Южный Камерун
| Южный Камерун | |||||||
| Часть Камеруна | |||||||
| |||||||
|---|---|---|---|---|---|---|---|
| |||||||
 Южный Камерун (Тёмно-жёлтый) | |||||||
| Столица | Буэа | ||||||
| Язык(и) | английский | ||||||
| Площадь | 42 383 км² | ||||||
| Население | 2 100 000 человек | ||||||
Южный Камерун — южная часть бывшей британской мандатной территории в Камеруне. С 1961 года территория Южного Камеруна, согласно конституции Камеруна, входит в его состав как Южный регион[1].
С 1994 года фактически б́ольшая часть территории контролируется группировками, которые выступают за независимость так называемой Амбазонии от Камеруна. 31 августа 2006 года Амбазония провозгласила независимость от Камеруна.
Содержание
История
Мандат Лиги Наций
По Версальскому договору, немецкие территории в Камеруне были разделены 28 июня 1919 года, между французским и британским мандатом Лиги Наций. Французский мандат был известен как Камерун. Британский мандат состоял из двух географически обособленных территорий, Северного Камеруна и Южного Камеруна. Была образована территория Южный Камерун со штаб-квартирой в городе Буэа. Применяя принцип непрямого правления, англичане позволили родным властям управлять населением в соответствии с их собственными традициями. Они также собирали налоги, которые затем были выплачены англичанам. Британцы посвятили себя торговле, и для использования экономических и добыча ресурсов территории. 27 марта 1940 года была создана «Молодёжная лига Камеруна», чтобы противостоять англичанам и добиться независимости.
Подопечная территория ООН
В 1946 году Лига Наций прекратила своё существование и большинство мандатных территорий были переквалифицированы в Подопечные территории ООН.
Южный Камерун был разделён в 1949 году на две провинции: Баменда (со столицей в Баменде) и Южный Камерун (со столицей в Буэа).
11 февраля 1961 года ООН организовала референдум, на котором у голосовавших было 2 варианта: либо союза с Нигерией, либо с Камеруном. Третий вариант, независимости, предложил представитель Великобритании при ООН, сэр Эндрю Коэн, но его предложение отвергли. По результатам референдума было решено закрепить Северный Камерун за Нигерией, а Южный Камерун за Камеруном[2].
Движение за независимость
После присоединения к Камеруну, англоговорящий Южный Камерун не доверял франкоговорящему правительству Камеруна. В 1994 году, правительство Южного Камеруна приняло решение восстановить независимость территории. В 1995 году был проведён референдум, на котором 99% голосовавших проголосовали за независимость от Камеруна[1].
Напишите отзыв о статье "Южный Камерун"
Примечания
- ↑ 1 2 [www.unpo.org/content/view/2534/145/ Southern Cameroons: The Banjul Communiqué], Unrepresented Nations and Peoples Organization (23 мая 2005). Проверено 27 апреля 2009.
- ↑ [www.ambazonia.org/1024_768/input/SCAPOFormallyProclaimstheRepublicofAmbazonia.pdf The Proclamation of Independence of the Republic of Ambazonia]
Ссылки
- [www.scncforsoutherncameroons.net Официальный сайт]
- [www.worldstatesmen.org/Cameroon.html#British-Cameroons WorldStatesmen- Cameroon]
Отрывок, характеризующий Южный Камерун
– Тебе Кирилл Андреевич Денисов, обер интендант, как приходится? – перебил его Кутузов.– Дядя г'одной, ваша светлость.
– О! приятели были, – весело сказал Кутузов. – Хорошо, хорошо, голубчик, оставайся тут при штабе, завтра поговорим. – Кивнув головой Денисову, он отвернулся и протянул руку к бумагам, которые принес ему Коновницын.
– Не угодно ли вашей светлости пожаловать в комнаты, – недовольным голосом сказал дежурный генерал, – необходимо рассмотреть планы и подписать некоторые бумаги. – Вышедший из двери адъютант доложил, что в квартире все было готово. Но Кутузову, видимо, хотелось войти в комнаты уже свободным. Он поморщился…
– Нет, вели подать, голубчик, сюда столик, я тут посмотрю, – сказал он. – Ты не уходи, – прибавил он, обращаясь к князю Андрею. Князь Андрей остался на крыльце, слушая дежурного генерала.
Во время доклада за входной дверью князь Андрей слышал женское шептанье и хрустение женского шелкового платья. Несколько раз, взглянув по тому направлению, он замечал за дверью, в розовом платье и лиловом шелковом платке на голове, полную, румяную и красивую женщину с блюдом, которая, очевидно, ожидала входа влавввквмандующего. Адъютант Кутузова шепотом объяснил князю Андрею, что это была хозяйка дома, попадья, которая намеревалась подать хлеб соль его светлости. Муж ее встретил светлейшего с крестом в церкви, она дома… «Очень хорошенькая», – прибавил адъютант с улыбкой. Кутузов оглянулся на эти слова. Кутузов слушал доклад дежурного генерала (главным предметом которого была критика позиции при Цареве Займище) так же, как он слушал Денисова, так же, как он слушал семь лет тому назад прения Аустерлицкого военного совета. Он, очевидно, слушал только оттого, что у него были уши, которые, несмотря на то, что в одном из них был морской канат, не могли не слышать; но очевидно было, что ничто из того, что мог сказать ему дежурный генерал, не могло не только удивить или заинтересовать его, но что он знал вперед все, что ему скажут, и слушал все это только потому, что надо прослушать, как надо прослушать поющийся молебен. Все, что говорил Денисов, было дельно и умно. То, что говорил дежурный генерал, было еще дельнее и умнее, но очевидно было, что Кутузов презирал и знание и ум и знал что то другое, что должно было решить дело, – что то другое, независимое от ума и знания. Князь Андрей внимательно следил за выражением лица главнокомандующего, и единственное выражение, которое он мог заметить в нем, было выражение скуки, любопытства к тому, что такое означал женский шепот за дверью, и желание соблюсти приличие. Очевидно было, что Кутузов презирал ум, и знание, и даже патриотическое чувство, которое выказывал Денисов, но презирал не умом, не чувством, не знанием (потому что он и не старался выказывать их), а он презирал их чем то другим. Он презирал их своей старостью, своею опытностью жизни. Одно распоряжение, которое от себя в этот доклад сделал Кутузов, откосилось до мародерства русских войск. Дежурный редерал в конце доклада представил светлейшему к подписи бумагу о взысканий с армейских начальников по прошению помещика за скошенный зеленый овес.
Кутузов зачмокал губами и закачал головой, выслушав это дело.
– В печку… в огонь! И раз навсегда тебе говорю, голубчик, – сказал он, – все эти дела в огонь. Пуская косят хлеба и жгут дрова на здоровье. Я этого не приказываю и не позволяю, но и взыскивать не могу. Без этого нельзя. Дрова рубят – щепки летят. – Он взглянул еще раз на бумагу. – О, аккуратность немецкая! – проговорил он, качая головой.
– Ну, теперь все, – сказал Кутузов, подписывая последнюю бумагу, и, тяжело поднявшись и расправляя складки своей белой пухлой шеи, с повеселевшим лицом направился к двери.
Попадья, с бросившеюся кровью в лицо, схватилась за блюдо, которое, несмотря на то, что она так долго приготовлялась, она все таки не успела подать вовремя. И с низким поклоном она поднесла его Кутузову.
Глаза Кутузова прищурились; он улыбнулся, взял рукой ее за подбородок и сказал:
– И красавица какая! Спасибо, голубушка!
Он достал из кармана шаровар несколько золотых и положил ей на блюдо.
– Ну что, как живешь? – сказал Кутузов, направляясь к отведенной для него комнате. Попадья, улыбаясь ямочками на румяном лице, прошла за ним в горницу. Адъютант вышел к князю Андрею на крыльцо и приглашал его завтракать; через полчаса князя Андрея позвали опять к Кутузову. Кутузов лежал на кресле в том же расстегнутом сюртуке. Он держал в руке французскую книгу и при входе князя Андрея, заложив ее ножом, свернул. Это был «Les chevaliers du Cygne», сочинение madame de Genlis [«Рыцари Лебедя», мадам де Жанлис], как увидал князь Андрей по обертке.
– Ну садись, садись тут, поговорим, – сказал Кутузов. – Грустно, очень грустно. Но помни, дружок, что я тебе отец, другой отец… – Князь Андрей рассказал Кутузову все, что он знал о кончине своего отца, и о том, что он видел в Лысых Горах, проезжая через них.
– До чего… до чего довели! – проговорил вдруг Кутузов взволнованным голосом, очевидно, ясно представив себе, из рассказа князя Андрея, положение, в котором находилась Россия. – Дай срок, дай срок, – прибавил он с злобным выражением лица и, очевидно, не желая продолжать этого волновавшего его разговора, сказал: – Я тебя вызвал, чтоб оставить при себе.
