Banque générale

Banque générale — первый частный акционерный банк, основанный во Франции 2 мая 1716 года Джоном Ло.

Банк был создан с основным капиталом в 6 млн ливров, разделённых на 1 200 акций по 5 000 ливров каждая. Банк осуществлял следующие банковские операции: выпуск банковских билетов, учёт векселей, приём частных вкладов и производство трансфертов. Банк обязывался разменивать банковские билеты на экю того же веса и достоинства, какие находились в обращении в момент открытия банка. Таким образом, устанавливая неизменную валюту своих билетов, банк как бы создавал постоянную банковскую единицу счёта. Директором банка был назначен Джон Ло, а важнейшие вопросы решались на происходивших дважды в год собраниях акционеров, на которых владельцу 5 акций давалось право голоса.

Первые действия банка были весьма успешны. Понизив вексельный дисконт сначала до 6 % (в то время частный дисконт доходил до 20—30 %), потом до 4 %, банк приобрёл общее доверие, выдав акционерам дивиденд за первое полугодие в размере 7 %. Ло, однако, не удовлетворившись этим и, желая распространить на больший район спекулятивную деятельность банка, основал Миссисипскую компанию с основным капиталом в 100 млн ливров для эксплуатирования французских североамериканских колоний. Вскоре к Миссисипской компании присоединились Гвинейская и Ост-Индская компании и вместе образовали одну Индийскую компанию, которая была поставлена в тесную связь с банком.

4 декабря 1718 года банк был преобразован из частного акционерного в королевский и стал именоваться Banque royale. Индийская компания забрала в свои руки почти всю заморскую торговлю с Америкой, Африкой и Азией, приобрела монополию продажи табака, чеканки монеты, взяла на откуп часть государственных доходов и т. д. Широкие предприятия этой компании и высокий дивиденд, выдаваемый в первое время, обеспечили ей общее доверие, и Джон Ло не теряя времени начал производить дополнительные выпуски акций.

Выпущенные 20 июля 1719 года Миссисипской компанией 50 000 акций по 500 ливров принимались уже при подписке с лажем в 10 %, то есть в 550 ливров. Чтобы поднять курс прежних акций, стали выдавать новые при предъявлении четырех старых, вследствие чего стали гоняться за акциями. Через неделю было выпущено ещё 50 000 акций, для получения которых надо было представить 4 «старых» и одну «новую». Этой ловкой игрой было достигнуто повышение «старых» акций до 1 000 ливров, и по тому же курсу пущены «новые». Таким образом компания получала 50 млн ливров за акции в 25 млн номинальных. В течение следующих трёх недель были реализованы ещё 300 тысяч акций на 150 млн по нарицательной цене, за которые компания выручила 1,5 млрд ливров, а по установившемуся курсу они стоили 3 млрд ливров.

Цена акций быстро росла, и в короткое время за акцию в 500 ливров платили сумму в 20 000 ливров. Параллельно с выпуском акций шёл и выпуск банковых билетов, которые принимались в уплату за акции, и сумма выпущенных билетов достигла 2,6 млрд ливров.

Фактически доход компании был весьма незначителен в сравнении с общей курсовой стоимостью всех акций, и потому дивиденд по ним мог причитаться ничтожный. В течение нескольких недель цена акций понизилась с 20 тысяч до 10 тысяч и затем продолжала безостановочно падать. Чем ниже становилась цена акций, тем больший оказывался излишек в банковских билетах, которые главным образом помещались в акции. Владельцы билетов стали стремиться реализовать их покупкой недвижимости и товаров, и вследствие этого цены на эти предметы стали непомерно возвышаться.

Чтобы приостановить прилив билетов в банк 27 февраля 1720 года было запрещено под страхом конфискации и пени в 10 000 ливров держать дома звонкой наличности свыше 500 ливров. Это привело к тому, что в короткое время в банк было внесено до 40 млн звонкой монетой и что банк мог ещё некоторое время поддерживать размен билетов, так как никто не мог сразу потребовать разменять билетов больше 500 ливров. 4 марта 1720 года последовал указ, которым воспрещалось с 1 мая того же года обращение золотой монеты, а с 1 сентября серебряной. Но все эти меры не могли спасти от гибели банк, и к концу 1720 года все предприятия Ло были ликвидированы.

Литература

• Банки // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Отрывок, характеризующий Banque générale

– Нет, – отвечала она, но она не понимала того, что он спрашивал.
– Простите меня, – сказал князь Андрей, – но вы так молоды, а я уже так много испытал жизни. Мне страшно за вас. Вы не знаете себя.
Наташа с сосредоточенным вниманием слушала, стараясь понять смысл его слов и не понимала.
– Как ни тяжел мне будет этот год, отсрочивающий мое счастье, – продолжал князь Андрей, – в этот срок вы поверите себя. Я прошу вас через год сделать мое счастье; но вы свободны: помолвка наша останется тайной и, ежели вы убедились бы, что вы не любите меня, или полюбили бы… – сказал князь Андрей с неестественной улыбкой.
– Зачем вы это говорите? – перебила его Наташа. – Вы знаете, что с того самого дня, как вы в первый раз приехали в Отрадное, я полюбила вас, – сказала она, твердо уверенная, что она говорила правду.
– В год вы узнаете себя…
– Целый год! – вдруг сказала Наташа, теперь только поняв то, что свадьба отсрочена на год. – Да отчего ж год? Отчего ж год?… – Князь Андрей стал ей объяснять причины этой отсрочки. Наташа не слушала его.
– И нельзя иначе? – спросила она. Князь Андрей ничего не ответил, но в лице его выразилась невозможность изменить это решение.
– Это ужасно! Нет, это ужасно, ужасно! – вдруг заговорила Наташа и опять зарыдала. – Я умру, дожидаясь года: это нельзя, это ужасно. – Она взглянула в лицо своего жениха и увидала на нем выражение сострадания и недоумения.
– Нет, нет, я всё сделаю, – сказала она, вдруг остановив слезы, – я так счастлива! – Отец и мать вошли в комнату и благословили жениха и невесту.
С этого дня князь Андрей женихом стал ездить к Ростовым.


Обручения не было и никому не было объявлено о помолвке Болконского с Наташей; на этом настоял князь Андрей. Он говорил, что так как он причиной отсрочки, то он и должен нести всю тяжесть ее. Он говорил, что он навеки связал себя своим словом, но что он не хочет связывать Наташу и предоставляет ей полную свободу. Ежели она через полгода почувствует, что она не любит его, она будет в своем праве, ежели откажет ему. Само собою разумеется, что ни родители, ни Наташа не хотели слышать об этом; но князь Андрей настаивал на своем. Князь Андрей бывал каждый день у Ростовых, но не как жених обращался с Наташей: он говорил ей вы и целовал только ее руку. Между князем Андреем и Наташей после дня предложения установились совсем другие чем прежде, близкие, простые отношения. Они как будто до сих пор не знали друг друга. И он и она любили вспоминать о том, как они смотрели друг на друга, когда были еще ничем , теперь оба они чувствовали себя совсем другими существами: тогда притворными, теперь простыми и искренними. Сначала в семействе чувствовалась неловкость в обращении с князем Андреем; он казался человеком из чуждого мира, и Наташа долго приучала домашних к князю Андрею и с гордостью уверяла всех, что он только кажется таким особенным, а что он такой же, как и все, и что она его не боится и что никто не должен бояться его. После нескольких дней, в семействе к нему привыкли и не стесняясь вели при нем прежний образ жизни, в котором он принимал участие. Он про хозяйство умел говорить с графом и про наряды с графиней и Наташей, и про альбомы и канву с Соней. Иногда домашние Ростовы между собою и при князе Андрее удивлялись тому, как всё это случилось и как очевидны были предзнаменования этого: и приезд князя Андрея в Отрадное, и их приезд в Петербург, и сходство между Наташей и князем Андреем, которое заметила няня в первый приезд князя Андрея, и столкновение в 1805 м году между Андреем и Николаем, и еще много других предзнаменований того, что случилось, было замечено домашними.
В доме царствовала та поэтическая скука и молчаливость, которая всегда сопутствует присутствию жениха и невесты. Часто сидя вместе, все молчали. Иногда вставали и уходили, и жених с невестой, оставаясь одни, всё также молчали. Редко они говорили о будущей своей жизни. Князю Андрею страшно и совестно было говорить об этом. Наташа разделяла это чувство, как и все его чувства, которые она постоянно угадывала. Один раз Наташа стала расспрашивать про его сына. Князь Андрей покраснел, что с ним часто случалось теперь и что особенно любила Наташа, и сказал, что сын его не будет жить с ними.