, через три дня вы увидите Москву. Вы, верно, не ждали увидать азиатскую столицу. Вы сделаете приятное путешествие.
Боссе поклонился с благодарностью за эту внимательность к его (неизвестной ему до сей поры) склонности путешествовать.
– А! это что? – сказал Наполеон, заметив, что все придворные смотрели на что то, покрытое покрывалом. Боссе с придворной ловкостью, не показывая спины, сделал вполуоборот два шага назад и в одно и то же время сдернул покрывало и проговорил:
– Подарок вашему величеству от императрицы.
Это был яркими красками написанный Жераром портрет мальчика, рожденного от Наполеона и дочери австрийского императора, которого почему то все называли королем Рима.
Весьма красивый курчавый мальчик, со взглядом, похожим на взгляд Христа в Сикстинской мадонне, изображен был играющим в бильбоке. Шар представлял земной шар, а палочка в другой руке изображала скипетр.
Хотя и не совсем ясно было, что именно хотел выразить живописец, представив так называемого короля Рима протыкающим земной шар палочкой, но аллегория эта, так же как и всем видевшим картину в Париже, так и Наполеону, очевидно, показалась ясною и весьма понравилась.
– Roi de Rome, [Римский король.] – сказал он, грациозным жестом руки указывая на портрет. – Admirable! [Чудесно!] – С свойственной итальянцам способностью изменять произвольно выражение лица, он подошел к портрету и сделал вид задумчивой нежности. Он чувствовал, что то, что он скажет и сделает теперь, – есть история. И ему казалось, что лучшее, что он может сделать теперь, – это то, чтобы он с своим величием, вследствие которого сын его в бильбоке играл земным шаром, чтобы он выказал, в противоположность этого величия, самую простую отеческую нежность. Глаза его отуманились, он подвинулся, оглянулся на стул (стул подскочил под него) и сел на него против портрета. Один жест его – и все на цыпочках вышли, предоставляя самому себе и его чувству великого человека.
Посидев несколько времени и дотронувшись, сам не зная для чего, рукой до шероховатости блика портрета, он встал и опять позвал Боссе и дежурного. Он приказал вынести портрет перед палатку, с тем, чтобы не лишить старую гвардию, стоявшую около его палатки, счастья видеть римского короля, сына и наследника их обожаемого государя.
Как он и ожидал, в то время как он завтракал с господином Боссе, удостоившимся этой чести, перед палаткой слышались восторженные клики сбежавшихся к портрету офицеров и солдат старой гвардии.
– Vive l'Empereur! Vive le Roi de Rome! Vive l'Empereur! [Да здравствует император! Да здравствует римский король!] – слышались восторженные голоса.
После завтрака Наполеон, в присутствии Боссе, продиктовал свой приказ по армии.
– Courte et energique! [Короткий и энергический!] – проговорил Наполеон, когда он прочел сам сразу без поправок написанную прокламацию. В приказе было:
«Воины! Вот сражение, которого вы столько желали. Победа зависит от вас. Она необходима для нас; она доставит нам все нужное: удобные квартиры и скорое возвращение в отечество. Действуйте так, как вы действовали при Аустерлице, Фридланде, Витебске и Смоленске. Пусть позднейшее потомство с гордостью вспомнит о ваших подвигах в сей день. Да скажут о каждом из вас: он был в великой битве под Москвою!»
– De la Moskowa! [Под Москвою!] – повторил Наполеон, и, пригласив к своей прогулке господина Боссе, любившего путешествовать, он вышел из палатки к оседланным лошадям.
– Votre Majeste a trop de bonte, [Вы слишком добры, ваше величество,] – сказал Боссе на приглашение сопутствовать императору: ему хотелось спать и он не умел и боялся ездить верхом.
Но Наполеон кивнул головой путешественнику, и Боссе должен был ехать. Когда Наполеон вышел из палатки, крики гвардейцев пред портретом его сына еще более усилились. Наполеон нахмурился.
– Снимите его, – сказал он, грациозно величественным жестом указывая на портрет. – Ему еще рано видеть поле сражения.
Боссе, закрыв глаза и склонив голову, глубоко вздохнул, этим жестом показывая, как он умел ценить и понимать слова императора.


Весь этот день 25 августа, как говорят его историки, Наполеон провел на коне, осматривая местность, обсуживая планы, представляемые ему его маршалами, и отдавая лично приказания своим генералам.
Первоначальная линия расположения русских войск по Ко лоче была переломлена, и часть этой линии, именно левый фланг русских, вследствие взятия Шевардинского редута 24 го числа, была отнесена назад. Эта часть линии была не укреплена, не защищена более рекою, и перед нею одною было более открытое и ровное место. Очевидно было для всякого военного и невоенного, что эту часть линии и должно было атаковать французам. Казалось, что для этого не нужно было много соображений, не нужно было такой заботливости и хлопотливости императора и его маршалов и вовсе не нужно той особенной высшей способности, называемой гениальностью, которую так любят приписывать Наполеону; но историки, впоследствии описывавшие это событие, и люди, тогда окружавшие Наполеона, и он сам думали иначе.
Наполеон ездил по полю, глубокомысленно вглядывался в местность, сам с собой одобрительно или недоверчиво качал головой и, не сообщая окружавшим его генералам того глубокомысленного хода, который руководил его решеньями, передавал им только окончательные выводы в форме приказаний. Выслушав предложение Даву, называемого герцогом Экмюльским, о том, чтобы обойти левый фланг русских, Наполеон сказал, что этого не нужно делать, не объясняя, почему это было не нужно. На предложение же генерала Компана (который должен был атаковать флеши), провести свою дивизию лесом, Наполеон изъявил свое согласие, несмотря на то, что так называемый герцог Эльхингенский, то есть Ней, позволил себе заметить, что движение по лесу опасно и может расстроить дивизию.
Осмотрев местность против Шевардинского редута, Наполеон подумал несколько времени молча и указал на места, на которых должны были быть устроены к завтрему две батареи для действия против русских укреплений, и места, где рядом с ними должна была выстроиться полевая артиллерия.
Отдав эти и другие приказания, он вернулся в свою ставку, и под его диктовку была написана диспозиция сражения.
Диспозиция эта, про которую с восторгом говорят французские историки и с глубоким уважением другие историки, была следующая:
«С рассветом две новые батареи, устроенные в ночи, на равнине, занимаемой принцем Экмюльским, откроют огонь по двум противостоящим батареям неприятельским.
В это же время начальник артиллерии 1 го корпуса, генерал Пернетти, с 30 ю орудиями дивизии Компана и всеми гаубицами дивизии Дессе и Фриана, двинется вперед, откроет огонь и засыплет гранатами неприятельскую батарею, против которой будут действовать!
24 орудия гвардейской артиллерии,
30 орудий дивизии Компана