Девериа, Эжен
| Эжен Девериа | |
| фр. Eugène François Marie Joseph Devéria | |
 | |
| Дата рождения: | |
|---|---|
| Место рождения: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
| Происхождение: |
|
| Жанр: | |
| Стиль: | |
| Влияние на: | |
 Работы на Викискладе | |
Эжен Девериа (фр. Eugène François Marie Joseph Devéria; , Париж — , По) — французский художник эпохи романтизма, работавший в жанре исторической живописи.
Совместно с Эженом Делакруа, Луи Буланже и другими художниками считается одним из главных представителей французского художественного романтизма.
Биография
Эжен Девериа — сын Франсуа-Мари Девериа. Помимо Эжена, в семье было еще пять детей: Ашиль, Теодюль, Дезире, Октави и Лаура. Многодетная семья в основном поддерживалась благодаря творческим талантам старшего брата Эжена Ашиля. Как и Ашиль, Эжен рано проявил способности к художественному творчеству.
Девериа обучался в Национальной высшей школе изящных искусств Парижа. Его наставниками были, среди прочих, Жироде-Триозон и Гийон-Летьер.
Первая выставка Девериа в Салоне состоялась в 1824 году, но не снискала особого внимания. Слава пришла к Девериа в 1827 году, когда он представил свою картину «Рождение Генриха IV» (La Naissance de Henri IV), которая так и осталась самой известной его работой. После обретения известности молодой художник стал получать многочисленные официальные заказы: полотно для потолка Луврского зала (Puget présentant son Milon de Crotone à Louis XIV), портреты исторических деятелей для Музея истории Франции, который король Луи-Филипп I хотел основать в Версале; также Девериа принимал участие в строительстве церкви Нотр-Дам-де-Лорет в Париже. Несмотря на объем работы, творческого признания уровня 1827 года художник не достиг.
В 1838 году Эжен принял предложение покинуть столицу и переехать в Авиньон, где ему было предложено отреставрировать и художественно переоформить заброшенный после Революции Авиньонский собор. В 1841 году художник переехал в По, где и проживал до самого конца жизни. В По он также перевез свою семью: Каролин Дюрансель (1793—1863), на которой Эжен женился только в январе 1841 года, дочь Мари (1831—1856) и племянницу Кари Шомон, которую принимает и воспитывает как собственного ребенка. В 1843 году принимает протестантизм, который для художника становится, наряду с живописью, одним из столпов жизни. В 1845 году еще один его племянник, Теодюль, присоединяется к семье Эжена и Каролин на несколько лет. Ради финансового обеспечения семьи Девериа начинает давать уроки рисования, также пишет портреты обеспеченных жителей По. Тем временем, в Париже его работы не вызывают интереса; за границей — ни в Нидерландах, ни в Англии и Шотландии (1849—1853) художником также не интересуются. В 1856 году Девериа прибывает в Авиньон для возобновления работ в Соборе. Второй раз он приезжает туда в 1857 году, но за два раза не успевает окончить дело, которое могло бы стать его grand œuvre.
Девериа скончался в По, 3 февраля 1865 года.
Интересные факты
В 2005 году музеи По приурочили ряд мероприятий к двухсотлетию со дня рождения художника.
Напишите отзыв о статье "Девериа, Эжен"
Ссылки
- [www.artcyclopedia.com/artists/deveria_eugene.html Eugène Devéria] (англ.)
- [www.artic.edu/aic/collections/artwork/artist/Deveria,+Eugene+Francois+Marie+Joseph Deveria, Eugene Francois Marie Joseph] (англ.)
Отрывок, характеризующий Девериа, Эжен
– Урра! – зазвучали воодушевленные голоса офицеров.И старый ротмистр Кирстен кричал воодушевленно и не менее искренно, чем двадцатилетний Ростов.
Когда офицеры выпили и разбили свои стаканы, Кирстен налил другие и, в одной рубашке и рейтузах, с стаканом в руке подошел к солдатским кострам и в величественной позе взмахнув кверху рукой, с своими длинными седыми усами и белой грудью, видневшейся из за распахнувшейся рубашки, остановился в свете костра.
– Ребята, за здоровье государя императора, за победу над врагами, урра! – крикнул он своим молодецким, старческим, гусарским баритоном.
Гусары столпились и дружно отвечали громким криком.
Поздно ночью, когда все разошлись, Денисов потрепал своей коротенькой рукой по плечу своего любимца Ростова.
– Вот на походе не в кого влюбиться, так он в ца'я влюбился, – сказал он.
– Денисов, ты этим не шути, – крикнул Ростов, – это такое высокое, такое прекрасное чувство, такое…
– Ве'ю, ве'ю, д'ужок, и 'азделяю и одоб'яю…
– Нет, не понимаешь!
И Ростов встал и пошел бродить между костров, мечтая о том, какое было бы счастие умереть, не спасая жизнь (об этом он и не смел мечтать), а просто умереть в глазах государя. Он действительно был влюблен и в царя, и в славу русского оружия, и в надежду будущего торжества. И не он один испытывал это чувство в те памятные дни, предшествующие Аустерлицкому сражению: девять десятых людей русской армии в то время были влюблены, хотя и менее восторженно, в своего царя и в славу русского оружия.
На следующий день государь остановился в Вишау. Лейб медик Вилье несколько раз был призываем к нему. В главной квартире и в ближайших войсках распространилось известие, что государь был нездоров. Он ничего не ел и дурно спал эту ночь, как говорили приближенные. Причина этого нездоровья заключалась в сильном впечатлении, произведенном на чувствительную душу государя видом раненых и убитых.
На заре 17 го числа в Вишау был препровожден с аванпостов французский офицер, приехавший под парламентерским флагом, требуя свидания с русским императором. Офицер этот был Савари. Государь только что заснул, и потому Савари должен был дожидаться. В полдень он был допущен к государю и через час поехал вместе с князем Долгоруковым на аванпосты французской армии.
Как слышно было, цель присылки Савари состояла в предложении свидания императора Александра с Наполеоном. В личном свидании, к радости и гордости всей армии, было отказано, и вместо государя князь Долгоруков, победитель при Вишау, был отправлен вместе с Савари для переговоров с Наполеоном, ежели переговоры эти, против чаяния, имели целью действительное желание мира.
Ввечеру вернулся Долгоруков, прошел прямо к государю и долго пробыл у него наедине.
18 и 19 ноября войска прошли еще два перехода вперед, и неприятельские аванпосты после коротких перестрелок отступали. В высших сферах армии с полдня 19 го числа началось сильное хлопотливо возбужденное движение, продолжавшееся до утра следующего дня, 20 го ноября, в который дано было столь памятное Аустерлицкое сражение.
До полудня 19 числа движение, оживленные разговоры, беготня, посылки адъютантов ограничивались одной главной квартирой императоров; после полудня того же дня движение передалось в главную квартиру Кутузова и в штабы колонных начальников. Вечером через адъютантов разнеслось это движение по всем концам и частям армии, и в ночь с 19 на 20 поднялась с ночлегов, загудела говором и заколыхалась и тронулась громадным девятиверстным холстом 80 титысячная масса союзного войска.
Сосредоточенное движение, начавшееся поутру в главной квартире императоров и давшее толчок всему дальнейшему движению, было похоже на первое движение серединного колеса больших башенных часов. Медленно двинулось одно колесо, повернулось другое, третье, и всё быстрее и быстрее пошли вертеться колеса, блоки, шестерни, начали играть куранты, выскакивать фигуры, и мерно стали подвигаться стрелки, показывая результат движения.
Как в механизме часов, так и в механизме военного дела, так же неудержимо до последнего результата раз данное движение, и так же безучастно неподвижны, за момент до передачи движения, части механизма, до которых еще не дошло дело. Свистят на осях колеса, цепляясь зубьями, шипят от быстроты вертящиеся блоки, а соседнее колесо так же спокойно и неподвижно, как будто оно сотни лет готово простоять этою неподвижностью; но пришел момент – зацепил рычаг, и, покоряясь движению, трещит, поворачиваясь, колесо и сливается в одно действие, результат и цель которого ему непонятны.
