Cotton Club

О российской компании см. Коттон Клаб.

Коттон-клаб (англ. Cotton Club — «Хлопковый клуб») — ночной клуб, существовавший в Нью-Йорке в 1920—1940 годах. Во времена «сухого закона» здесь выступали такие известные негритянские джаз-музыканты и эстрадные артисты, как Флетчер Хендерсон, Дюк Эллингтон, Кэб Кэллоуэй, Луис Армстронг, Этель Уотерс и другие.

История

«Коттон-клаб» был создан в 1920 году американским чемпионом по боксу Джеком Джонсоном в Гарлеме, на углу 142-й улицы и Ленокс-авеню. Первоначально носил название «Клуб-делюкс» (Club Delux). В 1923 году он был перекуплен крупным гангстером и контрабандистом спиртного Оуни Мэдденом и переименован в Коттон-клаб.

В скором времени клуб развился в популярное место встреч и общения, в том числе и для светского нью-йоркского общества. Общий интерьер помещений отображал будни жизни негритянского населения американского Юга в эпоху рабовладения. В клубе в основном выступали чернокожие музыканты и танцовщицы, в то же время «цветных» посетителей в клуб не допускали. Музыка, которую исполняли негры-музыканты в клубе, также должна была соответствовать обстановке клуба, и от артистов требовалась необычная для того времени «музыка джунглей», позднее развившаяся в созданный Дюком Эллингтоном «джангл-стиль» (Jungle Style). Под влиянием настойчивых просьб Эллингтона строгие «расовые» правила для посетителей были постепенно смягчены.

Клуб сыграл значительную роль в создании и развитии джазовой музыки, а также различных джазовых коллективов. В 1923 году там выступает джаз-бэнд Флетчера Хендерсона. Позднее в клубе выступают «Миссурийцы» (Missourians), после них, в 1927—1931 годах профилирующей здесь является Дюк Эллингтон со своими музыкантами. Благодаря радиотрансляциям его выступлений группа Эллингтона становится известной на всю страну. С 1931 года в клубе работает бэнд Кэба Келлоуэя, с 1934 — оркестр Джимми Ланчефорда. В клубе выступали такие звёзды, как Луис Армстронг, Этель Уотерс и Билл Робинсон. В качестве танцовщицы здесь начинала свою карьеру певица Лина Хорн.

Заведение несколько раз кратковременно закрывалось: в 1925 году за нарушения «сухого закона», в 1926 — после расовых волнений в Гарлеме. В 1937 году клуб был вновь открыт в Театральном квартале Манхэттена, на углу Бродвея и 48-й улицы, но в 1940 в связи с финансовыми трудностями был закрыт окончательно.

В 1978 году на 125-стрит в Гарлеме был открыт клуб с тем же названием.

В культуре

История и атмосфера клуба отражены в художественном фильме режиссёра Френсиса Копполы «Клуб „Коттон“» (США, 1984).

Литература

• James Haskins: The Cotton Club: A Pictorial and Social History of the most famous symbol of the Jazz Era, Random House 1977, Hippocrene Books, New York, NY 1994, ISBN 0-7818-0248-2.

Ссылки

• [www.blackpast.com/?q=aah/cotton-club-harlem-1923 The Cotton Club of Harlem] bei www.blackpast.com (englisch)
• [www.pbs.org/jazz/places/spaces_cotton_club.htm Cotton Club] bei www.pbs.org — jazz places (englisch)
• [www.1920s-fashion-and-music.com/Harlem-Renaissance-Cotton-Club.html#1920sFashions Pearl of the Harlem Renaissance Cotton Club] bei www.1920s-fashion-and-music.com (englisch)

Отрывок, характеризующий Cotton Club

– Mais tres brave homme, mon prince, [Но добрый человек, князь,] – заметила Анна Михайловна, трогательно улыбаясь, как будто и она знала, что граф Ростов заслуживал такого мнения, но просила пожалеть бедного старика. – Что говорят доктора? – спросила княгиня, помолчав немного и опять выражая большую печаль на своем исплаканном лице.
– Мало надежды, – сказал князь.
– А мне так хотелось еще раз поблагодарить дядю за все его благодеяния и мне и Боре. C'est son filleuil, [Это его крестник,] – прибавила она таким тоном, как будто это известие должно было крайне обрадовать князя Василия.
Князь Василий задумался и поморщился. Анна Михайловна поняла, что он боялся найти в ней соперницу по завещанию графа Безухого. Она поспешила успокоить его.
– Ежели бы не моя истинная любовь и преданность дяде, – сказала она, с особенною уверенностию и небрежностию выговаривая это слово: – я знаю его характер, благородный, прямой, но ведь одни княжны при нем…Они еще молоды… – Она наклонила голову и прибавила шопотом: – исполнил ли он последний долг, князь? Как драгоценны эти последние минуты! Ведь хуже быть не может; его необходимо приготовить ежели он так плох. Мы, женщины, князь, – она нежно улыбнулась, – всегда знаем, как говорить эти вещи. Необходимо видеть его. Как бы тяжело это ни было для меня, но я привыкла уже страдать.
Князь, видимо, понял, и понял, как и на вечере у Annette Шерер, что от Анны Михайловны трудно отделаться.
– Не было бы тяжело ему это свидание, chere Анна Михайловна, – сказал он. – Подождем до вечера, доктора обещали кризис.
– Но нельзя ждать, князь, в эти минуты. Pensez, il у va du salut de son ame… Ah! c'est terrible, les devoirs d'un chretien… [Подумайте, дело идет о спасения его души! Ах! это ужасно, долг христианина…]
Из внутренних комнат отворилась дверь, и вошла одна из княжен племянниц графа, с угрюмым и холодным лицом и поразительно несоразмерною по ногам длинною талией.
Князь Василий обернулся к ней.
– Ну, что он?
– Всё то же. И как вы хотите, этот шум… – сказала княжна, оглядывая Анну Михайловну, как незнакомую.
– Ah, chere, je ne vous reconnaissais pas, [Ах, милая, я не узнала вас,] – с счастливою улыбкой сказала Анна Михайловна, легкою иноходью подходя к племяннице графа. – Je viens d'arriver et je suis a vous pour vous aider a soigner mon oncle . J`imagine, combien vous avez souffert, [Я приехала помогать вам ходить за дядюшкой. Воображаю, как вы настрадались,] – прибавила она, с участием закатывая глаза.
Княжна ничего не ответила, даже не улыбнулась и тотчас же вышла. Анна Михайловна сняла перчатки и в завоеванной позиции расположилась на кресле, пригласив князя Василья сесть подле себя.
– Борис! – сказала она сыну и улыбнулась, – я пройду к графу, к дяде, а ты поди к Пьеру, mon ami, покаместь, да не забудь передать ему приглашение от Ростовых. Они зовут его обедать. Я думаю, он не поедет? – обратилась она к князю.
– Напротив, – сказал князь, видимо сделавшийся не в духе. – Je serais tres content si vous me debarrassez de ce jeune homme… [Я был бы очень рад, если бы вы меня избавили от этого молодого человека…] Сидит тут. Граф ни разу не спросил про него.
Он пожал плечами. Официант повел молодого человека вниз и вверх по другой лестнице к Петру Кирилловичу.


Пьер так и не успел выбрать себе карьеры в Петербурге и, действительно, был выслан в Москву за буйство. История, которую рассказывали у графа Ростова, была справедлива. Пьер участвовал в связываньи квартального с медведем. Он приехал несколько дней тому назад и остановился, как всегда, в доме своего отца. Хотя он и предполагал, что история его уже известна в Москве, и что дамы, окружающие его отца, всегда недоброжелательные к нему, воспользуются этим случаем, чтобы раздражить графа, он всё таки в день приезда пошел на половину отца. Войдя в гостиную, обычное местопребывание княжен, он поздоровался с дамами, сидевшими за пяльцами и за книгой, которую вслух читала одна из них. Их было три. Старшая, чистоплотная, с длинною талией, строгая девица, та самая, которая выходила к Анне Михайловне, читала; младшие, обе румяные и хорошенькие, отличавшиеся друг от друга только тем, что у одной была родинка над губой, очень красившая ее, шили в пяльцах. Пьер был встречен как мертвец или зачумленный. Старшая княжна прервала чтение и молча посмотрела на него испуганными глазами; младшая, без родинки, приняла точно такое же выражение; самая меньшая, с родинкой, веселого и смешливого характера, нагнулась к пяльцам, чтобы скрыть улыбку, вызванную, вероятно, предстоящею сценой, забавность которой она предвидела. Она притянула вниз шерстинку и нагнулась, будто разбирая узоры и едва удерживаясь от смеха.