Александров, Всеволод Юрьевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Всеволод Юрьевич Александров
Место смерти:

Москва

Все́волод Ю́рьевич Алекса́ндров (4 июня 1936, Москва25 июля 2010, Москва) — советский и российский художник, член Союза художников СССР, представитель течения «нонконформизм».





Биография

Всеволод Юрьевич Александров родился в 1936 году в старинной дворянской семье. Его отец, архитектор и график Юрий Александров, участвовал во многих крупных проектах, в частности, под руководством Алексея Викторовича Щусева занимался разработкой внутренней отделки гостиницы «Москва». После окончания Московской средней художественной школы при институте им. Сурикова, Всеволод Александров брал уроки у В. Е. Егорова, известного русского и советского художника театра и кино. В 1957 году Всеволод Александров поступил в Строгановское училище, на кафедру монументальной живописи. В 1959 году принимал участие в научно-исследовательской работе по изучению и фиксации состояния фресок Ферапонтова монастыря. Эта поездка повлияла на формирование Всеволода Александрова как художника. После неё, неудовлетворенный предлагаемой в Строгановском училище системой преподавания, он бросает его и поступает в Государственный художественный институт Эстонской ССР, в Таллине.

В Эстонии его учителями живописи были — профессор Иоаханнес Вырахансу и народный художник ЭССР, профессор Валериан Лойк. Оба принадлежали к европейской школе живописи и совершенствовали своё мастерство в Париже. По окончании института Всеволод Александров возвращается в Москву, где участвует в первой Всесоюзной молодёжной выставке.

Уже в конце 60-х годов он органично переходит к абстрактной живописи. В эти годы им был создан цикл абстрактных картин, а также серия графических работ, посвященных современной архитектуре Парижа. В 1969 году Всеволод Александров вступает в Объединенный комитет профсоюзов художников — графиков, с 1979 года — член секции живописи при комитете. С середины 70-х годов — постоянный участник выставок, в выставочном зале на Малой Грузинской улице в Москве. В 1979 году, в нескольких городах Польской Народной Республики прошли персональные выставки художника. Единственная персональная выставка в СССР была закрыта в 1982 за попытку показать цикл религиозно-абстрактных работ.

В апреле 1991 года в Варшаве состоялась его персональная выставка, после которой Всеволод Александров был удостоен аудиенции Папы Римского Иоанна Павла II, который благословил художника и его картину «Мадонна Мизерикордия». До последних дней своей жизни Всеволод Александров активно работал, участвовал в выставках. Всеволод Александров скончался 25 июля 2010, в Москве.

Преподавательская деятельность

С 1979 по 1981 преподавал рисунок в Московском архитектурном институте (МАрхИ) С 1981 по 1985 преподавал живопись в Строгановском училище.

Список выставок

  • 1976-1982 - участвовал в "Весенних","Осенних" и тематических выставках на Малой Грузинской
  • 1979-1980 - серия персональных выставок в нескольких городах Польши
  • 1980 - персональная выставка в Варшаве
  • 1982 - персональная в доме Архитектора (экспозиция закрыта)
  • 1991 - персональная выставка в Варшаве
  • 1992 - персональная в доме - музее Ф.И. Шаляпина в Москве
  • 1998 - персональная выставка в Информационном центре ООН в Москве
  • 2005 - групповая выставка "Художники Москвы" в выставочном зале МОСХ на Тверской - Ямской
  • 2008 - групповая Юбилейная выставка "75 лет Московскому Союзу художников"

Напишите отзыв о статье "Александров, Всеволод Юрьевич"

Ссылки

Gazeta Pomorsksa № 87, 1980 г.

Kurier Polski № 87 , 1991 г.

Moscow News № 51,1991 г.

"Живописцы Москвы" , справочник , 2004 г.

Альманах "Художники Москвы", Московский Союз художников ,№ 4, 2005 г.

[www.moscow-painters.ru/db/invention.php?id=25 Страница художника на сайте Московского союза художников]

[www.tcxp.ru/news/76/News76_185/Default.aspx Некролог на сайте Творческого союза художников России]


К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан) К:Википедия:Изолированные статьи (тип: не указан)

Отрывок, характеризующий Александров, Всеволод Юрьевич

– Ну, а мальчик что?
– Весенний то? Он там, в сенцах, завалился. Со страху спится. Уж рад то был.
Долго после этого Петя молчал, прислушиваясь к звукам. В темноте послышались шаги и показалась черная фигура.
– Что точишь? – спросил человек, подходя к фуре.
– А вот барину наточить саблю.
– Хорошее дело, – сказал человек, который показался Пете гусаром. – У вас, что ли, чашка осталась?
– А вон у колеса.
Гусар взял чашку.
– Небось скоро свет, – проговорил он, зевая, и прошел куда то.
Петя должен бы был знать, что он в лесу, в партии Денисова, в версте от дороги, что он сидит на фуре, отбитой у французов, около которой привязаны лошади, что под ним сидит казак Лихачев и натачивает ему саблю, что большое черное пятно направо – караулка, и красное яркое пятно внизу налево – догоравший костер, что человек, приходивший за чашкой, – гусар, который хотел пить; но он ничего не знал и не хотел знать этого. Он был в волшебном царстве, в котором ничего не было похожего на действительность. Большое черное пятно, может быть, точно была караулка, а может быть, была пещера, которая вела в самую глубь земли. Красное пятно, может быть, был огонь, а может быть – глаз огромного чудовища. Может быть, он точно сидит теперь на фуре, а очень может быть, что он сидит не на фуре, а на страшно высокой башне, с которой ежели упасть, то лететь бы до земли целый день, целый месяц – все лететь и никогда не долетишь. Может быть, что под фурой сидит просто казак Лихачев, а очень может быть, что это – самый добрый, храбрый, самый чудесный, самый превосходный человек на свете, которого никто не знает. Может быть, это точно проходил гусар за водой и пошел в лощину, а может быть, он только что исчез из виду и совсем исчез, и его не было.
Что бы ни увидал теперь Петя, ничто бы не удивило его. Он был в волшебном царстве, в котором все было возможно.
Он поглядел на небо. И небо было такое же волшебное, как и земля. На небе расчищало, и над вершинами дерев быстро бежали облака, как будто открывая звезды. Иногда казалось, что на небе расчищало и показывалось черное, чистое небо. Иногда казалось, что эти черные пятна были тучки. Иногда казалось, что небо высоко, высоко поднимается над головой; иногда небо спускалось совсем, так что рукой можно было достать его.
Петя стал закрывать глаза и покачиваться.
Капли капали. Шел тихий говор. Лошади заржали и подрались. Храпел кто то.
– Ожиг, жиг, ожиг, жиг… – свистела натачиваемая сабля. И вдруг Петя услыхал стройный хор музыки, игравшей какой то неизвестный, торжественно сладкий гимн. Петя был музыкален, так же как Наташа, и больше Николая, но он никогда не учился музыке, не думал о музыке, и потому мотивы, неожиданно приходившие ему в голову, были для него особенно новы и привлекательны. Музыка играла все слышнее и слышнее. Напев разрастался, переходил из одного инструмента в другой. Происходило то, что называется фугой, хотя Петя не имел ни малейшего понятия о том, что такое фуга. Каждый инструмент, то похожий на скрипку, то на трубы – но лучше и чище, чем скрипки и трубы, – каждый инструмент играл свое и, не доиграв еще мотива, сливался с другим, начинавшим почти то же, и с третьим, и с четвертым, и все они сливались в одно и опять разбегались, и опять сливались то в торжественно церковное, то в ярко блестящее и победное.
«Ах, да, ведь это я во сне, – качнувшись наперед, сказал себе Петя. – Это у меня в ушах. А может быть, это моя музыка. Ну, опять. Валяй моя музыка! Ну!..»
Он закрыл глаза. И с разных сторон, как будто издалека, затрепетали звуки, стали слаживаться, разбегаться, сливаться, и опять все соединилось в тот же сладкий и торжественный гимн. «Ах, это прелесть что такое! Сколько хочу и как хочу», – сказал себе Петя. Он попробовал руководить этим огромным хором инструментов.
«Ну, тише, тише, замирайте теперь. – И звуки слушались его. – Ну, теперь полнее, веселее. Еще, еще радостнее. – И из неизвестной глубины поднимались усиливающиеся, торжественные звуки. – Ну, голоса, приставайте!» – приказал Петя. И сначала издалека послышались голоса мужские, потом женские. Голоса росли, росли в равномерном торжественном усилии. Пете страшно и радостно было внимать их необычайной красоте.