Эккинг, Антон

Антон Эккинг
Полное имя	фр. Anton Hekking
Дата рождения	7 сентября 1856(1856-09-07)
Место рождения	Гаага
Дата смерти	18 ноября 1935(1935-11-18) (79 лет)
Место смерти	Берлин
Страна	Франция
Профессии	виолончелист
Инструменты	виолончель
Жанры	классическая музыка
Коллективы	Берлинский филармонический оркестр, Бостонский симфонический оркестр, Квартет Кнайзеля

Антон Эккинг (фр. Anton Hekking, в США Хеккинг; 7 сентября 1856, Гаага — 18 ноября 1935, Берлин) — французский виолончелист.

Принадлежал к известной музыкальной семье: был сыном пианиста Робера Жерара Эккинга (1810—1875) и братом виолончелиста Андре Эккинга, племянником виолончелиста Шарля Эккинга, у которого в значительной степени учился, и двоюродным братом Жерара Эккинга. Занимался в Гааге под руководством Йозефа Гизе, затем в 1873—1878 гг. был студентом Парижской консерватории, ученик Пьера Шевийяра и Леона Жаккара.

Дебютировал в составе городского оркестра Утрехта в возрасте 17 лет и затем успешно сочетал карьеру оркестранта, ансамблиста и солиста. В 1880 г. поступил в оркестр Беньямина Бильзе и двумя годами позже был среди соучредителей Берлинского филармонического оркестра. В 1889—1891 гг. первая виолончель Бостонского симфонического оркестра, одновременно участник известного Квартета Кнайзеля; в 1895—1898 гг. первая виолончель Нью-Йоркского симфонического оркестра — в этот период также выступал в составе квартета (в частности, вместе с Адольфом Бродским). С 1898 г. работал в Берлине: преподавал в Консерватории Штерна, играл в фортепианном трио вместе с Артуром Шнабелем (1902—1904) и сменившим его Кларенсом Адлером (партию скрипки исполнял Альфред Виттенберг) — продолжая при этом гастролировать в разных странах, в том числе в США.

Отрывок, характеризующий Эккинг, Антон

Анатоль, как справедливо говорил про него Шиншин, с тех пор как приехал в Москву, сводил с ума всех московских барынь в особенности тем, что он пренебрегал ими и очевидно предпочитал им цыганок и французских актрис, с главою которых – mademoiselle Georges, как говорили, он был в близких сношениях. Он не пропускал ни одного кутежа у Данилова и других весельчаков Москвы, напролет пил целые ночи, перепивая всех, и бывал на всех вечерах и балах высшего света. Рассказывали про несколько интриг его с московскими дамами, и на балах он ухаживал за некоторыми. Но с девицами, в особенности с богатыми невестами, которые были большей частью все дурны, он не сближался, тем более, что Анатоль, чего никто не знал, кроме самых близких друзей его, был два года тому назад женат. Два года тому назад, во время стоянки его полка в Польше, один польский небогатый помещик заставил Анатоля жениться на своей дочери.
Анатоль весьма скоро бросил свою жену и за деньги, которые он условился высылать тестю, выговорил себе право слыть за холостого человека.
Анатоль был всегда доволен своим положением, собою и другими. Он был инстинктивно всем существом своим убежден в том, что ему нельзя было жить иначе, чем как он жил, и что он никогда в жизни не сделал ничего дурного. Он не был в состоянии обдумать ни того, как его поступки могут отозваться на других, ни того, что может выйти из такого или такого его поступка. Он был убежден, что как утка сотворена так, что она всегда должна жить в воде, так и он сотворен Богом так, что должен жить в тридцать тысяч дохода и занимать всегда высшее положение в обществе. Он так твердо верил в это, что, глядя на него, и другие были убеждены в этом и не отказывали ему ни в высшем положении в свете, ни в деньгах, которые он, очевидно, без отдачи занимал у встречного и поперечного.
Он не был игрок, по крайней мере никогда не желал выигрыша. Он не был тщеславен. Ему было совершенно всё равно, что бы об нем ни думали. Еще менее он мог быть повинен в честолюбии. Он несколько раз дразнил отца, портя свою карьеру, и смеялся над всеми почестями. Он был не скуп и не отказывал никому, кто просил у него. Одно, что он любил, это было веселье и женщины, и так как по его понятиям в этих вкусах не было ничего неблагородного, а обдумать то, что выходило для других людей из удовлетворения его вкусов, он не мог, то в душе своей он считал себя безукоризненным человеком, искренно презирал подлецов и дурных людей и с спокойной совестью высоко носил голову.