Абамелик-Лазарев, Семён Давыдович

Семён Давыдович Абамелик-Лазарев
Дата рождения:	15 (27) октября 1815(1815-10-27)
Подданство:	Российская империя Российская империя
Дата смерти:	25 апреля (7 мая) 1888(1888-05-07) (72 года)

Князь Семён Давыдович Абамелик-Лазарев (15 (27) октября 1815 — 25  апреля (7 мая) 1888) — генерал-майор, художник.

Биография

Происходил из княжеского рода Абамелик.

С 1830 года воспитывался в Школе гвардейских подпрапорщиков, и 6 декабря 1835 года произведен в корнеты лейб-гвардии Гусарского полка. Из полковников в 1859 году князь Абамелик вышел в отставку генерал-майором. С 1862 года он был главным распорядителем имений и заводов тестя и жены. В 1871 году, после смерти отца, его жена выкупила у своих сестёр их доли наследства, став полной владелицей всех заводов, рудников, соляных промыслов, а также 830 тысяч десятин земли в Пермской губернии и имений в Вятской, Подольской и Волынской губерниях. Князь С. Д. Абамелик, внедрив технические новшества на Чермозском, Полазненском, Хохловском и Кизеловском заводах существенно увеличил выпуск продукции.

После кончины тестя, последнего представителя фамилии Лазаревых в мужском колене, князь Семён Давыдович Абамелик в декабре 1871 года был утверждён в звании почётного попечителя Лазаревского института восточных языков. А 16 января 1873 года, по прошению жены, Высочайше утверждённым мнением Государственного совета отставному генерал-майору князю Семёну Давыдовичу Абамелику дозволено принять фамилию тестя его, действительного тайного советника Христофора Екимовича Лазарева, и именоваться впредь, потомственно, князем Абамелик-Лазаревым.

Он весьма успешно занимался живописью; за картину «Св. Стефан Пермский» и копии с картин Карла Брюллова и Жана-Батиста Греза был удостоен Академией художеств звания художника. Абамелик писал портреты, выполнял также исторические картины и церковную живопись для храмов в своих имениях. Н. С. Лесков в рассказе «Таинственные предвестия» отметил, что в высших столичных кругах князь Абамелек назывался — «Зосима и Савватий». Почётный мировой судья Крапивенского уезда Тульской губернии.

Похоронен на Армянском кладбище в Санкт-Петербурге.

Семья

Жена: Елизавета Христофоровна Лазарева (1832—1904) — третья дочь Христофора Екимовича Лазарева.

Дети:

• Семён (умер в младенчестве)
• Екатерина (20.08.1856 — 1927) — в первом браке, замужем за камергером, князем Сергеем Борисовичем Мещерским (4.11.1852 — после 1915)
• Семён (1857—1916)
• Елена
• Елизавета (фрейлина)

Литература

• Абамелик, Семён Давыдович // Русский биографический словарь : в 25 томах. — СПб.—М., 1896—1918.
• Аветисян Г. А. Генералы - армяне в Российской империи. — Ереван, 2007
• Асадов Ю. А. Армянские офицеры – на царской службе. — М.: Интер-Весы, 1999. — ISBN 5-86490-082-6
• Асадов Ю. А. 1000 офицерских имен в армянской истории. Историко-биографические очерки. — Пятигорск, 2004. — ISBN 5-98072-003-4

Ссылки

• [www.noev-kovcheg.ru/mag/2011-11/2625.html Абамелики – офицерская честь России] // Ноев ковчег. — № 11 (170). — 2011.

Отрывок, характеризующий Абамелик-Лазарев, Семён Давыдович

Высвободив ногу, он поднялся. «Где, с какой стороны была теперь та черта, которая так резко отделяла два войска?» – он спрашивал себя и не мог ответить. «Уже не дурное ли что нибудь случилось со мной? Бывают ли такие случаи, и что надо делать в таких случаях?» – спросил он сам себя вставая; и в это время почувствовал, что что то лишнее висит на его левой онемевшей руке. Кисть ее была, как чужая. Он оглядывал руку, тщетно отыскивая на ней кровь. «Ну, вот и люди, – подумал он радостно, увидав несколько человек, бежавших к нему. – Они мне помогут!» Впереди этих людей бежал один в странном кивере и в синей шинели, черный, загорелый, с горбатым носом. Еще два и еще много бежало сзади. Один из них проговорил что то странное, нерусское. Между задними такими же людьми, в таких же киверах, стоял один русский гусар. Его держали за руки; позади его держали его лошадь.
«Верно, наш пленный… Да. Неужели и меня возьмут? Что это за люди?» всё думал Ростов, не веря своим глазам. «Неужели французы?» Он смотрел на приближавшихся французов, и, несмотря на то, что за секунду скакал только затем, чтобы настигнуть этих французов и изрубить их, близость их казалась ему теперь так ужасна, что он не верил своим глазам. «Кто они? Зачем они бегут? Неужели ко мне? Неужели ко мне они бегут? И зачем? Убить меня? Меня, кого так любят все?» – Ему вспомнилась любовь к нему его матери, семьи, друзей, и намерение неприятелей убить его показалось невозможно. «А может, – и убить!» Он более десяти секунд стоял, не двигаясь с места и не понимая своего положения. Передний француз с горбатым носом подбежал так близко, что уже видно было выражение его лица. И разгоряченная чуждая физиономия этого человека, который со штыком на перевес, сдерживая дыханье, легко подбегал к нему, испугала Ростова. Он схватил пистолет и, вместо того чтобы стрелять из него, бросил им в француза и побежал к кустам что было силы. Не с тем чувством сомнения и борьбы, с каким он ходил на Энский мост, бежал он, а с чувством зайца, убегающего от собак. Одно нераздельное чувство страха за свою молодую, счастливую жизнь владело всем его существом. Быстро перепрыгивая через межи, с тою стремительностью, с которою он бегал, играя в горелки, он летел по полю, изредка оборачивая свое бледное, доброе, молодое лицо, и холод ужаса пробегал по его спине. «Нет, лучше не смотреть», подумал он, но, подбежав к кустам, оглянулся еще раз. Французы отстали, и даже в ту минуту как он оглянулся, передний только что переменил рысь на шаг и, обернувшись, что то сильно кричал заднему товарищу. Ростов остановился. «Что нибудь не так, – подумал он, – не может быть, чтоб они хотели убить меня». А между тем левая рука его была так тяжела, как будто двухпудовая гиря была привешана к ней. Он не мог бежать дальше. Француз остановился тоже и прицелился. Ростов зажмурился и нагнулся. Одна, другая пуля пролетела, жужжа, мимо него. Он собрал последние силы, взял левую руку в правую и побежал до кустов. В кустах были русские стрелки.


Пехотные полки, застигнутые врасплох в лесу, выбегали из леса, и роты, смешиваясь с другими ротами, уходили беспорядочными толпами. Один солдат в испуге проговорил страшное на войне и бессмысленное слово: «отрезали!», и слово вместе с чувством страха сообщилось всей массе.
– Обошли! Отрезали! Пропали! – кричали голоса бегущих.
Полковой командир, в ту самую минуту как он услыхал стрельбу и крик сзади, понял, что случилось что нибудь ужасное с его полком, и мысль, что он, примерный, много лет служивший, ни в чем не виноватый офицер, мог быть виновен перед начальством в оплошности или нераспорядительности, так поразила его, что в ту же минуту, забыв и непокорного кавалериста полковника и свою генеральскую важность, а главное – совершенно забыв про опасность и чувство самосохранения, он, ухватившись за луку седла и шпоря лошадь, поскакал к полку под градом обсыпавших, но счастливо миновавших его пуль. Он желал одного: узнать, в чем дело, и помочь и исправить во что бы то ни стало ошибку, ежели она была с его стороны, и не быть виновным ему, двадцать два года служившему, ни в чем не замеченному, примерному офицеру.