Steno-Cassette

Стенокассе́та (Steno-Cassette) — формат кассеты для диктофонной магнитной записи звука, предложенный Grundig в 1971 году (продажи с 1973). В 1970-е и начале 1980-х годов стенокассеты распространились в Германии и стали предметом национального стандарта DIN 32750 (1985).

В отличие от двусторонней компакт-касетты, стенокассеты — односторонние (однонаправленные), «перевернуть» их физически невозможно, так как в верхней крышке корпуса отсутствуют отверстия для валов подкассетников и тонвала. Особенность формата — встроенный в корпус кассеты счётчик времени записи, выполненный в виде линейного ползунка. Стандартная длительность записи и воспроизведения — 30 минут на скорости 2,38 см/c (вдвое медленнее обычной компакт-кассеты); стационарные «транскрипционные» магнитофоны для расшифровки записи речи, как правило, имеют плавную регулировку скорости воспроизведения до ± 30 %. Диапазон воспроизводимых частот ограничен «телефонной полосой» в 100—5000 Гц.

В 2008 году кассеты и диктофоны этого формата продолжают продаваться под маркой Grundig Stenorette и позиционируются как качественное и дорогое решение «для бизнеса» (стоимость простейших диктофонов от 200 евро). В 1995 году тот же Grundig вывел на рынок, в дополнение к семейству Stenorette, семейство диктофонов на микрокассетах, и в каталоге фирмы 2008 года представлены целых три семейства диктофонов — два аналоговых и одно цифровое.

Отрывок, характеризующий Steno-Cassette

Еще никогда не испытанное чувство жалости переполнило душу Пьера.
– Я скажу ему, я всё еще раз скажу ему, – сказал Пьер; – но… я бы желал знать одно…
«Что знать?» спросил взгляд Наташи.
– Я бы желал знать, любили ли вы… – Пьер не знал как назвать Анатоля и покраснел при мысли о нем, – любили ли вы этого дурного человека?
– Не называйте его дурным, – сказала Наташа. – Но я ничего – ничего не знаю… – Она опять заплакала.
И еще больше чувство жалости, нежности и любви охватило Пьера. Он слышал как под очками его текли слезы и надеялся, что их не заметят.
– Не будем больше говорить, мой друг, – сказал Пьер.
Так странно вдруг для Наташи показался этот его кроткий, нежный, задушевный голос.
– Не будем говорить, мой друг, я всё скажу ему; но об одном прошу вас – считайте меня своим другом, и ежели вам нужна помощь, совет, просто нужно будет излить свою душу кому нибудь – не теперь, а когда у вас ясно будет в душе – вспомните обо мне. – Он взял и поцеловал ее руку. – Я счастлив буду, ежели в состоянии буду… – Пьер смутился.
– Не говорите со мной так: я не стою этого! – вскрикнула Наташа и хотела уйти из комнаты, но Пьер удержал ее за руку. Он знал, что ему нужно что то еще сказать ей. Но когда он сказал это, он удивился сам своим словам.
– Перестаньте, перестаньте, вся жизнь впереди для вас, – сказал он ей.
– Для меня? Нет! Для меня всё пропало, – сказала она со стыдом и самоунижением.
– Все пропало? – повторил он. – Ежели бы я был не я, а красивейший, умнейший и лучший человек в мире, и был бы свободен, я бы сию минуту на коленях просил руки и любви вашей.