Николаевское кавалерийское училище

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Координаты: 59°54′38″ с. ш. 30°17′55″ в. д. / 59.91056° с. ш. 30.29861° в. д. / 59.91056; 30.29861 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=59.91056&mlon=30.29861&zoom=17 (O)] (Я)

Николаевское кавалерийское училище

Фасад здания Николаевского кавалерийского училища, 2014 год
Годы существования

1823—1924 (в эмиграции)

Страна

Российская империя Российская империя

Тип

Среднее военное училище

Функция

Подготовка командного состава

Часть

эскадрон и казачья сотня

Командиры
Известные командиры

П. П. Годейн 1823—1831
К. А. Шлиппенбах 1831—1843
А. Н. Сутгоф 1843—1863
Я. Ф. Сиверс 1863—1865
М. А. Таубе 1865—1873
В. Ф. Винберг 1874—1878
А. А. Бильдерлинг 1878—1890
Е. Е. Рынкевич 1890—1895
П. А. Плеве 1895—1899
П. А. Машин 1899—1903
Ф. Ф. Грязнов 1903—1905
Л. В. Де-Витт 1905—1910
Е. К. Миллер 1910—1912
М. К. Марченко 1912—1917
И. И. Чекатовский 1924—1926


Культурное наследие
Российской Федерации, [old.kulturnoe-nasledie.ru/monuments.php?id=7810048000 объект № 7810048000]
объект № 7810048000

Никола́евское кавалери́йское учи́лище — привилегированное военное училище Российской империи. Основано 9 мая 1823 года. Выпускниками училища были многие видные представители военной и культурной элиты России XIX — начала XX веков.





История

9 мая 1823 года приказом императора Александра I в Санкт-Петербурге, в казармах лейб-гвардии Измайловского полка (набережная Фонтанки, 120), была основана Школа гвардейских подпрапорщиков для обучения молодых дворян, поступавших в гвардию из университетов или частных пансионов и не имевших военной подготовки. В её штате были начальник, 1 инспектор классов, 8 обер-офицеров в чине не ниже поручика и 120 слушателей. В Школе обучали юношей из дворянских семей, а затем выпускали их в полки гвардейской кавалерии.

1826 год — При школе сформирован эскадрон юнкеров гвардейской кавалерии, учебное заведение переименовано в Школу гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров. С 1825 года школа располагалась в бывшем дворце графов Чернышёвых.

1859 год — В связи с упразднением звания подпрапорщика Школа переименована в Николаевское училище гвардейских юнкеров.

В 1864 году Школа преобразована в Николаевское кавалерийское училище, которое до конца своего существования располагалось в здании по адресу Лермонтовский (Ново-Петергофский) проспект, д. 54.

В 1890 году при училище сформирована казачья сотня — так называемая Царская сотня.

В октябре 1917 году училище было расформировано.

В феврале 1921 году училище было возрождено в Галлиполи на основе существовавшего в Крыму Учебного дивизиона. Впоследствии было эвакуировано в г. Белая Церковь (Югославия), где действовало до 1923 года. Произвело 4 выпуска (5 ноября 1922 года, 12 июля и 2 сентября 1923 года, перед закрытием — выпуск эстандарт-юнкеров, произведенных в корнеты 7 марта 1924 года) — всего 357 человек. Начальник — генерал-лейтенант А. В. Говоров.

В настоящее время в здании училища в Санкт-петербурге располагается завод радиотехнического оборудования. В 2014 г. после сноса здания соседней мебельной фабрики открылся вид на домовую церковь училища с барельефом на фасаде, уникальность которого в том, что это единственный в Петербурге памятник погибшим на Первой мировой войне[2]

Устройство и учебная программа

Впоследствии в училище принимались наиболее успешные выпускники кадетских корпусов: необходимо было иметь не менее 9 баллов по наукам и 8 баллов за поведение[3].

В Николаевском кавалерийском училище готовили офицеров как для регулярной кавалерии, так и для казачьих войск. В соответствии с этим юнкера делились на эскадрон и сотню: 250 юнкеров в эскадроне, 120 — в казачьей сотне.

Продолжительность обучения — 2 года. По окончании обучения юнкера выпускались корнетами в кавалерию.

Курс обучения был двухгодичным, и его конечной целью была подготовка выпускников к полковой службе. Основными учебными предметами были тактика, военное дело, топография, управление, артиллерия, фортификация, право, гигиена и черчение, из общеобразовательных предметов преподавались Закон Божий, русский, французский и немецкий языки, математика, механика, физика, химия, история, экономика, государствоведение и психология.

Существовала возможность сдать офицерские экзамены экстерном.

С 1864 года выпуск проводился после летнего лагерного сбора, так как один лагерный сбор (после 1-го курса) был признан недостаточным. Первое время лучших выпускников направляли в артиллерию и инженерные войска, но вскоре выпуск в эти рода войск из общевойсковых училищ был прекращен.

Система оценок

Знания оценивались по 12-балльной системе. Набравшие не ниже 9 баллов могли служить в гвардии, получившие средний балл ниже 9 баллов, могли выйти только в армию. Отметка ниже 6 баллов по любому предмету считалась неудовлетворительной. Получивший 5 баллов — проваливался.

Форма и вооружение

Форма юнкеров эскадрона, утверждённая Александром III

Повседневная: алая бескозырка с черными кантами, защитный китель, синие рейтузы с красным кантом при высоких хромовых сапогах и шпорах. Шашка, портупея и пояс надевались поверх кителя и серой, светлого тонкого сукна, шинели.

Парадная: мундир и кивер драгун наполеоновского времени с андреевской гвардейской звездой, чёрный мундир с красным лацканом, красно-чёрный пояс и длинные брюки-шоссеры с красными генеральскими лампасами при ботинках с прибивными шпорами, белая гвардейская портупея шашки и белые замшевые перчатки.

Вооружение эскадрона: шашки и карабины кавалерийского образца

Форма казачьей сотни:
 Со времени учреждении сотни юнкера носили форму своих войск и полков.

С 1907 года: китель с серебряным прибором и синие казачьи шаровары с красными лампасами и белым гвардейским снаряжением (пояс и портупея)

Вооружение казачьей сотни: казачий карабин без штыка, пика, шашка донского казачьего образца

Традиции «Славной школы»

Николаевское кавалерийское училище (в память о прошлом именовашееся «Славной школой» или просто Школой) славилось своими традициями, так называемым цуком.

При поступлении в училище каждый мог выбрать вид службы: «по славной ли училищной традиции, или по законному уставу?».

«По уставу» — выбрав службу по уставу, юнкер был избавлен от цука, но к нему переставали относиться как к товарищу. Его называли «красным» и бойкотировали, никто с ним не разговаривал. С ним поддерживали лишь чисто служебные официальные отношения. Однако самым существенным было то, что такого «красного» по окончании училища никогда бы не принял в свою офицерскую среду ни один гвардейский полк, ибо в каждом полку были выходцы из Школы, всегда поддерживавшие связь с родным училищем, а потому до их сведения, конечно, доходило, кто из новых юнкеров — «красный». Следует отметить, что «красный» юнкер был очень редким явлением.

«По славной учлищной традиции» — служба «по традиции» подразумевала полное подчинение младших (1-й год обучения) старшим (2-й год обучения), но регулировалась исторически сложившимися правилами.

Юнкера младшего курса с момента появления в училище назывались «сугубыми зверями» и поступали в полное распоряжение старшего курса. В Школе были разные лестницы для старших («корнетов») и младших («зверей») юнкеров, из четырёх дверей, ведших в спальни эскадрона, где юнкера располагались повзводно, две были «корнетскими», равно как и половина зеркал-трюмо, там стоявших. Пользоваться ими младший курс не имел права. То же самое относилось и к курилке, где на полу имелась борозда, по преданию проведенная шпорой Лермонтова и потому именовавшаяся «Лермонтовской», за которую «зверям» доступ был запрещен.

Классика «цука»:

  • приседания, выполнявшиеся во всех углах и при всех случаях для развития «шлюза» и «шенкелей»
  • бесчисленные повороты направо, налево и кругом, чтобы довести «отчётливость» до совершенства
  • старший мог задать младшему любой вопрос в любое время суток, например: «Молодой, пулей назовите имя моей любимой женщины», или «Молодой, пулей назовите полчок, в который я выйду корнетом», — «зверь» обычно отвечал на эти вопросы безошибочно, так как обязан был знать назубок, как имена женщин, любимых старшими, так и полки, в которые старшие намеревались поступить.
  • «Молодой, пулей расскажите мне про бессмертие души рябчика», — командовал старший. И молодой, вытянувшись стрункой, рапортовал: «Душа рябчика становится бессмертной, когда попадает в желудок благородного корнета».

Регулирование взаимоотношений: Согласно обычаю, «корнеты» не имели права задевать личного самолюбия «молодого».

Юнкер первого года обучения был обязан выполнить беспрекословно всё то, что выполняли до него юнкера младшего курса из поколения в поколение. Однако имел право обжаловать в «корнетский комитет» то, в чём можно усмотреть «издевательство над его личностью», а не сугубым званием «зверя».

За этим строго следил «корнетский комитет» (возглавляемый выборным председателем), куда входили все юнкера старшего курса. Председатель корнетского комитета являлся верховным блюстителем и знатоком традиций Школы, компетенция его была неоспорима.

«Корнеты» не имели права с неуважением дотронуться хотя бы пальцем до юнкера младшего курса, уж не говоря об оскорблении. Это правило никогда не нарушалось ни при каких обстоятельствах.

За столкновения между собой юнкеров младшего курса с применением кулачной расправы и взаимных оскорблений обе стороны подлежали немедленному отчислению из училища независимо от обстоятельств, вызвавших столкновение.

Известные выпускники и учащиеся

См. также категорию: Выпускники Николаевского кавалерийского училища

Напишите отзыв о статье "Николаевское кавалерийское училище"

Примечания

  1. ↑ Илл. 39. Военно-Учебные заведения. Фельдфебель Николаевского Инженерного Училища и Юнкер Николаевского Кавалерийского Училища в парадной и обыкновенной форме вне строя. Юнкер 1-го Павловского Военного Училища в парадной и обыкновенной строевой форме (прик. по воен. вед. 1882 г. № 91.) // Иллюстрированное описание перемен в обмундировании и снаряжении войск Императорской Российской армии за 1881–1900 гг.: в 3 т.: в 21 вып.: 187 рис. / Сост. в Техн. ком. Гл. интендантского упр. — СПб.: Картографическое заведение А.Ильина, 1881–1900.
  2. ↑ [www.ntv.ru/novosti/841929/ Барельеф в память о героях Первой мировой нашли на петербургском заводе]
  3. ↑ Шкуро А. Г. [militera.lib.ru/memo/russian/shkuro_ag/index.html Записки белого партизана].

Ссылки

  • [regiment.ru/regiment/7/C/18/18.htm Николаевское кавалерийское училище]
  • [www.armymuseum.ru/riaf3_r.html Форма кадетов времен Первой мировой войны]

Литература

  • Шкуро А. Г. [militera.lib.ru/memo/russian/shkuro_ag/index.html/ Записки белого партизана]
  • Маннергейм К. Г. [militera.lib.ru/memo/other/mannerheim/index.html/ Мемуары]
  • Трубецкой В. С. [militera.lib.ru/memo/russian/trubetskoy_vs/index.html/ Записки кирасира]
  • Марков А. [militera.lib.ru/memo/russian/markov_al/ Кадеты и юнкера]
  • Вадимов Евгений. [www.archive.org/details/kornetyizvierisl00vadi Корнеты и звери («Славная школа»): очерки.] — Белград: Издание Н. З. Рыбинского, 1929.
  • [www.memoirs.ru/rarhtml/IstOcUnkSsh_73.htm Исторический очерк Николаевского кавалерийского училища. Школа гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров. 1823—1873]. — Николаев, 1873. — 344 с.
  • Литтауэр В. С. [regiment.ru/Lib/B/12/1.htm Русские гусары. Мемуары офицера императорской кавалерии. 1911—1920 гг.]
  • [www.archive.org/details/obshchestvobyvsh00obsh Общество бывших юнкеров Николаевского кавалерийского училища]. / Сб. — Париж, 1935.
  • [www.archive.org/details/pamiatkanikolaev00andr Памятка Николаевского кавалерийского училища]. / Сб. — Париж: Изд. б. юнкеров НКУ, 1969.

Отрывок, характеризующий Николаевское кавалерийское училище

Нашествие стремится на восток, достигает конечной цели – Москвы. Столица взята; русское войско более уничтожено, чем когда нибудь были уничтожены неприятельские войска в прежних войнах от Аустерлица до Ваграма. Но вдруг вместо тех случайностей и гениальности, которые так последовательно вели его до сих пор непрерывным рядом успехов к предназначенной цели, является бесчисленное количество обратных случайностей, от насморка в Бородине до морозов и искры, зажегшей Москву; и вместо гениальности являются глупость и подлость, не имеющие примеров.
Нашествие бежит, возвращается назад, опять бежит, и все случайности постоянно теперь уже не за, а против него.
Совершается противодвижение с востока на запад с замечательным сходством с предшествовавшим движением с запада на восток. Те же попытки движения с востока на запад в 1805 – 1807 – 1809 годах предшествуют большому движению; то же сцепление и группу огромных размеров; то же приставание серединных народов к движению; то же колебание в середине пути и та же быстрота по мере приближения к цели.
Париж – крайняя цель достигнута. Наполеоновское правительство и войска разрушены. Сам Наполеон не имеет больше смысла; все действия его очевидно жалки и гадки; но опять совершается необъяснимая случайность: союзники ненавидят Наполеона, в котором они видят причину своих бедствий; лишенный силы и власти, изобличенный в злодействах и коварствах, он бы должен был представляться им таким, каким он представлялся им десять лет тому назад и год после, – разбойником вне закона. Но по какой то странной случайности никто не видит этого. Роль его еще не кончена. Человека, которого десять лет тому назад и год после считали разбойником вне закона, посылают в два дня переезда от Франции на остров, отдаваемый ему во владение с гвардией и миллионами, которые платят ему за что то.


Движение народов начинает укладываться в свои берега. Волны большого движения отхлынули, и на затихшем море образуются круги, по которым носятся дипломаты, воображая, что именно они производят затишье движения.
Но затихшее море вдруг поднимается. Дипломатам кажется, что они, их несогласия, причиной этого нового напора сил; они ждут войны между своими государями; положение им кажется неразрешимым. Но волна, подъем которой они чувствуют, несется не оттуда, откуда они ждут ее. Поднимается та же волна, с той же исходной точки движения – Парижа. Совершается последний отплеск движения с запада; отплеск, который должен разрешить кажущиеся неразрешимыми дипломатические затруднения и положить конец воинственному движению этого периода.
Человек, опустошивший Францию, один, без заговора, без солдат, приходит во Францию. Каждый сторож может взять его; но, по странной случайности, никто не только не берет, но все с восторгом встречают того человека, которого проклинали день тому назад и будут проклинать через месяц.
Человек этот нужен еще для оправдания последнего совокупного действия.
Действие совершено. Последняя роль сыграна. Актеру велено раздеться и смыть сурьму и румяны: он больше не понадобится.
И проходят несколько лет в том, что этот человек, в одиночестве на своем острове, играет сам перед собой жалкую комедию, мелочно интригует и лжет, оправдывая свои деяния, когда оправдание это уже не нужно, и показывает всему миру, что такое было то, что люди принимали за силу, когда невидимая рука водила им.
Распорядитель, окончив драму и раздев актера, показал его нам.
– Смотрите, чему вы верили! Вот он! Видите ли вы теперь, что не он, а Я двигал вас?
Но, ослепленные силой движения, люди долго не понимали этого.
Еще большую последовательность и необходимость представляет жизнь Александра I, того лица, которое стояло во главе противодвижения с востока на запад.
Что нужно для того человека, который бы, заслоняя других, стоял во главе этого движения с востока на запад?
Нужно чувство справедливости, участие к делам Европы, но отдаленное, не затемненное мелочными интересами; нужно преобладание высоты нравственной над сотоварищами – государями того времени; нужна кроткая и привлекательная личность; нужно личное оскорбление против Наполеона. И все это есть в Александре I; все это подготовлено бесчисленными так называемыми случайностями всей его прошедшей жизни: и воспитанием, и либеральными начинаниями, и окружающими советниками, и Аустерлицем, и Тильзитом, и Эрфуртом.
Во время народной войны лицо это бездействует, так как оно не нужно. Но как скоро является необходимость общей европейской войны, лицо это в данный момент является на свое место и, соединяя европейские народы, ведет их к цели.
Цель достигнута. После последней войны 1815 года Александр находится на вершине возможной человеческой власти. Как же он употребляет ее?
Александр I, умиротворитель Европы, человек, с молодых лет стремившийся только к благу своих народов, первый зачинщик либеральных нововведений в своем отечестве, теперь, когда, кажется, он владеет наибольшей властью и потому возможностью сделать благо своих народов, в то время как Наполеон в изгнании делает детские и лживые планы о том, как бы он осчастливил человечество, если бы имел власть, Александр I, исполнив свое призвание и почуяв на себе руку божию, вдруг признает ничтожность этой мнимой власти, отворачивается от нее, передает ее в руки презираемых им и презренных людей и говорит только:
– «Не нам, не нам, а имени твоему!» Я человек тоже, как и вы; оставьте меня жить, как человека, и думать о своей душе и о боге.

Как солнце и каждый атом эфира есть шар, законченный в самом себе и вместе с тем только атом недоступного человеку по огромности целого, – так и каждая личность носит в самой себе свои цели и между тем носит их для того, чтобы служить недоступным человеку целям общим.
Пчела, сидевшая на цветке, ужалила ребенка. И ребенок боится пчел и говорит, что цель пчелы состоит в том, чтобы жалить людей. Поэт любуется пчелой, впивающейся в чашечку цветка, и говорит, цель пчелы состоит во впивании в себя аромата цветов. Пчеловод, замечая, что пчела собирает цветочную пыль к приносит ее в улей, говорит, что цель пчелы состоит в собирании меда. Другой пчеловод, ближе изучив жизнь роя, говорит, что пчела собирает пыль для выкармливанья молодых пчел и выведения матки, что цель ее состоит в продолжении рода. Ботаник замечает, что, перелетая с пылью двудомного цветка на пестик, пчела оплодотворяет его, и ботаник в этом видит цель пчелы. Другой, наблюдая переселение растений, видит, что пчела содействует этому переселению, и этот новый наблюдатель может сказать, что в этом состоит цель пчелы. Но конечная цель пчелы не исчерпывается ни тою, ни другой, ни третьей целью, которые в состоянии открыть ум человеческий. Чем выше поднимается ум человеческий в открытии этих целей, тем очевиднее для него недоступность конечной цели.
Человеку доступно только наблюдение над соответственностью жизни пчелы с другими явлениями жизни. То же с целями исторических лиц и народов.


Свадьба Наташи, вышедшей в 13 м году за Безухова, было последнее радостное событие в старой семье Ростовых. В тот же год граф Илья Андреевич умер, и, как это всегда бывает, со смертью его распалась старая семья.
События последнего года: пожар Москвы и бегство из нее, смерть князя Андрея и отчаяние Наташи, смерть Пети, горе графини – все это, как удар за ударом, падало на голову старого графа. Он, казалось, не понимал и чувствовал себя не в силах понять значение всех этих событий и, нравственно согнув свою старую голову, как будто ожидал и просил новых ударов, которые бы его покончили. Он казался то испуганным и растерянным, то неестественно оживленным и предприимчивым.
Свадьба Наташи на время заняла его своей внешней стороной. Он заказывал обеды, ужины и, видимо, хотел казаться веселым; но веселье его не сообщалось, как прежде, а, напротив, возбуждало сострадание в людях, знавших и любивших его.
После отъезда Пьера с женой он затих и стал жаловаться на тоску. Через несколько дней он заболел и слег в постель. С первых дней его болезни, несмотря на утешения докторов, он понял, что ему не вставать. Графиня, не раздеваясь, две недели провела в кресле у его изголовья. Всякий раз, как она давала ему лекарство, он, всхлипывая, молча целовал ее руку. В последний день он, рыдая, просил прощения у жены и заочно у сына за разорение именья – главную вину, которую он за собой чувствовал. Причастившись и особоровавшись, он тихо умер, и на другой день толпа знакомых, приехавших отдать последний долг покойнику, наполняла наемную квартиру Ростовых. Все эти знакомые, столько раз обедавшие и танцевавшие у него, столько раз смеявшиеся над ним, теперь все с одинаковым чувством внутреннего упрека и умиления, как бы оправдываясь перед кем то, говорили: «Да, там как бы то ни было, а прекрасжейший был человек. Таких людей нынче уж не встретишь… А у кого ж нет своих слабостей?..»
Именно в то время, когда дела графа так запутались, что нельзя было себе представить, чем это все кончится, если продолжится еще год, он неожиданно умер.
Николай был с русскими войсками в Париже, когда к нему пришло известие о смерти отца. Он тотчас же подал в отставку и, не дожидаясь ее, взял отпуск и приехал в Москву. Положение денежных дел через месяц после смерти графа совершенно обозначилось, удивив всех громадностию суммы разных мелких долгов, существования которых никто и не подозревал. Долгов было вдвое больше, чем имения.
Родные и друзья советовали Николаю отказаться от наследства. Но Николай в отказе от наследства видел выражение укора священной для него памяти отца и потому не хотел слышать об отказе и принял наследство с обязательством уплаты долгов.
Кредиторы, так долго молчавшие, будучи связаны при жизни графа тем неопределенным, но могучим влиянием, которое имела на них его распущенная доброта, вдруг все подали ко взысканию. Явилось, как это всегда бывает, соревнование – кто прежде получит, – и те самые люди, которые, как Митенька и другие, имели безденежные векселя – подарки, явились теперь самыми требовательными кредиторами. Николаю не давали ни срока, ни отдыха, и те, которые, по видимому, жалели старика, бывшего виновником их потери (если были потери), теперь безжалостно накинулись на очевидно невинного перед ними молодого наследника, добровольно взявшего на себя уплату.
Ни один из предполагаемых Николаем оборотов не удался; имение с молотка было продано за полцены, а половина долгов оставалась все таки не уплаченною. Николай взял предложенные ему зятем Безуховым тридцать тысяч для уплаты той части долгов, которые он признавал за денежные, настоящие долги. А чтобы за оставшиеся долги не быть посаженным в яму, чем ему угрожали кредиторы, он снова поступил на службу.
Ехать в армию, где он был на первой вакансии полкового командира, нельзя было потому, что мать теперь держалась за сына, как за последнюю приманку жизни; и потому, несмотря на нежелание оставаться в Москве в кругу людей, знавших его прежде, несмотря на свое отвращение к статской службе, он взял в Москве место по статской части и, сняв любимый им мундир, поселился с матерью и Соней на маленькой квартире, на Сивцевом Вражке.
Наташа и Пьер жили в это время в Петербурге, не имея ясного понятия о положении Николая. Николай, заняв у зятя деньги, старался скрыть от него свое бедственное положение. Положение Николая было особенно дурно потому, что своими тысячью двумястами рублями жалованья он не только должен был содержать себя, Соню и мать, но он должен был содержать мать так, чтобы она не замечала, что они бедны. Графиня не могла понять возможности жизни без привычных ей с детства условий роскоши и беспрестанно, не понимая того, как это трудно было для сына, требовала то экипажа, которого у них не было, чтобы послать за знакомой, то дорогого кушанья для себя и вина для сына, то денег, чтобы сделать подарок сюрприз Наташе, Соне и тому же Николаю.
Соня вела домашнее хозяйство, ухаживала за теткой, читала ей вслух, переносила ее капризы и затаенное нерасположение и помогала Николаю скрывать от старой графини то положение нужды, в котором они находились. Николай чувствовал себя в неоплатном долгу благодарности перед Соней за все, что она делала для его матери, восхищался ее терпением и преданностью, но старался отдаляться от нее.
Он в душе своей как будто упрекал ее за то, что она была слишком совершенна, и за то, что не в чем было упрекать ее. В ней было все, за что ценят людей; но было мало того, что бы заставило его любить ее. И он чувствовал, что чем больше он ценит, тем меньше любит ее. Он поймал ее на слове, в ее письме, которым она давала ему свободу, и теперь держал себя с нею так, как будто все то, что было между ними, уже давным давно забыто и ни в каком случае не может повториться.
Положение Николая становилось хуже и хуже. Мысль о том, чтобы откладывать из своего жалованья, оказалась мечтою. Он не только не откладывал, но, удовлетворяя требования матери, должал по мелочам. Выхода из его положения ему не представлялось никакого. Мысль о женитьбе на богатой наследнице, которую ему предлагали его родственницы, была ему противна. Другой выход из его положения – смерть матери – никогда не приходила ему в голову. Он ничего не желал, ни на что не надеялся; и в самой глубине души испытывал мрачное и строгое наслаждение в безропотном перенесении своего положения. Он старался избегать прежних знакомых с их соболезнованием и предложениями оскорбительной помощи, избегал всякого рассеяния и развлечения, даже дома ничем не занимался, кроме раскладывания карт с своей матерью, молчаливыми прогулками по комнате и курением трубки за трубкой. Он как будто старательно соблюдал в себе то мрачное настроение духа, в котором одном он чувствовал себя в состоянии переносить свое положение.


В начале зимы княжна Марья приехала в Москву. Из городских слухов она узнала о положении Ростовых и о том, как «сын жертвовал собой для матери», – так говорили в городе.
«Я и не ожидала от него другого», – говорила себе княжна Марья, чувствуя радостное подтверждение своей любви к нему. Вспоминая свои дружеские и почти родственные отношения ко всему семейству, она считала своей обязанностью ехать к ним. Но, вспоминая свои отношения к Николаю в Воронеже, она боялась этого. Сделав над собой большое усилие, она, однако, через несколько недель после своего приезда в город приехала к Ростовым.
Николай первый встретил ее, так как к графине можно было проходить только через его комнату. При первом взгляде на нее лицо Николая вместо выражения радости, которую ожидала увидать на нем княжна Марья, приняло невиданное прежде княжной выражение холодности, сухости и гордости. Николай спросил о ее здоровье, проводил к матери и, посидев минут пять, вышел из комнаты.
Когда княжна выходила от графини, Николай опять встретил ее и особенно торжественно и сухо проводил до передней. Он ни слова не ответил на ее замечания о здоровье графини. «Вам какое дело? Оставьте меня в покое», – говорил его взгляд.
– И что шляется? Чего ей нужно? Терпеть не могу этих барынь и все эти любезности! – сказал он вслух при Соне, видимо не в силах удерживать свою досаду, после того как карета княжны отъехала от дома.
– Ах, как можно так говорить, Nicolas! – сказала Соня, едва скрывая свою радость. – Она такая добрая, и maman так любит ее.
Николай ничего не отвечал и хотел бы вовсе не говорить больше о княжне. Но со времени ее посещения старая графиня всякий день по нескольку раз заговаривала о ней.
Графиня хвалила ее, требовала, чтобы сын съездил к ней, выражала желание видеть ее почаще, но вместе с тем всегда становилась не в духе, когда она о ней говорила.
Николай старался молчать, когда мать говорила о княжне, но молчание его раздражало графиню.
– Она очень достойная и прекрасная девушка, – говорила она, – и тебе надо к ней съездить. Все таки ты увидишь кого нибудь; а то тебе скука, я думаю, с нами.
– Да я нисколько не желаю, маменька.
– То хотел видеть, а теперь не желаю. Я тебя, мой милый, право, не понимаю. То тебе скучно, то ты вдруг никого не хочешь видеть.
– Да я не говорил, что мне скучно.
– Как же, ты сам сказал, что ты и видеть ее не желаешь. Она очень достойная девушка и всегда тебе нравилась; а теперь вдруг какие то резоны. Всё от меня скрывают.
– Да нисколько, маменька.
– Если б я тебя просила сделать что нибудь неприятное, а то я тебя прошу съездить отдать визит. Кажется, и учтивость требует… Я тебя просила и теперь больше не вмешиваюсь, когда у тебя тайны от матери.
– Да я поеду, если вы хотите.
– Мне все равно; я для тебя желаю.
Николай вздыхал, кусая усы, и раскладывал карты, стараясь отвлечь внимание матери на другой предмет.
На другой, на третий и на четвертый день повторялся тот же и тот же разговор.
После своего посещения Ростовых и того неожиданного, холодного приема, сделанного ей Николаем, княжна Марья призналась себе, что она была права, не желая ехать первая к Ростовым.
«Я ничего и не ожидала другого, – говорила она себе, призывая на помощь свою гордость. – Мне нет никакого дела до него, и я только хотела видеть старушку, которая была всегда добра ко мне и которой я многим обязана».
Но она не могла успокоиться этими рассуждениями: чувство, похожее на раскаяние, мучило ее, когда она вспоминала свое посещение. Несмотря на то, что она твердо решилась не ездить больше к Ростовым и забыть все это, она чувствовала себя беспрестанно в неопределенном положении. И когда она спрашивала себя, что же такое было то, что мучило ее, она должна была признаваться, что это были ее отношения к Ростову. Его холодный, учтивый тон не вытекал из его чувства к ней (она это знала), а тон этот прикрывал что то. Это что то ей надо было разъяснить; и до тех пор она чувствовала, что не могла быть покойна.


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Николаевское_кавалерийское_училище&oldid=79475346»