Плеве, Павел Адамович

Павел Адамович Плеве
Дата рождения	11 июня 1850(1850-06-11)
Место рождения	Москва
Дата смерти	10 апреля 1916(1916-04-10) (65 лет)
Место смерти	Москва
Принадлежность	Российская империя Российская империя
Род войск	кавалерия
Годы службы	1870—1916
Звание	генерал от кавалерии
Командовал	5-я армия 12-я армия
Сражения/войны	Русско-турецкая война 1877—1878 годов Первая мировая война: Галицийская битва Лодзинская операция Мазурское сражение Праснышская операция Виленская операция
Награды и премии
В отставке	член Государственного совета

Па́вел Ада́мович Пле́ве (1850 — 1916, Москва) — генерал от кавалерии Русской императорской армии. По его инициативе в русской армии осенью 1915 года были созданы первые особые отряды «бомбометателей» или «гранадеров», из которых в процессе развития вышли Ударные части Русской армии, так же известные как «Батальоны смерти» или «Ударники».

Биография

Родился 11 июня (30 мая) 1850 года в дворянской семье. Учился в Николаевском кавалерийском училище (1870). Выпущен в лейб-гвардии Уланский Его Величества полк. Окончил академию Генерального штаба в 1877 году.

В качестве обер-офицера при штабе 13-го армейского корпуса участвовал в русско-турецкой войне 1877—1878. После заключения мира до 1880 служил в Болгарии: для поручений штабе командующего войсками; начальник отделения Российского комиссара; штаб-офицер для поручений при военном министре, член Главного военного суда; начальник Софийского военного отдела.

С 08.1880 по 07.1881 командир эскадрона лейб-гвардии Кирасирского Его Величества полка. Затем служил на различных штабных должностях. С 26 декабря 1890 командир 12-го драгунского Мариупольского полка, с 27.01.1893 окружной генерал-квартирмейстер штаба Виленского военного округа. С 23.06.1895 начальник Николаевского кавалерийского училища, с 30 июня 1899 — 2-й кавалерийской дивизии, с 20.11.1901 — войскового штаба войска Донского. С началом волнений в Царстве Польском 7 марта 1905 назначен комендантом Варшавской крепости, но в том же году 4 июля 1905 переведен на пост командира 13-го армейского корпуса. С 1906 помощник командующего войсками Виленского военного округа. Генерал от кавалерии (ст. 06.12.1907). С 17.03.1909 командующий войсками Московского военного округа.

При мобилизации на базе управления Московского военного округа было создано командование 5-й армии, командующим которой 19.07.1914 назначен Плеве. За действия армии во время Галицийской битвы Плеве награждён орденом Святого Георгия 4-й степени (ВП 18.09.1914). 07 ноября 1914 в ходе Лодзинской операции Плеве было поручено руководство всеми русскими войсками в районе Лодзи. 14 января 1915 Плеве получил формируемую на Ломжинском направлении 12-ю армию. В мае 1915 управление армии переброшено на Риго-Шавельское направление с базами — Рига и Двинск. Вскоре управление переименовано в 5-ю армию. 8 июня 1915 года Плеве назначен командующим 5-й армией. 6 декабря 1915 сменил генерала Рузского на посту главнокомандующего армиями Северного фронта. По состоянию здоровья 10 февраля 1916 освобожден от командования, а 5 февраля 1916 назначен членом Государственного совета. Умер в Москве 10 апреля (28 марта) 1916 года. Похоронен на Московском городском Братском кладбище.

Из иллюстрированного журнала «Искры» от 3 апреля 1916 года:

28-го марта в Москве скончался генерал П. А. Плеве, бывший долго командующим войсками московского военного округа. В настоящей войне он занимал должность командующего 5-й армией. Затем в декабре на него было возложено временное командование всем северным фронтом. Бои 5-й армии под Холмом, Ярославом Варшавой и Лодзью и затем, операции армии северного фронта в Риго-Шавельском районе и под Двинском обнаружили в покойном качества решительного, настойчивого и мужественного военачальника. За искусное и энергичное руководительство боевыми действиями 5-й армии покойный был награждён Орденом Святого Георгия 4-й степени. Покойный заболел ещё в последних числах января на почве переутомления. Скончался он на 66 году жизни.

Военные чины

• В службу вступил (25.08.1868)
• Корнет гвардии (25.07.1870)
• Поручик (31.03.1874)
• Штабс-ротмистр (26.02.1877)
• Капитан гвардии (07.07.1877)
• Подполковник (30.08.1879)
• Полковник (30.08.1882)
• Генерал-майор (27.01.1893)
• Генерал-лейтенант (06.12.1900)
• Генерал от кавалерии (06.12.1907)

Награды

• Орден Святой Анны 3 ст. с мечами и бантом (1878)
• Орден Святого Станислава 2 ст. с мечами (1879)
• Орден Святой Анны 2 ст. (1885)
• Орден Святого Владимира 4 ст. (1888)
• Орден Святого Владимира 3 ст. (1892)
• Орден Святого Станислава 1 ст. (1894)
• Орден Святой Анны 1 ст. (1898)
• Орден Святого Владимира 2 ст. (1903)
• Орден Белого Орла (1906)
• Орден Святого Александра Невского (1910)
• Мечи к Ордену Святого Александра Невского (25.10.1914)
• Орден Святого Георгия 4 ст. (18.11.1914)
• Алмазные знаки к Ордену Святого Александра Невского (1915)

иностранные:

• Французский Орден Почетного Легиона, командорский крест(1897)
• Румынский Орден Короны, большой крест (1899)

Труды

• Военно-статистический обзор княжества Болгарского и стратегическое его значение в случае войны России с Турцией и Австрией Санкт-Петербург : тип. Штаба войск гвардии и Петерб. воен. окр., 1881
• Очерки из истории конницы : Курс ст. класса Николаев. кавалер. уч-ща / Сост. Ген. штаба полк. П.А. Плеве Санкт-Петербург : типо-лит. И.А. Литвинова, 1889
• Замечания по стратегическим темам дополнительного курса Николаевской академии Генерального штаба в 1889 году Санкт-Петербург : тип. Штаба войск гвардии и Петерб. воен. округа, 1909

См. также

• Олейников А. В. [100.histrf.ru/commanders/pleve-pavel-adamovich/ Плеве Павел Адамович]. Проект РВИО и ВГТРК [100.histrf.ru «100 великих полководцев»]. [www.webcitation.org/6HT6o0lhW Архивировано из первоисточника 18 июня 2013].

Примечания

• [www.grwar.ru/persons/persons.html?id=202 Плеве, Павел Адамович] на сайте «[www.grwar.ru/ Русская армия в Великой войне]»

Отрывок, характеризующий Плеве, Павел Адамович

Как ни тесна и никому не нужна и ни тяжка теперь казалась князю Андрею его жизнь, он так же, как и семь лет тому назад в Аустерлице накануне сражения, чувствовал себя взволнованным и раздраженным.
Приказания на завтрашнее сражение были отданы и получены им. Делать ему было больше нечего. Но мысли самые простые, ясные и потому страшные мысли не оставляли его в покое. Он знал, что завтрашнее сражение должно было быть самое страшное изо всех тех, в которых он участвовал, и возможность смерти в первый раз в его жизни, без всякого отношения к житейскому, без соображений о том, как она подействует на других, а только по отношению к нему самому, к его душе, с живостью, почти с достоверностью, просто и ужасно, представилась ему. И с высоты этого представления все, что прежде мучило и занимало его, вдруг осветилось холодным белым светом, без теней, без перспективы, без различия очертаний. Вся жизнь представилась ему волшебным фонарем, в который он долго смотрел сквозь стекло и при искусственном освещении. Теперь он увидал вдруг, без стекла, при ярком дневном свете, эти дурно намалеванные картины. «Да, да, вот они те волновавшие и восхищавшие и мучившие меня ложные образы, – говорил он себе, перебирая в своем воображении главные картины своего волшебного фонаря жизни, глядя теперь на них при этом холодном белом свете дня – ясной мысли о смерти. – Вот они, эти грубо намалеванные фигуры, которые представлялись чем то прекрасным и таинственным. Слава, общественное благо, любовь к женщине, самое отечество – как велики казались мне эти картины, какого глубокого смысла казались они исполненными! И все это так просто, бледно и грубо при холодном белом свете того утра, которое, я чувствую, поднимается для меня». Три главные горя его жизни в особенности останавливали его внимание. Его любовь к женщине, смерть его отца и французское нашествие, захватившее половину России. «Любовь!.. Эта девочка, мне казавшаяся преисполненною таинственных сил. Как же я любил ее! я делал поэтические планы о любви, о счастии с нею. О милый мальчик! – с злостью вслух проговорил он. – Как же! я верил в какую то идеальную любовь, которая должна была мне сохранить ее верность за целый год моего отсутствия! Как нежный голубок басни, она должна была зачахнуть в разлуке со мной. А все это гораздо проще… Все это ужасно просто, гадко!
Отец тоже строил в Лысых Горах и думал, что это его место, его земля, его воздух, его мужики; а пришел Наполеон и, не зная об его существовании, как щепку с дороги, столкнул его, и развалились его Лысые Горы и вся его жизнь. А княжна Марья говорит, что это испытание, посланное свыше. Для чего же испытание, когда его уже нет и не будет? никогда больше не будет! Его нет! Так кому же это испытание? Отечество, погибель Москвы! А завтра меня убьет – и не француз даже, а свой, как вчера разрядил солдат ружье около моего уха, и придут французы, возьмут меня за ноги и за голову и швырнут в яму, чтоб я не вонял им под носом, и сложатся новые условия жизни, которые будут также привычны для других, и я не буду знать про них, и меня не будет».
Он поглядел на полосу берез с их неподвижной желтизной, зеленью и белой корой, блестящих на солнце. «Умереть, чтобы меня убили завтра, чтобы меня не было… чтобы все это было, а меня бы не было». Он живо представил себе отсутствие себя в этой жизни. И эти березы с их светом и тенью, и эти курчавые облака, и этот дым костров – все вокруг преобразилось для него и показалось чем то страшным и угрожающим. Мороз пробежал по его спине. Быстро встав, он вышел из сарая и стал ходить.
За сараем послышались голоса.
– Кто там? – окликнул князь Андрей.
Красноносый капитан Тимохин, бывший ротный командир Долохова, теперь, за убылью офицеров, батальонный командир, робко вошел в сарай. За ним вошли адъютант и казначей полка.
Князь Андрей поспешно встал, выслушал то, что по службе имели передать ему офицеры, передал им еще некоторые приказания и сбирался отпустить их, когда из за сарая послышался знакомый, пришепетывающий голос.
– Que diable! [Черт возьми!] – сказал голос человека, стукнувшегося обо что то.
Князь Андрей, выглянув из сарая, увидал подходящего к нему Пьера, который споткнулся на лежавшую жердь и чуть не упал. Князю Андрею вообще неприятно было видеть людей из своего мира, в особенности же Пьера, который напоминал ему все те тяжелые минуты, которые он пережил в последний приезд в Москву.
– А, вот как! – сказал он. – Какими судьбами? Вот не ждал.
В то время как он говорил это, в глазах его и выражении всего лица было больше чем сухость – была враждебность, которую тотчас же заметил Пьер. Он подходил к сараю в самом оживленном состоянии духа, но, увидав выражение лица князя Андрея, он почувствовал себя стесненным и неловким.
– Я приехал… так… знаете… приехал… мне интересно, – сказал Пьер, уже столько раз в этот день бессмысленно повторявший это слово «интересно». – Я хотел видеть сражение.
– Да, да, а братья масоны что говорят о войне? Как предотвратить ее? – сказал князь Андрей насмешливо. – Ну что Москва? Что мои? Приехали ли наконец в Москву? – спросил он серьезно.
– Приехали. Жюли Друбецкая говорила мне. Я поехал к ним и не застал. Они уехали в подмосковную.


Офицеры хотели откланяться, но князь Андрей, как будто не желая оставаться с глазу на глаз с своим другом, предложил им посидеть и напиться чаю. Подали скамейки и чай. Офицеры не без удивления смотрели на толстую, громадную фигуру Пьера и слушали его рассказы о Москве и о расположении наших войск, которые ему удалось объездить. Князь Андрей молчал, и лицо его так было неприятно, что Пьер обращался более к добродушному батальонному командиру Тимохину, чем к Болконскому.
– Так ты понял все расположение войск? – перебил его князь Андрей.
– Да, то есть как? – сказал Пьер. – Как невоенный человек, я не могу сказать, чтобы вполне, но все таки понял общее расположение.
– Eh bien, vous etes plus avance que qui cela soit, [Ну, так ты больше знаешь, чем кто бы то ни было.] – сказал князь Андрей.
– A! – сказал Пьер с недоуменьем, через очки глядя на князя Андрея. – Ну, как вы скажете насчет назначения Кутузова? – сказал он.
– Я очень рад был этому назначению, вот все, что я знаю, – сказал князь Андрей.
– Ну, а скажите, какое ваше мнение насчет Барклая де Толли? В Москве бог знает что говорили про него. Как вы судите о нем?
– Спроси вот у них, – сказал князь Андрей, указывая на офицеров.
Пьер с снисходительно вопросительной улыбкой, с которой невольно все обращались к Тимохину, посмотрел на него.
– Свет увидали, ваше сиятельство, как светлейший поступил, – робко и беспрестанно оглядываясь на своего полкового командира, сказал Тимохин.
– Отчего же так? – спросил Пьер.
– Да вот хоть бы насчет дров или кормов, доложу вам. Ведь мы от Свенцян отступали, не смей хворостины тронуть, или сенца там, или что. Ведь мы уходим, ему достается, не так ли, ваше сиятельство? – обратился он к своему князю, – а ты не смей. В нашем полку под суд двух офицеров отдали за этакие дела. Ну, как светлейший поступил, так насчет этого просто стало. Свет увидали…
– Так отчего же он запрещал?
Тимохин сконфуженно оглядывался, не понимая, как и что отвечать на такой вопрос. Пьер с тем же вопросом обратился к князю Андрею.
– А чтобы не разорять край, который мы оставляли неприятелю, – злобно насмешливо сказал князь Андрей. – Это очень основательно; нельзя позволять грабить край и приучаться войскам к мародерству. Ну и в Смоленске он тоже правильно рассудил, что французы могут обойти нас и что у них больше сил. Но он не мог понять того, – вдруг как бы вырвавшимся тонким голосом закричал князь Андрей, – но он не мог понять, что мы в первый раз дрались там за русскую землю, что в войсках был такой дух, какого никогда я не видал, что мы два дня сряду отбивали французов и что этот успех удесятерял наши силы. Он велел отступать, и все усилия и потери пропали даром. Он не думал об измене, он старался все сделать как можно лучше, он все обдумал; но от этого то он и не годится. Он не годится теперь именно потому, что он все обдумывает очень основательно и аккуратно, как и следует всякому немцу. Как бы тебе сказать… Ну, у отца твоего немец лакей, и он прекрасный лакей и удовлетворит всем его нуждам лучше тебя, и пускай он служит; но ежели отец при смерти болен, ты прогонишь лакея и своими непривычными, неловкими руками станешь ходить за отцом и лучше успокоишь его, чем искусный, но чужой человек. Так и сделали с Барклаем. Пока Россия была здорова, ей мог служить чужой, и был прекрасный министр, но как только она в опасности; нужен свой, родной человек. А у вас в клубе выдумали, что он изменник! Тем, что его оклеветали изменником, сделают только то, что потом, устыдившись своего ложного нарекания, из изменников сделают вдруг героем или гением, что еще будет несправедливее. Он честный и очень аккуратный немец…