Аванти (царство)

Ава́нти (санскр. अवन्ति) — древнеиндийское государство (джанапада), существовавшее в середине I тысячелетия до н. э. на территории региона Малва в Северной Индии (современный штат Мадхья-Прадеш). Являлось одним из четырёх крупнейших североиндийских государств (наряду с государствами Ватса, Магадха и Кошала). Согласно буддийскому тексту Ангуттара Никая, в VI веке до н. э. Аванти была одной из 16 махаджанапад. Традиция связывает происхождение названия государства с кшатрийским кланом Ядавов. Горный массив Виндхья делил Аванти на две части: северную (столицей которой был город Удджайн), и южную (центром которой был Махешвар (Махишмати)). По территории Аванти проходили торговые пути, связывавшие побережье Аравийского моря с долиной Ганга и областями Декана.

Жители этого региона упоминаются в Удьйогапарве (19.24) «Махабхараты» как махавала (очень сильные). В «Вишну-пуране» (II.3), «Бхагавата-пуране» (XII.I.36) и «Брахма-пуране» (XIX.17) Аванти ассоциируется с малавами, регионом Саураштра, абхирами, сурами, карушами и арбудами. В этих текстах описывается, что махавалы обитали вдоль гор Париятра (или Парипатра, западная часть горного массива Виндхья).

Аванти играло заметную роль в политической жизни Индии V—IV веков до н. э.; в буддийских легендах содержится упоминание о царе Аванти Чадре Прадьоте, заключившем союз с Удаяной, правителем города Каушамби в государстве Ватса. Посольство Чадры Прадьоты во главе с Каттьяной посетило Будду и по возвращении обратило своего царя в буддизм. Государство стало одним из центров распространения буддизма. С Аванти связывают происхождение одной из школ буддизма хинаяны, возводимой к Каттьяне; в этой школе особое внимание уделялось эзотерике и грамматике, а монашеские правила содержали ряд особенностей, будто бы санкционированных самим Буддой.

В IV веке до н. э. царство было завоёвано Чандрагуптой и стало частью империи Маурьев. В Удджайне находилась резиденция царевича, являвшегося наместником провинции. С VIII—X веков земли бывшего государства Аванта обычно называли Малва — по кшатрийскому клану Малавов.

Отрывок, характеризующий Аванти (царство)

– Государь?… Нет, министр… принц… посланник… Разве не видишь перья?… – говорилось из толпы. Один из толпы, одетый лучше других, казалось, знал всех, и называл по имени знатнейших вельмож того времени.
Уже одна треть гостей приехала на этот бал, а у Ростовых, долженствующих быть на этом бале, еще шли торопливые приготовления одевания.
Много было толков и приготовлений для этого бала в семействе Ростовых, много страхов, что приглашение не будет получено, платье не будет готово, и не устроится всё так, как было нужно.
Вместе с Ростовыми ехала на бал Марья Игнатьевна Перонская, приятельница и родственница графини, худая и желтая фрейлина старого двора, руководящая провинциальных Ростовых в высшем петербургском свете.
В 10 часов вечера Ростовы должны были заехать за фрейлиной к Таврическому саду; а между тем было уже без пяти минут десять, а еще барышни не были одеты.
Наташа ехала на первый большой бал в своей жизни. Она в этот день встала в 8 часов утра и целый день находилась в лихорадочной тревоге и деятельности. Все силы ее, с самого утра, были устремлены на то, чтобы они все: она, мама, Соня были одеты как нельзя лучше. Соня и графиня поручились вполне ей. На графине должно было быть масака бархатное платье, на них двух белые дымковые платья на розовых, шелковых чехлах с розанами в корсаже. Волоса должны были быть причесаны a la grecque [по гречески].
Все существенное уже было сделано: ноги, руки, шея, уши были уже особенно тщательно, по бальному, вымыты, надушены и напудрены; обуты уже были шелковые, ажурные чулки и белые атласные башмаки с бантиками; прически были почти окончены. Соня кончала одеваться, графиня тоже; но Наташа, хлопотавшая за всех, отстала. Она еще сидела перед зеркалом в накинутом на худенькие плечи пеньюаре. Соня, уже одетая, стояла посреди комнаты и, нажимая до боли маленьким пальцем, прикалывала последнюю визжавшую под булавкой ленту.
– Не так, не так, Соня, – сказала Наташа, поворачивая голову от прически и хватаясь руками за волоса, которые не поспела отпустить державшая их горничная. – Не так бант, поди сюда. – Соня присела. Наташа переколола ленту иначе.
– Позвольте, барышня, нельзя так, – говорила горничная, державшая волоса Наташи.
– Ах, Боже мой, ну после! Вот так, Соня.
– Скоро ли вы? – послышался голос графини, – уж десять сейчас.
– Сейчас, сейчас. – А вы готовы, мама?
– Только току приколоть.
– Не делайте без меня, – крикнула Наташа: – вы не сумеете!
– Да уж десять.
На бале решено было быть в половине одиннадцатого, a надо было еще Наташе одеться и заехать к Таврическому саду.
Окончив прическу, Наташа в коротенькой юбке, из под которой виднелись бальные башмачки, и в материнской кофточке, подбежала к Соне, осмотрела ее и потом побежала к матери. Поворачивая ей голову, она приколола току, и, едва успев поцеловать ее седые волосы, опять побежала к девушкам, подшивавшим ей юбку.
Дело стояло за Наташиной юбкой, которая была слишком длинна; ее подшивали две девушки, обкусывая торопливо нитки. Третья, с булавками в губах и зубах, бегала от графини к Соне; четвертая держала на высоко поднятой руке всё дымковое платье.
– Мавруша, скорее, голубушка!
– Дайте наперсток оттуда, барышня.
– Скоро ли, наконец? – сказал граф, входя из за двери. – Вот вам духи. Перонская уж заждалась.
– Готово, барышня, – говорила горничная, двумя пальцами поднимая подшитое дымковое платье и что то обдувая и потряхивая, высказывая этим жестом сознание воздушности и чистоты того, что она держала.