Щеколдин, Константин Прокопьевич
Поделись знанием:
Цель отрезывания Наполеона с армией никогда не существовала, кроме как в воображении десятка людей. Она не могла существовать, потому что она была бессмысленна, и достижение ее было невозможно.
Цель народа была одна: очистить свою землю от нашествия. Цель эта достигалась, во первых, сама собою, так как французы бежали, и потому следовало только не останавливать это движение. Во вторых, цель эта достигалась действиями народной войны, уничтожавшей французов, и, в третьих, тем, что большая русская армия шла следом за французами, готовая употребить силу в случае остановки движения французов.
Русская армия должна была действовать, как кнут на бегущее животное. И опытный погонщик знал, что самое выгодное держать кнут поднятым, угрожая им, а не по голове стегать бегущее животное.
Когда человек видит умирающее животное, ужас охватывает его: то, что есть он сам, – сущность его, в его глазах очевидно уничтожается – перестает быть. Но когда умирающее есть человек, и человек любимый – ощущаемый, тогда, кроме ужаса перед уничтожением жизни, чувствуется разрыв и духовная рана, которая, так же как и рана физическая, иногда убивает, иногда залечивается, но всегда болит и боится внешнего раздражающего прикосновения.
После смерти князя Андрея Наташа и княжна Марья одинаково чувствовали это. Они, нравственно согнувшись и зажмурившись от грозного, нависшего над ними облака смерти, не смели взглянуть в лицо жизни. Они осторожно берегли свои открытые раны от оскорбительных, болезненных прикосновений. Все: быстро проехавший экипаж по улице, напоминание об обеде, вопрос девушки о платье, которое надо приготовить; еще хуже, слово неискреннего, слабого участия болезненно раздражало рану, казалось оскорблением и нарушало ту необходимую тишину, в которой они обе старались прислушиваться к незамолкшему еще в их воображении страшному, строгому хору, и мешало вглядываться в те таинственные бесконечные дали, которые на мгновение открылись перед ними.
Константин Прокопьевич Щеколдин (1867—1916) — русский православный священник, учитель в церковно-приходской школе для детей Пазрецкого колтта-саамского погоста Александровского уезда Архангельской губернии (сейчас на месте Пазрецкого погоста находится посёлок Борисоглебский Мурманской области).
Деятельность
Будучи православным священником при церкви св. Бориса и Глеба, расположенной недалеко от русско-норвежской границы, Щеколдин занимался просветительской деятельностью среди колтта-саамов. В 1884 году Щеколдин издал перевод Евангелия от Матфея на колтта-саамский язык. В 1888 году открыл первую в России школу для саамских детей.
Щеколдин занимался исследованием истории и культуры российских саамов, собирал саамские сказки и предания (некоторые из них были опубликованы в журнале «Живая старина» в 1890 году), написал первый колтта-саамский букварь (1895).
См. также
Напишите отзыв о статье "Щеколдин, Константин Прокопьевич"
Литература
- [Щеколдин К.] // [leb.nlr.ru/edoc/262013/ Господа мій Іисуса Христа Пась Евангеліе Матвеест Саме килле]. — Архангельск, 1884.
- Щеколдин К. // [kolamap.ru/library/1890_shekoldin1.htm Лопарские сказки, легенды и сказания, записанные в Пазрецком погосте, пограничном с Норвегией]. «Живая старина», 1890: 1—2. — C. 17—25.
- Щеколдин К. // Азбука для лопарей, живущихъ въ Кольскомъ уѣздъ Архангельской губерній изданіе Православнаго миссіонерскаго общества — Архангельск, 1895.
- Jelena Porsanger // [senc.hum.helsinki.fi/wiki/Schekoldin,_Konstantin#tab=suomi Schekoldin, Konstantin]
- Siegl, Florian / Rießler, Michael // The way to literacy — how Dolgan, Forest Enets and Kola Saami became written languages. «Equally Diverse: comparing linguistic and cultural minorities in the Russian Federation and the European Union», ed. by H. Martin, M. Rießler, J. Saarikivi, Janne and R. Toivanen. (forthcoming 2012).
- Utvik, Unni K. // Kolasamene — fra tsarens undersåtter til sovjetiske borgere. Hovedoppgave. Universitetet i Bergen. 1885.
Отрывок, характеризующий Щеколдин, Константин Прокопьевич
А между тем стоит только отвернуться от изучения рапортов и генеральных планов, а вникнуть в движение тех сотен тысяч людей, принимавших прямое, непосредственное участие в событии, и все, казавшиеся прежде неразрешимыми, вопросы вдруг с необыкновенной легкостью и простотой получают несомненное разрешение.Цель отрезывания Наполеона с армией никогда не существовала, кроме как в воображении десятка людей. Она не могла существовать, потому что она была бессмысленна, и достижение ее было невозможно.
Цель народа была одна: очистить свою землю от нашествия. Цель эта достигалась, во первых, сама собою, так как французы бежали, и потому следовало только не останавливать это движение. Во вторых, цель эта достигалась действиями народной войны, уничтожавшей французов, и, в третьих, тем, что большая русская армия шла следом за французами, готовая употребить силу в случае остановки движения французов.
Русская армия должна была действовать, как кнут на бегущее животное. И опытный погонщик знал, что самое выгодное держать кнут поднятым, угрожая им, а не по голове стегать бегущее животное.
Когда человек видит умирающее животное, ужас охватывает его: то, что есть он сам, – сущность его, в его глазах очевидно уничтожается – перестает быть. Но когда умирающее есть человек, и человек любимый – ощущаемый, тогда, кроме ужаса перед уничтожением жизни, чувствуется разрыв и духовная рана, которая, так же как и рана физическая, иногда убивает, иногда залечивается, но всегда болит и боится внешнего раздражающего прикосновения.
После смерти князя Андрея Наташа и княжна Марья одинаково чувствовали это. Они, нравственно согнувшись и зажмурившись от грозного, нависшего над ними облака смерти, не смели взглянуть в лицо жизни. Они осторожно берегли свои открытые раны от оскорбительных, болезненных прикосновений. Все: быстро проехавший экипаж по улице, напоминание об обеде, вопрос девушки о платье, которое надо приготовить; еще хуже, слово неискреннего, слабого участия болезненно раздражало рану, казалось оскорблением и нарушало ту необходимую тишину, в которой они обе старались прислушиваться к незамолкшему еще в их воображении страшному, строгому хору, и мешало вглядываться в те таинственные бесконечные дали, которые на мгновение открылись перед ними.
