14 декабря (роман)
| 14 декабря | |
| Жанр: | |
|---|---|
| Автор: | |
| Язык оригинала: | |
«14 декабря» — роман Д. С. Мережковского, опубликованный в 1918 году (первоначально как «Николай I и Декабристы»)[1] и ставший третьей, заключительной частью трилогии «Царство Зверя», начатой пьесой «Павел I» и продолженной романом «Александр I».[2]
История создания романа
События, происходившие в «14 декабря», во многом перекликались с драматической ситуацией в то время, когда писался и публиковался роман. Тем не менее, даже в конце 1917 года Мережковский ещё сохранял иллюзии относительно роли «демократической интеллигенции» в истории России. В годовщину декабрьского возмущения писатель опубликовал в газете «Вечерний звон» статью «1825-1917», в которой утверждал:Подлинный авангард русской революции — не крестьяне, не солдаты, не рабочие, а вот эти герои Четырнадцатого и мы, наследники их — русские интеллигенты, «буржуи», «корниловцы», «калединцы», «враги народа»… Русская революционная интеллигенция — русская революционная аристократия… Все мы, русские интеллигенты, в этом смысле — «декабристы» вечные — вечные стражи революционного сознания, революционной свободы и революционной личности.[2]— Д.Мережковский. «Вечерний звон»
«14 декабря» считается самым сюжетно динамичным и композиционно совершенным романом Мережковского. Во многом концепция романа укладывалась в общую схему мировоззрения писателя: изображённые в нём события — бунт на Сенатской площади, выступление Черниговского полка на Украине и всё, затем последовавшее, — являлись для героев Мережковского «опытом практического воплощения о Царстве Божием на земле как на Небе»[2].
Документальная часть романа была построена, на первый взгляд, на строгом следовании историческим документам. Однако документ (как отмечал критик О.Михайлов), «как и географические и исторические реалии, в итоге как бы сковывал фантазию Мережковского-художника». Писатель оставался, «можно сказать, внутри документа», преобразуя его то в выдуманный дневник одного из персонажей романа, то в форму острого диалога или внутреннего потока сознания, который превращался таким образом в поток цитат[3].
Отзывы критики
Если первая трилогия была признана выдающимся явлением уже на момент её завершения, в современной Мережковскому — русской и европейской — критике, то вторая трилогия, «Царство Зверя», была признана лишь на Западе и практически проигнорирована в России и СССР. Дореволюционные критики искали в ней прежде всего воплощение религиозных, политических и философских идей писателя, рассматривая художественную часть лишь как иллюстрацию этих идей[4].
Напишите отзыв о статье "14 декабря (роман)"
Примечания
- ↑ [www.hrono.info/biograf/bio_m/merezhkov_ds.php Д.С.Мережковский]. www.hrono.info. Проверено 7 марта 2010. [www.webcitation.org/674QisCQz Архивировано из первоисточника 20 апреля 2012].
- ↑ 1 2 3 Ю. В. Зобнин. Дмитрий Мережковский: жизнь и деяния. Москва. — Молодая гвардия. 2008. Жизнь замечательных людей; Вып. 1291 (1091)). ISBN 978-5-235-03072-5…
- ↑ Олег Михайлов. Д. С. Мережковский. Собрание сочинений в четырех томах. Пленник культуры (О Д. С. Мережковском и его романах), вступительная статья. — Правда, 1990 г. — 2010-02-14
- ↑ А.М.Михин. [www.lib.ua-ru.net/diss/cont/199760.html Роман Д. С. Мережковского "Александр 1": художественная картина мира : художественная картина мира]. РГБ ОД, 61:05-10/238 (Магнитогорск, 2004). Проверено 7 марта 2010. [www.webcitation.org/673LwnmbE Архивировано из первоисточника 20 апреля 2012].
| ||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий 14 декабря (роман)
Пьер на этом бале в первый раз почувствовал себя оскорбленным тем положением, которое занимала его жена в высших сферах. Он был угрюм и рассеян. Поперек лба его была широкая складка, и он, стоя у окна, смотрел через очки, никого не видя.Наташа, направляясь к ужину, прошла мимо его.
Мрачное, несчастное лицо Пьера поразило ее. Она остановилась против него. Ей хотелось помочь ему, передать ему излишек своего счастия.
– Как весело, граф, – сказала она, – не правда ли?
Пьер рассеянно улыбнулся, очевидно не понимая того, что ему говорили.
– Да, я очень рад, – сказал он.
«Как могут они быть недовольны чем то, думала Наташа. Особенно такой хороший, как этот Безухов?» На глаза Наташи все бывшие на бале были одинаково добрые, милые, прекрасные люди, любящие друг друга: никто не мог обидеть друг друга, и потому все должны были быть счастливы.
На другой день князь Андрей вспомнил вчерашний бал, но не на долго остановился на нем мыслями. «Да, очень блестящий был бал. И еще… да, Ростова очень мила. Что то в ней есть свежее, особенное, не петербургское, отличающее ее». Вот всё, что он думал о вчерашнем бале, и напившись чаю, сел за работу.
Но от усталости или бессонницы (день был нехороший для занятий, и князь Андрей ничего не мог делать) он всё критиковал сам свою работу, как это часто с ним бывало, и рад был, когда услыхал, что кто то приехал.
Приехавший был Бицкий, служивший в различных комиссиях, бывавший во всех обществах Петербурга, страстный поклонник новых идей и Сперанского и озабоченный вестовщик Петербурга, один из тех людей, которые выбирают направление как платье – по моде, но которые по этому то кажутся самыми горячими партизанами направлений. Он озабоченно, едва успев снять шляпу, вбежал к князю Андрею и тотчас же начал говорить. Он только что узнал подробности заседания государственного совета нынешнего утра, открытого государем, и с восторгом рассказывал о том. Речь государя была необычайна. Это была одна из тех речей, которые произносятся только конституционными монархами. «Государь прямо сказал, что совет и сенат суть государственные сословия ; он сказал, что правление должно иметь основанием не произвол, а твердые начала . Государь сказал, что финансы должны быть преобразованы и отчеты быть публичны», рассказывал Бицкий, ударяя на известные слова и значительно раскрывая глаза.
– Да, нынешнее событие есть эра, величайшая эра в нашей истории, – заключил он.
Князь Андрей слушал рассказ об открытии государственного совета, которого он ожидал с таким нетерпением и которому приписывал такую важность, и удивлялся, что событие это теперь, когда оно совершилось, не только не трогало его, но представлялось ему более чем ничтожным. Он с тихой насмешкой слушал восторженный рассказ Бицкого. Самая простая мысль приходила ему в голову: «Какое дело мне и Бицкому, какое дело нам до того, что государю угодно было сказать в совете! Разве всё это может сделать меня счастливее и лучше?»
И это простое рассуждение вдруг уничтожило для князя Андрея весь прежний интерес совершаемых преобразований. В этот же день князь Андрей должен был обедать у Сперанского «en petit comite«, [в маленьком собрании,] как ему сказал хозяин, приглашая его. Обед этот в семейном и дружеском кругу человека, которым он так восхищался, прежде очень интересовал князя Андрея, тем более что до сих пор он не видал Сперанского в его домашнем быту; но теперь ему не хотелось ехать.
В назначенный час обеда, однако, князь Андрей уже входил в собственный, небольшой дом Сперанского у Таврического сада. В паркетной столовой небольшого домика, отличавшегося необыкновенной чистотой (напоминающей монашескую чистоту) князь Андрей, несколько опоздавший, уже нашел в пять часов собравшееся всё общество этого petit comite, интимных знакомых Сперанского. Дам не было никого кроме маленькой дочери Сперанского (с длинным лицом, похожим на отца) и ее гувернантки. Гости были Жерве, Магницкий и Столыпин. Еще из передней князь Андрей услыхал громкие голоса и звонкий, отчетливый хохот – хохот, похожий на тот, каким смеются на сцене. Кто то голосом, похожим на голос Сперанского, отчетливо отбивал: ха… ха… ха… Князь Андрей никогда не слыхал смеха Сперанского, и этот звонкий, тонкий смех государственного человека странно поразил его.
