Эццо (пфальцграф Лотарингии)
Поделись знанием:
В начале августа дело Элен совершенно определилось, и она написала своему мужу (который ее очень любил, как она думала) письмо, в котором извещала его о своем намерении выйти замуж за NN и о том, что она вступила в единую истинную религию и что она просит его исполнить все те необходимые для развода формальности, о которых передаст ему податель сего письма.
«Sur ce je prie Dieu, mon ami, de vous avoir sous sa sainte et puissante garde. Votre amie Helene».
[«Затем молю бога, да будете вы, мой друг, под святым сильным его покровом. Друг ваш Елена»]
Это письмо было привезено в дом Пьера в то время, как он находился на Бородинском поле.
Во второй раз, уже в конце Бородинского сражения, сбежав с батареи Раевского, Пьер с толпами солдат направился по оврагу к Князькову, дошел до перевязочного пункта и, увидав кровь и услыхав крики и стоны, поспешно пошел дальше, замешавшись в толпы солдат.
Одно, чего желал теперь Пьер всеми силами своей души, было то, чтобы выйти поскорее из тех страшных впечатлений, в которых он жил этот день, вернуться к обычным условиям жизни и заснуть спокойно в комнате на своей постели. Только в обычных условиях жизни он чувствовал, что будет в состоянии понять самого себя и все то, что он видел и испытал. Но этих обычных условий жизни нигде не было.
Хотя ядра и пули не свистали здесь по дороге, по которой он шел, но со всех сторон было то же, что было там, на поле сражения. Те же были страдающие, измученные и иногда странно равнодушные лица, та же кровь, те же солдатские шинели, те же звуки стрельбы, хотя и отдаленной, но все еще наводящей ужас; кроме того, была духота и пыль.
Пройдя версты три по большой Можайской дороге, Пьер сел на краю ее.
Сумерки спустились на землю, и гул орудий затих. Пьер, облокотившись на руку, лег и лежал так долго, глядя на продвигавшиеся мимо него в темноте тени. Беспрестанно ему казалось, что с страшным свистом налетало на него ядро; он вздрагивал и приподнимался. Он не помнил, сколько времени он пробыл тут. В середине ночи трое солдат, притащив сучьев, поместились подле него и стали разводить огонь.
Солдаты, покосившись на Пьера, развели огонь, поставили на него котелок, накрошили в него сухарей и положили сала. Приятный запах съестного и жирного яства слился с запахом дыма. Пьер приподнялся и вздохнул. Солдаты (их было трое) ели, не обращая внимания на Пьера, и разговаривали между собой.
– Да ты из каких будешь? – вдруг обратился к Пьеру один из солдат, очевидно, под этим вопросом подразумевая то, что и думал Пьер, именно: ежели ты есть хочешь, мы дадим, только скажи, честный ли ты человек?
– Я? я?.. – сказал Пьер, чувствуя необходимость умалить как возможно свое общественное положение, чтобы быть ближе и понятнее для солдат. – Я по настоящему ополченный офицер, только моей дружины тут нет; я приезжал на сраженье и потерял своих.
– Вишь ты! – сказал один из солдат.
Другой солдат покачал головой.
– Что ж, поешь, коли хочешь, кавардачку! – сказал первый и подал Пьеру, облизав ее, деревянную ложку.
Пьер подсел к огню и стал есть кавардачок, то кушанье, которое было в котелке и которое ему казалось самым вкусным из всех кушаний, которые он когда либо ел. В то время как он жадно, нагнувшись над котелком, забирая большие ложки, пережевывал одну за другой и лицо его было видно в свете огня, солдаты молча смотрели на него.
– Тебе куды надо то? Ты скажи! – спросил опять один из них.
– Мне в Можайск.
– Ты, стало, барин?
– Да.
– А как звать?
– Петр Кириллович.
– Ну, Петр Кириллович, пойдем, мы тебя отведем. В совершенной темноте солдаты вместе с Пьером пошли к Можайску.
Уже петухи пели, когда они дошли до Можайска и стали подниматься на крутую городскую гору. Пьер шел вместе с солдатами, совершенно забыв, что его постоялый двор был внизу под горою и что он уже прошел его. Он бы не вспомнил этого (в таком он находился состоянии потерянности), ежели бы с ним не столкнулся на половине горы его берейтор, ходивший его отыскивать по городу и возвращавшийся назад к своему постоялому двору. Берейтор узнал Пьера по его шляпе, белевшей в темноте.
– Ваше сиятельство, – проговорил он, – а уж мы отчаялись. Что ж вы пешком? Куда же вы, пожалуйте!
– Ах да, – сказал Пьер.
Солдаты приостановились.
– Ну что, нашел своих? – сказал один из них.
– Ну, прощавай! Петр Кириллович, кажись? Прощавай, Петр Кириллович! – сказали другие голоса.
– Прощайте, – сказал Пьер и направился с своим берейтором к постоялому двору.
«Надо дать им!» – подумал Пьер, взявшись за карман. – «Нет, не надо», – сказал ему какой то голос.
(перенаправлено с «Эццо Лотарингский»)
| Эццо (Эренфрид) нем. Ezzo (Erenfrid) | ||
| ||
|---|---|---|
| 994 — 20 мая 1034 | ||
| Предшественник: | Герман I | |
| Преемник: | Оттон I | |
| ||
| ||
| Рождение: | около 955 | |
| Смерть: | 21 мая 1034 | |
| Место погребения: | Монастырь Браувайлер | |
| Род: | Эццонены | |
| Отец: | Герман I | |
| Мать: | Хелвига фон Диллинген | |
| Супруга: | Матильда Германская | |
Эренфрид (нем. Erenfrid), чаще упоминается как Эццо (нем. Ezzo[1]; около 955, Лотарингия — 21 мая 1034, Заальфельд, Тюрингия) — граф в Ауэльгау и Боннгау, пфальцграф Лотарингии с 994, сын пфальцграфа Германа I (ум. 996) и Хейлвиги (Хайлвиг) фон Диллинген. Его потомки назывались Эццоненами.
Содержание
Биография
Эццо сочетался браком с Матильдой (ок. 979—1025), дочерью императора Оттона II. Императорской дочери было дано соответствующее её положению приданое: Эццо получил многочисленные владения, в том числе Ауэльгау или Вальденбург в Зауерланде, а также имперскую землю Заальфельд и Орлагау, к которому принадлежали области юго-западнее Заальфельда до горного кряжа. С помощью своих замков Томбург у Райнбаха (с 1000) и Михаэльсберг у Зигбурга Эццо контролировал большие торговые дороги, что стало причиной его конфликта с епископом Кёльна.
После смерти Оттона III был одним из претендентов на императорский престол. Позднее Эццо противостоял императору Генриху, заключив союз с враждебными последнему епископами Льежа и Кёльна. В конфликте Генриха с лотарингскими родственниками императрицы Кунигунды Эццо был также на стороне противников императора. В 1012 году Генрих сумел сделать Эццо своим союзником, гарантировав ему неприкосновенность имперских земель, полученных в качестве приданого Матильды. Кроме того, император передал Эццо замки под Дуйсбургом, Дюссельдорфом и Заальфельдом[2].
В 1024 году Эццо и Матильда основали бенедиктинский монастырь Браувайлер (нем. Abtei Brauweiler, находящийся в пределах Пульхайм), позднее в этой обители были погребены оба супруга.
Брак и дети
В браке с Матильдой у Эццо было десять детей:
- Герман II (ок. 995 — 11 февраля 1056), фогт монастыря Браувайлер, пробст Кёльнского собора с 1033, архиепископ Кёльна с 1036 года
- Рыкса (ок. 994 — 21 марта 1063); муж: с 1013 года Мешко II Ламберт (989 — 10 мая 1034), король Польши с 1025
- Людольф фон Браувайлер (ок. 998 — 11 апреля 1031), фогт монастыря Браувайлер, сеньор Вальденбурга
- Оттон I (ок. 998 — 7 сентября 1047), пфальцграф Лотарингии в 1035—1045 годах, герцог Швабии (под именем Оттон II) с 1045 года
- Адельгейда (ум. 20 июня до 1011), монахиня, возможно, аббатиса в Нивеле.
- Ида (ум. 7/8 апреля 1060), аббатиса монастыря Святой Марии Капитолийской в Кёльне и монастыря Гандерсхайм.
- Феофано (ум. 5 марта 1056), аббатиса монастыря в Эссене и монастыря Гандерсхайм.
- Хейльвига (ум. около 21 сентября 1076), аббатиса монастырей в Нойсе, Вилихе и Диткирхене (что напротив Вилиха на другом берегу Рейна)
- Софья (ум. 1045/1058)
- Матильда (ум. около 1051/1057), аббатиса монастырей в Диткирхене и Вилихе.
Также у Эццо известно несколько незаконнорожденных детей:
- Генрих (ум. 1 мая 1093), аббат Горца в 1055—1093 годах
- Вазела; муж: Рутгер I (ум. до 1051), граф Клеве в 1020—1050 годах
- Эццо (ум. до 1075), аббат в Заальфельде
Напишите отзыв о статье "Эццо (пфальцграф Лотарингии)"
Примечания
Литература
- Theodor Henner. Ezzo // Allgemeine Deutsche Biographie (ADB). — Bd. 6. — Lpz.: Duncker & Humblot, 1877. — S. 465–466. (нем.)
- Ekkart Sauser [www.bbkl.de/e/erenfrid_p_v_l.shtml ERENFRID (Ezzo), Pfalzgraf von Lothringen] // Biographisch-Bibliographisches Kirchenlexikon (BBKL). Band 22. — Nordhausen, 2003. — P. 310. — ISBN 3-88309-133-2.
Ссылки
- [fmg.ac/Projects/MedLands/LOTHARINGIA.htm#Ezzodied1034 Pfalzgrafen von Lothringen 985-1085 (Ezzonen)] (англ.). Foundation for Medieval Genealogy. Проверено 11 декабря 2011.
- [www.manfred-hiebl.de/genealogie-mittelalter/ezzonen_pfalzgrafen_bei_rhein/ezzo_pfalgraf_bei_rhein_+_1034.html Ezzo Pfalzgraf bei Rhei]. Mittelalterliche Genealogie im Deutschen Reich bis zum Ende der Staufer. Проверено 11 декабря 2011. [web.archive.org/web/20071006012704/www.genealogie-mittelalter.de/ezzonen_pfalzgrafen_bei_rhein/ezzo_pfalgraf_bei_rhein_+_1034.html Архивировано из первоисточника 6 октября 2007].
Отрывок, характеризующий Эццо (пфальцграф Лотарингии)
«Нет, она права, – думала старая княгиня, все убеждения которой разрушились пред появлением его высочества. – Она права; но как это мы в нашу невозвратную молодость не знали этого? А это так было просто», – думала, садясь в карету, старая княгиня.В начале августа дело Элен совершенно определилось, и она написала своему мужу (который ее очень любил, как она думала) письмо, в котором извещала его о своем намерении выйти замуж за NN и о том, что она вступила в единую истинную религию и что она просит его исполнить все те необходимые для развода формальности, о которых передаст ему податель сего письма.
«Sur ce je prie Dieu, mon ami, de vous avoir sous sa sainte et puissante garde. Votre amie Helene».
[«Затем молю бога, да будете вы, мой друг, под святым сильным его покровом. Друг ваш Елена»]
Это письмо было привезено в дом Пьера в то время, как он находился на Бородинском поле.
Во второй раз, уже в конце Бородинского сражения, сбежав с батареи Раевского, Пьер с толпами солдат направился по оврагу к Князькову, дошел до перевязочного пункта и, увидав кровь и услыхав крики и стоны, поспешно пошел дальше, замешавшись в толпы солдат.
Одно, чего желал теперь Пьер всеми силами своей души, было то, чтобы выйти поскорее из тех страшных впечатлений, в которых он жил этот день, вернуться к обычным условиям жизни и заснуть спокойно в комнате на своей постели. Только в обычных условиях жизни он чувствовал, что будет в состоянии понять самого себя и все то, что он видел и испытал. Но этих обычных условий жизни нигде не было.
Хотя ядра и пули не свистали здесь по дороге, по которой он шел, но со всех сторон было то же, что было там, на поле сражения. Те же были страдающие, измученные и иногда странно равнодушные лица, та же кровь, те же солдатские шинели, те же звуки стрельбы, хотя и отдаленной, но все еще наводящей ужас; кроме того, была духота и пыль.
Пройдя версты три по большой Можайской дороге, Пьер сел на краю ее.
Сумерки спустились на землю, и гул орудий затих. Пьер, облокотившись на руку, лег и лежал так долго, глядя на продвигавшиеся мимо него в темноте тени. Беспрестанно ему казалось, что с страшным свистом налетало на него ядро; он вздрагивал и приподнимался. Он не помнил, сколько времени он пробыл тут. В середине ночи трое солдат, притащив сучьев, поместились подле него и стали разводить огонь.
Солдаты, покосившись на Пьера, развели огонь, поставили на него котелок, накрошили в него сухарей и положили сала. Приятный запах съестного и жирного яства слился с запахом дыма. Пьер приподнялся и вздохнул. Солдаты (их было трое) ели, не обращая внимания на Пьера, и разговаривали между собой.
– Да ты из каких будешь? – вдруг обратился к Пьеру один из солдат, очевидно, под этим вопросом подразумевая то, что и думал Пьер, именно: ежели ты есть хочешь, мы дадим, только скажи, честный ли ты человек?
– Я? я?.. – сказал Пьер, чувствуя необходимость умалить как возможно свое общественное положение, чтобы быть ближе и понятнее для солдат. – Я по настоящему ополченный офицер, только моей дружины тут нет; я приезжал на сраженье и потерял своих.
– Вишь ты! – сказал один из солдат.
Другой солдат покачал головой.
– Что ж, поешь, коли хочешь, кавардачку! – сказал первый и подал Пьеру, облизав ее, деревянную ложку.
Пьер подсел к огню и стал есть кавардачок, то кушанье, которое было в котелке и которое ему казалось самым вкусным из всех кушаний, которые он когда либо ел. В то время как он жадно, нагнувшись над котелком, забирая большие ложки, пережевывал одну за другой и лицо его было видно в свете огня, солдаты молча смотрели на него.
– Тебе куды надо то? Ты скажи! – спросил опять один из них.
– Мне в Можайск.
– Ты, стало, барин?
– Да.
– А как звать?
– Петр Кириллович.
– Ну, Петр Кириллович, пойдем, мы тебя отведем. В совершенной темноте солдаты вместе с Пьером пошли к Можайску.
Уже петухи пели, когда они дошли до Можайска и стали подниматься на крутую городскую гору. Пьер шел вместе с солдатами, совершенно забыв, что его постоялый двор был внизу под горою и что он уже прошел его. Он бы не вспомнил этого (в таком он находился состоянии потерянности), ежели бы с ним не столкнулся на половине горы его берейтор, ходивший его отыскивать по городу и возвращавшийся назад к своему постоялому двору. Берейтор узнал Пьера по его шляпе, белевшей в темноте.
– Ваше сиятельство, – проговорил он, – а уж мы отчаялись. Что ж вы пешком? Куда же вы, пожалуйте!
– Ах да, – сказал Пьер.
Солдаты приостановились.
– Ну что, нашел своих? – сказал один из них.
– Ну, прощавай! Петр Кириллович, кажись? Прощавай, Петр Кириллович! – сказали другие голоса.
– Прощайте, – сказал Пьер и направился с своим берейтором к постоялому двору.
«Надо дать им!» – подумал Пьер, взявшись за карман. – «Нет, не надо», – сказал ему какой то голос.
