Planescape

Planescape — это сеттинг для настольной ролевой игры, разработанный в 1994 году в рамках системы Dungeons & Dragons, изданный TSR, Inc. и Wizards of the Coast.

Планы

Стандартная космология D&D представляет собой систему взаимодействующих и взаимосвязанных между собой планов — миров, каждый из которых по-своему уникален и способен сам по себе быть отдельным сеттингом.

Все планы делятся на Внутренние (элементальные, англ. Inner), Внешние (планы мировоззрений, англ. Outer), Первичные Материальные (англ. Prime material, Торил, Атас, Оэрт и т. д.) и Транзитивные (англ. Transitive, служащие соединительными звеньями между всеми вышеперечисленными). Все они связаны между собой различными сверхъестественными вратами (порталами), которые могут находиться за соседней дверью, войдя в которую, приключенец обнаруживает себя в абсолютно новом, подчас удивительном и непостижимом, мире, который таит в себе гораздо больше интересного и захватывающего, чем он мог представлять даже в самых смелых фантазиях о своём родном мире.

Каждый из планов населён своими собственными обитателями, дружественными или враждебными, которые, возможно, уже попадались приключенцу на его пути во время встреч с пришельцами из других измерений. Их необычный образ мысли и чуждая простому земному человеку логика и убеждения способны стать основой многих приключений. Именно о планах, путешествиях между ними и взаимодействии с планарными жителями (сводится ли оно к обмену информацией, товарами, или ударами мечей) рассказывает сеттинг Planescape.

У Planescape, как и у любого другого сеттинга, есть то, что называется «тоном сеттинга». Как пример можно привести эпические войны и подвиги Dragonlance, готический ужас Ravenloft, мир древних империй Forgotten Realms, скрипящий на зубах песок Dark Sun.

Planescape рассказывает об убеждениях и философии, о «смысле Мультивселенной», причём не в скучных навевающих сон лекциях старых толстых профессоров, имеющих мало отношения к окружающей действительности. Для планарных обитателей вопрос о смысле всего сущего — не просто вопрос, они живут день за днём в соответствии с тем, что считают на него ответом. В Planescape идеи подкрепляются действиями: взмахами мечей, вспышками магического огня — и наоборот, за действиями и событиями всегда есть идейная подоплёка. Следует принимать это во внимание: планарные обитатели сильны, потому что материализованная философия — не для слабаков.

Planescape — сеттинг, где абстрактное реально. Священники вымаливают заклинания не просто у абстрактных богов, а у Сил (Powers), которых можно случайно повстречать на пути в мясную лавку или навестить у них дома. Маги вдыхают всю вселенную магии единым вдохом, ведь они исследуют такие места, которые просто не могут существовать по традиционным законам мироздания. Воины могут достичь совершенства в своих боевых навыках, потому что на планах совершенства может достичь каждый. Воры могут завладеть такими несметными сокровищами, которые даже сложно себе представить, потому что если что-то вообще есть, то оно может находиться только на планах. Планарные обитатели сильны, потому что сырая сила находится прямо рядом с ними и за ней надо только протянуть руку.

Необходимо всегда помнить о тоне сеттинга, водя по нему. Планары действуют, думают, говорят иначе, чем жители Первичных материальных планов — праймы; эти различия должны отражаться на вождении.

Планарные приключения

Тон сеттинга придает ему уникальный характер, помогает приключениям быть более запоминающимися, но одного его недостаточно. Планарные приключения основываются прежде всего на мотивации персонажей, причём речь идет как о краткосрочных целях, так и о долгосрочных. Индивидуальная мотивация персонажа должна учитываться в приключении с помощью ответа на вопрос «Чего он хочет достичь?», исходя из которого и следует строить всю кампанию.

Слава и богатство — наиболее банальная мотивация. Желая стать богатыми и знаменитыми, да к тому же продвинуться в уровне, партия спускается в подземелье, рубит монстров и забирает сокровища. Такой подход губит тон сеттинга Planescape, ведь такое планарное подземелье ничем принципиально не отличается от обычного hack&slash.

Ощущение чуда — планы предлагают взору персонажей столько необычных мест с ещё более необычными их обитателями, что удивление не будет покидать приключенцев в течение всех их исследований и путешествий. Однако само по себе исследование и желание увидеть новые места вряд ли заставит кого-то сдвинуться с насиженного места, если только им не овладела тяга к перемене мест, которая быстро проходит. Планы — не курорт, на который отправляются отдохнуть, абсолютно все они смертельно опасны в большей или меньшей степени. Должен быть какой-то другой повод ступить в портал, чем просто желание посмотреть на неизведанные планы.

Долгосрочная цель — задав долгосрочную цель мы можем отправить персонажей собирать богатства и славу в неизведанные местности. Для того, чтобы сделать это, для начала потребуется сюжет. Цель может быть например такая: посадить эту розу на 435 м слое (layer) плана Бездны — а вокруг неё уже не так сложно будет выстроить сюжет: почему именно там и зачем, как приключенцы доберутся туда, что с ними произойдет по пути, кого они встретят и где побывают, кто встанет у них на пути? ДМ отвечает на все эти вопросы при создании приключения, а игроки идут к намеченной для них цели. Отвечает ли это на вопрос о мотивации? И да, и нет. Поставленная цель отвечает на вопрос что будут делать приключенцы, но не на вопрос почему и как. Почему так важно посадить розу именно в Бездне, что из этого выйдет, какое вообще приключенцам дело до всего этого? Хоть они и обретут богатство, славу и опыт в неизведанных краях, все же нужно что-то большее, чтобы придать всем этим махинациям смысл и соблюсти тон сеттинга. Для того, чтобы придать смысл приключениям, им потребуется тема, именно она сделает похождения персонажей по-настоящему запоминающимися, в результате чего игрокам не будет безразлична роль их персонажа в происходящем, они смогут сказать не только что они вообще были в том страшном, странном и опасном месте, а ещё и почему и зачем, то есть причину.

Темой планарного приключения должны стать философия, идеи, взгляды и убеждения, которые для планара, как уже говорилось, не пустой звук, потому что они могут действительно изменять окружающий мир.

Философы с дубинами

Для прайма философия — просто система взглядов на окружающий мир. Для планара философия — гораздо большее, ведь философия может в буквальном смысле смещать границы планов. Так, например, если в каком-то городе на одном из внешних планов большинство населения обладает мировоззрением, не совпадающим с мировоззрением всего остального плана, то город отправляется на план с более соответствующим мировоззрением. Таким образом, то, во что верит персонаж: добро или зло, хаос или порядок — имеет прямое влияние на Мультивселенную, и это становится причиной многих грандиозных конфликтов в ней.

Взять, например, Blood War. Это не просто война на уничтожение между существами с нижних планов, это битва за их объединение в единый нижний план с единым взглядом на смысл Мультивселенной и соответствующим ему образом действий. А раз убеждение словами не действует, остается один выход — уничтожить инакомыслящих. В результате таких рассуждений мы и имеем то, что имеем: грандиозную мясорубку, охватившую сразу несколько планов, которая уже продолжается больше, чем кто-либо помнит. В таком же духе обстоят взаимоотношения между фракциями: все они стараются привести Сигил к своей системе взглядов, что неминуемо приведёт к его отправке на соответствующий план. Только благодаря Леди Боли этого ещё не произошло.

Персонажи также могут принимать участие в таком перекраивании Мультивселенной. Например если они поддержат одну фракцию в борьбе с другой в каком-нибудь пограничном городке, это может привести к тому, что он отправится на другой план со всеми своими горожанами, или наоборот останется где есть. Персонажи в таких случаях могут руководствоваться как приверженностью к каким-либо идеям, либо своими интересами в расположении города в определенном месте для какой-то своей более крупной цели.

Так что когда один фактол вступает в дебаты с другим и приходит к выводу, что тот для него слишком опасен, в ход идут такие методы, как арест недруга, его публичное оскорбление, убийство, также можно его подставить или нанять партию приключенцев, чтобы накопать на него компромат. И это происходит не из-за личной неприязни фактолов, а из-за силы, которую имеют идеи на планах. Это — столкновение идей на планарный манер, а фактолы — философы с дубинами.

Тема фракций в приключениях

Итак, сеттинг Planescape — о конфликте идей, который может иметь вполне материальные последствия. А какое до этого дело приключенцам? Большинство игроков заметят, что их персонажи разделяют взгляды той или иной фракции. Даже если они зеленые праймы, только что явившиеся с Первичного Материального плана, после того, как они немного разузнают о роли фракций и встретятся с несколькими рекрутерами, они могут вступить в одну из них. То, что персонаж является членом фракции, может помочь ему более эффективно и заметно продвигать идеалы добра, зла, хаоса или порядка. Принадлежность к фракции соответствующего алайнмента дает персонажу что-то конкретное, за что ему стоит сражаться.

Ещё одна замечательная особенность использования темы фракций в приключениях заключается в том, что зачастую персонаж может нанести врагу непоправимый урон вообще без кровопролития. Например, персонаж может использовать одно только своё влияние, чтобы перетащить город через границу планов из Carceri на Outlands. Война убеждений никогда не кончится, да она и не должна кончаться, но она и не безрезультатна. В ней заключена жизнь планара, а вряд ли кто из них считает ещё один прожитый день абсолютно бесцельным и бесполезным.

Но не каждое приключение обязано быть связанным с борьбой идей, ведь вряд ли есть что-либо более важное в ДнД, чем разнообразие. Если одно небольшое приключеньице в рамках общей темы и будет посвящено исключительно шинкованию врагов и сбору сокровищ, в этом нет ничего особо плохого, главное чтобы это не становилось обычным делом.

Структура и типы планарных приключений

Тон и тема приключения — это ещё не все, что его составляет. Они — как чертеж постройки, на который приятно смотреть, представляя её, но который не защитит от дождя. Есть ещё и другие практические тонкости, которые делают кампанию по-настоящему захватывающей.

Всё начинается с подбора игроков и их персонажей. Не следует предоставлять возможность выбирать классы, расы, алайнменты и фракции просто так с потолка, необходимо прийти к такому варианту, который устроит и игроков, и создаст удачные предпосылки для построения интересного сюжета приключения, ведь если игроки выберут, скажем, расы, которые по природе своей друг друга ненавидят, то мало чего получится из такого приключения. Это особенно касается алайнментов и фракций.

После того, как персонажи созданы, ДМ должен либо провести самое первое приключение, которое создаст партию как таковую, либо просто рассказать игрокам, почему их персонажи оказались в одной партии.

На низких уровнях персонажам лучше всего оставаться в Сигиле, пока у них ещё нет большого количества HP, мощного оружия и магии. Сигил сам по себе представляет богатую почву для приключений, со всеми его тёмными аллеями, подземельями, подковёрными интригами и т. д. У приключенцев будет возможность познакомиться с планарными фракциями и другими влиятельными действующими лицами. Короткие приключения на Внешних планах, делающие упор на ролеплэй, а не на сражения, также подойдут для низкоуровневой партии. Эти приключения должны дать партии представление о том, что её ждет в будущем, а связи, приобретенные за это время, могут оказаться полезными или смертельно опасными в будущем.

На средних уровнях, когда персонажи уже могут начинать заниматься плэйнвокингом, идея фракций и сопутствующих убеждений выходит на передний план, привнося испытания стойкости мировоззрения членов партии. Хорошая серия приключений, которая ставит перед игроками моральные дилеммы, решение которых гораздо сложнее, чем выбор из двух вариантов ответа: чёрного и белого, хорошо подойдет для вовлечения персонажей в ролеплэй, который даст много завязок для будущих сюжетов. С ростом в уровнях, персонажи становятся все могущественнее и могущественнее, роль ДМ-а уже не сводится к вовлечению их в приключения, у которых есть четко обозначенное начало, середина и конец. Решения, ранее принятые персонажами, сами по себе уже толкают их к совершению определённых действий, игроки начинают делать приключения сами для себя, исходя из уже сформировавшейся личности персонажей, а ДМ-у просто останется помогать им в этом, добавляя кое-где неожиданные повороты. Общение с прокси (proxie) Сил может стать обычным делом ближе к высоким уровням.

На высоких уровнях персонажи уже готовы к решению глобальных задач, которые они сами и их предшествующие действия ставят перед ними. Теперь происходящее вокруг зависит больше от желаний и намерений персонажей, чем от ДМа. Персонажи могут сами стать прокси, попытаться стать фактолом. Волшебники могут попытаться создать свой собственный демиплан в Эфирном плане. Некоторые могут даже попытаться стать меньшими Силами, но каковы бы ни были их намерения, перед ними все равно лежит дальний путь, широкие возможности и много новых приключений.

Проанализировав официальные и полуофициальные модули, выходившие по сеттингу, можно заметить ещё пару особенностей, присущих им: во-первых, многие вещи и личности оказываются не тем, чем кажутся с самого начала, во-вторых, если они всё же оказываются тем, чем кажутся с самого начала, шок от этого зачастую бывает даже больше, чем от первого пункта, и персонажам приходится как-то со всем этим справляться.

См. также

• Planescape: Torment

Ссылки

Вики-проекты

• [ru.dnd.wikia.com/wiki/Planescape Статья о Planescape в «Планарной энциклопедии»]
• [wiki.aerie.ru/index.php?title=Planescape Статья о Planescape в «BG Wiki»]

Сайты

• [www.fallout.ru/torment/index.shtml Раздел о Planescape на Fallout.ru]
• [fantasyland.info/rolevki/plany_index.php Раздел о Planescape на Fantasyland.info]
• [www.travel.ag.ru/planescape/ «Философы с дубинами»]

Отрывок, характеризующий Planescape

Балашев сказал, что он имеет приказание лично передать пакет самому императору.
– Приказания вашего императора исполняются в вашей армии, а здесь, – сказал Даву, – вы должны делать то, что вам говорят.
И как будто для того чтобы еще больше дать почувствовать русскому генералу его зависимость от грубой силы, Даву послал адъютанта за дежурным.
Балашев вынул пакет, заключавший письмо государя, и положил его на стол (стол, состоявший из двери, на которой торчали оторванные петли, положенной на два бочонка). Даву взял конверт и прочел надпись.
– Вы совершенно вправе оказывать или не оказывать мне уважение, – сказал Балашев. – Но позвольте вам заметить, что я имею честь носить звание генерал адъютанта его величества…
Даву взглянул на него молча, и некоторое волнение и смущение, выразившиеся на лице Балашева, видимо, доставили ему удовольствие.
– Вам будет оказано должное, – сказал он и, положив конверт в карман, вышел из сарая.
Через минуту вошел адъютант маршала господин де Кастре и провел Балашева в приготовленное для него помещение.
Балашев обедал в этот день с маршалом в том же сарае, на той же доске на бочках.
На другой день Даву выехал рано утром и, пригласив к себе Балашева, внушительно сказал ему, что он просит его оставаться здесь, подвигаться вместе с багажами, ежели они будут иметь на то приказания, и не разговаривать ни с кем, кроме как с господином де Кастро.
После четырехдневного уединения, скуки, сознания подвластности и ничтожества, особенно ощутительного после той среды могущества, в которой он так недавно находился, после нескольких переходов вместе с багажами маршала, с французскими войсками, занимавшими всю местность, Балашев привезен был в Вильну, занятую теперь французами, в ту же заставу, на которой он выехал четыре дня тому назад.
На другой день императорский камергер, monsieur de Turenne, приехал к Балашеву и передал ему желание императора Наполеона удостоить его аудиенции.
Четыре дня тому назад у того дома, к которому подвезли Балашева, стояли Преображенского полка часовые, теперь же стояли два французских гренадера в раскрытых на груди синих мундирах и в мохнатых шапках, конвой гусаров и улан и блестящая свита адъютантов, пажей и генералов, ожидавших выхода Наполеона вокруг стоявшей у крыльца верховой лошади и его мамелюка Рустава. Наполеон принимал Балашева в том самом доме в Вильве, из которого отправлял его Александр.


Несмотря на привычку Балашева к придворной торжественности, роскошь и пышность двора императора Наполеона поразили его.
Граф Тюрен ввел его в большую приемную, где дожидалось много генералов, камергеров и польских магнатов, из которых многих Балашев видал при дворе русского императора. Дюрок сказал, что император Наполеон примет русского генерала перед своей прогулкой.
После нескольких минут ожидания дежурный камергер вышел в большую приемную и, учтиво поклонившись Балашеву, пригласил его идти за собой.
Балашев вошел в маленькую приемную, из которой была одна дверь в кабинет, в тот самый кабинет, из которого отправлял его русский император. Балашев простоял один минуты две, ожидая. За дверью послышались поспешные шаги. Быстро отворились обе половинки двери, камергер, отворивший, почтительно остановился, ожидая, все затихло, и из кабинета зазвучали другие, твердые, решительные шаги: это был Наполеон. Он только что окончил свой туалет для верховой езды. Он был в синем мундире, раскрытом над белым жилетом, спускавшимся на круглый живот, в белых лосинах, обтягивающих жирные ляжки коротких ног, и в ботфортах. Короткие волоса его, очевидно, только что были причесаны, но одна прядь волос спускалась книзу над серединой широкого лба. Белая пухлая шея его резко выступала из за черного воротника мундира; от него пахло одеколоном. На моложавом полном лице его с выступающим подбородком было выражение милостивого и величественного императорского приветствия.
Он вышел, быстро подрагивая на каждом шагу и откинув несколько назад голову. Вся его потолстевшая, короткая фигура с широкими толстыми плечами и невольно выставленным вперед животом и грудью имела тот представительный, осанистый вид, который имеют в холе живущие сорокалетние люди. Кроме того, видно было, что он в этот день находился в самом хорошем расположении духа.
Он кивнул головою, отвечая на низкий и почтительный поклон Балашева, и, подойдя к нему, тотчас же стал говорить как человек, дорожащий всякой минутой своего времени и не снисходящий до того, чтобы приготавливать свои речи, а уверенный в том, что он всегда скажет хорошо и что нужно сказать.
– Здравствуйте, генерал! – сказал он. – Я получил письмо императора Александра, которое вы доставили, и очень рад вас видеть. – Он взглянул в лицо Балашева своими большими глазами и тотчас же стал смотреть вперед мимо него.
Очевидно было, что его не интересовала нисколько личность Балашева. Видно было, что только то, что происходило в его душе, имело интерес для него. Все, что было вне его, не имело для него значения, потому что все в мире, как ему казалось, зависело только от его воли.
– Я не желаю и не желал войны, – сказал он, – но меня вынудили к ней. Я и теперь (он сказал это слово с ударением) готов принять все объяснения, которые вы можете дать мне. – И он ясно и коротко стал излагать причины своего неудовольствия против русского правительства.
Судя по умеренно спокойному и дружелюбному тону, с которым говорил французский император, Балашев был твердо убежден, что он желает мира и намерен вступить в переговоры.
– Sire! L'Empereur, mon maitre, [Ваше величество! Император, государь мой,] – начал Балашев давно приготовленную речь, когда Наполеон, окончив свою речь, вопросительно взглянул на русского посла; но взгляд устремленных на него глаз императора смутил его. «Вы смущены – оправьтесь», – как будто сказал Наполеон, с чуть заметной улыбкой оглядывая мундир и шпагу Балашева. Балашев оправился и начал говорить. Он сказал, что император Александр не считает достаточной причиной для войны требование паспортов Куракиным, что Куракин поступил так по своему произволу и без согласия на то государя, что император Александр не желает войны и что с Англией нет никаких сношений.
– Еще нет, – вставил Наполеон и, как будто боясь отдаться своему чувству, нахмурился и слегка кивнул головой, давая этим чувствовать Балашеву, что он может продолжать.
Высказав все, что ему было приказано, Балашев сказал, что император Александр желает мира, но не приступит к переговорам иначе, как с тем условием, чтобы… Тут Балашев замялся: он вспомнил те слова, которые император Александр не написал в письме, но которые непременно приказал вставить в рескрипт Салтыкову и которые приказал Балашеву передать Наполеону. Балашев помнил про эти слова: «пока ни один вооруженный неприятель не останется на земле русской», но какое то сложное чувство удержало его. Он не мог сказать этих слов, хотя и хотел это сделать. Он замялся и сказал: с условием, чтобы французские войска отступили за Неман.
Наполеон заметил смущение Балашева при высказывании последних слов; лицо его дрогнуло, левая икра ноги начала мерно дрожать. Не сходя с места, он голосом, более высоким и поспешным, чем прежде, начал говорить. Во время последующей речи Балашев, не раз опуская глаза, невольно наблюдал дрожанье икры в левой ноге Наполеона, которое тем более усиливалось, чем более он возвышал голос.
– Я желаю мира не менее императора Александра, – начал он. – Не я ли осьмнадцать месяцев делаю все, чтобы получить его? Я осьмнадцать месяцев жду объяснений. Но для того, чтобы начать переговоры, чего же требуют от меня? – сказал он, нахмурившись и делая энергически вопросительный жест своей маленькой белой и пухлой рукой.
– Отступления войск за Неман, государь, – сказал Балашев.
– За Неман? – повторил Наполеон. – Так теперь вы хотите, чтобы отступили за Неман – только за Неман? – повторил Наполеон, прямо взглянув на Балашева.
Балашев почтительно наклонил голову.
Вместо требования четыре месяца тому назад отступить из Номерании, теперь требовали отступить только за Неман. Наполеон быстро повернулся и стал ходить по комнате.
– Вы говорите, что от меня требуют отступления за Неман для начатия переговоров; но от меня требовали точно так же два месяца тому назад отступления за Одер и Вислу, и, несмотря на то, вы согласны вести переговоры.
Он молча прошел от одного угла комнаты до другого и опять остановился против Балашева. Лицо его как будто окаменело в своем строгом выражении, и левая нога дрожала еще быстрее, чем прежде. Это дрожанье левой икры Наполеон знал за собой. La vibration de mon mollet gauche est un grand signe chez moi, [Дрожание моей левой икры есть великий признак,] – говорил он впоследствии.
– Такие предложения, как то, чтобы очистить Одер и Вислу, можно делать принцу Баденскому, а не мне, – совершенно неожиданно для себя почти вскрикнул Наполеон. – Ежели бы вы мне дали Петербуг и Москву, я бы не принял этих условий. Вы говорите, я начал войну? А кто прежде приехал к армии? – император Александр, а не я. И вы предлагаете мне переговоры тогда, как я издержал миллионы, тогда как вы в союзе с Англией и когда ваше положение дурно – вы предлагаете мне переговоры! А какая цель вашего союза с Англией? Что она дала вам? – говорил он поспешно, очевидно, уже направляя свою речь не для того, чтобы высказать выгоды заключения мира и обсудить его возможность, а только для того, чтобы доказать и свою правоту, и свою силу, и чтобы доказать неправоту и ошибки Александра.
Вступление его речи было сделано, очевидно, с целью выказать выгоду своего положения и показать, что, несмотря на то, он принимает открытие переговоров. Но он уже начал говорить, и чем больше он говорил, тем менее он был в состоянии управлять своей речью.
Вся цель его речи теперь уже, очевидно, была в том, чтобы только возвысить себя и оскорбить Александра, то есть именно сделать то самое, чего он менее всего хотел при начале свидания.
– Говорят, вы заключили мир с турками?
Балашев утвердительно наклонил голову.
– Мир заключен… – начал он. Но Наполеон не дал ему говорить. Ему, видно, нужно было говорить самому, одному, и он продолжал говорить с тем красноречием и невоздержанием раздраженности, к которому так склонны балованные люди.
– Да, я знаю, вы заключили мир с турками, не получив Молдавии и Валахии. А я бы дал вашему государю эти провинции так же, как я дал ему Финляндию. Да, – продолжал он, – я обещал и дал бы императору Александру Молдавию и Валахию, а теперь он не будет иметь этих прекрасных провинций. Он бы мог, однако, присоединить их к своей империи, и в одно царствование он бы расширил Россию от Ботнического залива до устьев Дуная. Катерина Великая не могла бы сделать более, – говорил Наполеон, все более и более разгораясь, ходя по комнате и повторяя Балашеву почти те же слова, которые ои говорил самому Александру в Тильзите. – Tout cela il l'aurait du a mon amitie… Ah! quel beau regne, quel beau regne! – повторил он несколько раз, остановился, достал золотую табакерку из кармана и жадно потянул из нее носом.
– Quel beau regne aurait pu etre celui de l'Empereur Alexandre! [Всем этим он был бы обязан моей дружбе… О, какое прекрасное царствование, какое прекрасное царствование! О, какое прекрасное царствование могло бы быть царствование императора Александра!]
Он с сожалением взглянул на Балашева, и только что Балашев хотел заметить что то, как он опять поспешно перебил его.
– Чего он мог желать и искать такого, чего бы он не нашел в моей дружбе?.. – сказал Наполеон, с недоумением пожимая плечами. – Нет, он нашел лучшим окружить себя моими врагами, и кем же? – продолжал он. – Он призвал к себе Штейнов, Армфельдов, Винцингероде, Бенигсенов, Штейн – прогнанный из своего отечества изменник, Армфельд – развратник и интриган, Винцингероде – беглый подданный Франции, Бенигсен несколько более военный, чем другие, но все таки неспособный, который ничего не умел сделать в 1807 году и который бы должен возбуждать в императоре Александре ужасные воспоминания… Положим, ежели бы они были способны, можно бы их употреблять, – продолжал Наполеон, едва успевая словом поспевать за беспрестанно возникающими соображениями, показывающими ему его правоту или силу (что в его понятии было одно и то же), – но и того нет: они не годятся ни для войны, ни для мира. Барклай, говорят, дельнее их всех; но я этого не скажу, судя по его первым движениям. А они что делают? Что делают все эти придворные! Пфуль предлагает, Армфельд спорит, Бенигсен рассматривает, а Барклай, призванный действовать, не знает, на что решиться, и время проходит. Один Багратион – военный человек. Он глуп, но у него есть опытность, глазомер и решительность… И что за роль играет ваш молодой государь в этой безобразной толпе. Они его компрометируют и на него сваливают ответственность всего совершающегося. Un souverain ne doit etre a l'armee que quand il est general, [Государь должен находиться при армии только тогда, когда он полководец,] – сказал он, очевидно, посылая эти слова прямо как вызов в лицо государя. Наполеон знал, как желал император Александр быть полководцем.
– Уже неделя, как началась кампания, и вы не сумели защитить Вильну. Вы разрезаны надвое и прогнаны из польских провинций. Ваша армия ропщет…