Юн Дончжу

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Юн Дончжу
кор. 윤동주
Род деятельности:

поэт

Годы творчества:

1936—1945

Жанр:

лирика

Язык произведений:

корейский

Дебют:

«Небо, ветер, звезды и стихи»

Юн Дончжу (кор. 윤동주, МФА: [jundoŋdʑu]; 30 декабря 1917 — 16 февраля 1945) — корейский поэт[1], автор лирических стихов, а также «поэзии сопротивления».





Биография

Юн Дончжу родился в Лунцзине, Китай. Он был старшим из четырёх детей Юна Ёнсока и Ким Ён. В 1932 году поступил в среднюю школу в Лунцзине, а затем уехал в Корею, где в 1936 году продолжил обучение в средней школе Пхеньяна. После закрытия школы, в том же году вернулся в Лунцзин и поступил в Кванмёнский институт[1]. 27 декабря 1941 в возрасте 23 лет, 11 месяцев и 27 дней окончил техническую школу Ёнсе (в настоящее время — Университет Ёнсе. К этому времени он уже несколько лет писал стихи и подобрал 19 стихотворений для публикации в сборнике, который назвал «Небо, ветер, звезды и стихи» (кор. 하늘과 바람과 별과 시)[2]. Однако книга так и не вышла.

В 1942 году Юн Дончжу уехал в Японию и поступил на факультет английской литературы Университета Риккио в Токио. Спустя полгода он перешёл в Университет Досися в Киото. 14 июля 1943 года Юн Дончжу был задержан японской полицией за волнодумство и отправлен в полицейский участок Камогава в Киото. В следующем году Киотский областной суд приговорил его к двум годам тюрьмы по обвинению в соучастии в корейском движении за независимость. Он был заключен в тюрьму в префектуре Фукуока, где умер в феврале 1945 года[1].

Стихи Юна Дончжу были опубликованы только в 1948 году, когда три сборника рукописных листов были опубликованы под общим заглавием «Небо, ветер, звезды и поэзия». С появлением этой книги Юн Дончжу был признан как поэт сопротивления позднего периода оккупации[1].

В ноябре 1968 года, Университет Ёнсе при участии ещё нескольких организаций учредил фонд, средства которого были предназначены для Поэтической премии Юна Дончжу.

Сочинения

Институт перевода корейской литературы так охарактеризовал вклад Юна Дончжу в корейскую культуру:

Поэзию Юна Дончжу отличают детское восприятие мира, горечь от осознания потери родины и необычное чувство вины за поступки других людей, связанное с невозможностью вести расчётливую жизнь в период мрачных социальных реалий. «Жизнь и смерть» является стихотворением, характеризующим творчество поэта в период его литературного становления, с 1934 по 1936 годы. Он описывает конфликт между жизнью и смертью, или светом и тьмой, но поэтическая структура этого произведения в достаточной степени незрелая. С 1937 года, однако, его стихи наполняют безжалостный самоанализ и беспокойство о темных реалиях времени. Стихи в этот период достигают ясного литературного результата в смысле отражения внутреннего мира автора и признания им националистических реалий, осознанных на собственном опыте. В частности, в них чувствуется стальной дух, который пытается перебороть страх, одиночество и отчаяние и преодолеть современные реалии через надежду и мужество[1].

Небо, ветер, звезды и стихи

В январе 1948 года издательство «Jeongeumsa» выпустило сборник «Небо, ветер, звезды и стихи», в который вошло 31 стихотворение Юна Дончжу. Предисловие к изданию написал поэт Чон Чжиён, лично знавший Юна Дончжу. В 1976 году родственники Юна Дончжу собирали и другие стихи, которые вошли в третье издание книги. Третье издание со 116 стихами считается наиболее полным собранием произведений Юна Дончжу.

В 1986 году по результатам опроса, Юн Дончжу был назван самым популярный поэтом среди молодежи[3], его популярность сохраняется и по сей день.

В культуре

Роман Ли Чжонмюна «Расследование» назван «гимном творчеству» Юна Дончжу[4].

В 2011 году Сеульская театральная труппа поставила биографический мюзикл Yun Dong-ju Shoots the Moon[5].

В феврале 2016 года вышел фильм DongJu; The Portrait of A Poet. Он рассказывает о жизни Юна Дончжу и Сона Монкю в времена японской колонизации[6].

См. также

Напишите отзыв о статье "Юн Дончжу"

Литература

  • Yu, Jong-ho. Yun, Tong-ju // Who's Who in Korean Literature. — Seoul: Hollym, 1996. — P. 554–555. — ISBN 1-56591-066-4.
  • Choi, Dong-Ho. 2002. «A Study of Intertextuality between Yoon Dong Ju’s 'Another Hometown' and Lee Sang’s 'The Lineage': Centering on the Poetic Wrod 'the Skeleton',» 3Journal of the research Society of Language and Literature 39: 309—325.  (кор.)

Примечания

  1. 1 2 3 4 5 «„Yoon Dongju“ LTI Korea Datasheet» available at LTI Korea Library or online at: klti.or.kr/ke_04_03_011.do?method=author_detail&AI_NUM=256&user_system=keuser
  2. www.facebook.com/pages/English-Translation-of-Yoon-Dong-Ju/389773294463952
  3. [dna.naver.com/viewer/index.nhn?articleId=1986020400209210001&editNo=2&printCount=1&publishDate=1986-02-04&officeId=00020&pageNo=10&printNo=19797&publishType=00020 네이버 뉴스 라이브러리]
  4. Kim Young-jin, 2024, book review of The Investigation, p. 17, The Korea Times, 12-13 April.
  5. [www.korea.net/NewsFocus/Culture/view?articleId=119351 Poet Yun Dong-ju's tale goes global in mystery novel :: Korea.net : The official website of the Republic of Korea]
  6. [www.koreanfilm.or.kr/jsp/films/index/filmsView.jsp?movieCd=20158482 DONGJU; The Portrait of A Poet (2016)]
К:Википедия:Изолированные статьи (тип: не указан)

Отрывок, характеризующий Юн Дончжу

– Ежели бы было тепло, – в такие минуты особенно сухо отвечал князь Андрей своей сестре, – то он бы пошел в одной рубашке, а так как холодно, надо надеть на него теплую одежду, которая для этого и выдумана. Вот что следует из того, что холодно, а не то чтобы оставаться дома, когда ребенку нужен воздух, – говорил он с особенной логичностью, как бы наказывая кого то за всю эту тайную, нелогичную, происходившую в нем, внутреннюю работу. Княжна Марья думала в этих случаях о том, как сушит мужчин эта умственная работа.


Князь Андрей приехал в Петербург в августе 1809 года. Это было время апогея славы молодого Сперанского и энергии совершаемых им переворотов. В этом самом августе, государь, ехав в коляске, был вывален, повредил себе ногу, и оставался в Петергофе три недели, видаясь ежедневно и исключительно со Сперанским. В это время готовились не только два столь знаменитые и встревожившие общество указа об уничтожении придворных чинов и об экзаменах на чины коллежских асессоров и статских советников, но и целая государственная конституция, долженствовавшая изменить существующий судебный, административный и финансовый порядок управления России от государственного совета до волостного правления. Теперь осуществлялись и воплощались те неясные, либеральные мечтания, с которыми вступил на престол император Александр, и которые он стремился осуществить с помощью своих помощников Чарторижского, Новосильцева, Кочубея и Строгонова, которых он сам шутя называл comite du salut publique. [комитет общественного спасения.]
Теперь всех вместе заменил Сперанский по гражданской части и Аракчеев по военной. Князь Андрей вскоре после приезда своего, как камергер, явился ко двору и на выход. Государь два раза, встретив его, не удостоил его ни одним словом. Князю Андрею всегда еще прежде казалось, что он антипатичен государю, что государю неприятно его лицо и всё существо его. В сухом, отдаляющем взгляде, которым посмотрел на него государь, князь Андрей еще более чем прежде нашел подтверждение этому предположению. Придворные объяснили князю Андрею невнимание к нему государя тем, что Его Величество был недоволен тем, что Болконский не служил с 1805 года.
«Я сам знаю, как мы не властны в своих симпатиях и антипатиях, думал князь Андрей, и потому нечего думать о том, чтобы представить лично мою записку о военном уставе государю, но дело будет говорить само за себя». Он передал о своей записке старому фельдмаршалу, другу отца. Фельдмаршал, назначив ему час, ласково принял его и обещался доложить государю. Через несколько дней было объявлено князю Андрею, что он имеет явиться к военному министру, графу Аракчееву.
В девять часов утра, в назначенный день, князь Андрей явился в приемную к графу Аракчееву.
Лично князь Андрей не знал Аракчеева и никогда не видал его, но всё, что он знал о нем, мало внушало ему уважения к этому человеку.
«Он – военный министр, доверенное лицо государя императора; никому не должно быть дела до его личных свойств; ему поручено рассмотреть мою записку, следовательно он один и может дать ход ей», думал князь Андрей, дожидаясь в числе многих важных и неважных лиц в приемной графа Аракчеева.
Князь Андрей во время своей, большей частью адъютантской, службы много видел приемных важных лиц и различные характеры этих приемных были для него очень ясны. У графа Аракчеева был совершенно особенный характер приемной. На неважных лицах, ожидающих очереди аудиенции в приемной графа Аракчеева, написано было чувство пристыженности и покорности; на более чиновных лицах выражалось одно общее чувство неловкости, скрытое под личиной развязности и насмешки над собою, над своим положением и над ожидаемым лицом. Иные задумчиво ходили взад и вперед, иные шепчась смеялись, и князь Андрей слышал sobriquet [насмешливое прозвище] Силы Андреича и слова: «дядя задаст», относившиеся к графу Аракчееву. Один генерал (важное лицо) видимо оскорбленный тем, что должен был так долго ждать, сидел перекладывая ноги и презрительно сам с собой улыбаясь.
Но как только растворялась дверь, на всех лицах выражалось мгновенно только одно – страх. Князь Андрей попросил дежурного другой раз доложить о себе, но на него посмотрели с насмешкой и сказали, что его черед придет в свое время. После нескольких лиц, введенных и выведенных адъютантом из кабинета министра, в страшную дверь был впущен офицер, поразивший князя Андрея своим униженным и испуганным видом. Аудиенция офицера продолжалась долго. Вдруг послышались из за двери раскаты неприятного голоса, и бледный офицер, с трясущимися губами, вышел оттуда, и схватив себя за голову, прошел через приемную.
Вслед за тем князь Андрей был подведен к двери, и дежурный шопотом сказал: «направо, к окну».