Алексий (Гаврин)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Монах Алексий
Гаврин Алексей Петрович
Рождение

1883(1883)
село Пичаево, Борисоглебский уезд, Тамбовская губерния, Российская империя

Смерть

10 декабря 1937(1937-12-10)
Бутовский полигон, Московская область, СССР

Почитается

в православии

Прославлен

17 июля 2001 года / Священный Синод Русской Православной Церкви / Москва

В лике

преподобномучеников

День памяти

27 ноября (10 декабря)

Подвижничество

мученическая смерть

Монах Алексий (в миру Алексей Петрович Гаврин; 1883, село Пичаево, Тамбовская губерния — 10 декабря 1937, Бутовский полигон, Московская область) — монах Русской православной церкви, причислен к лику святых как преподобномученик постановлением Священного Синода от 17 июля 2001 года для общецерковного почитания.[1]





Биография

Родился в семье крестьянина Петра Гаврина, хорошо знавшего грамоту и бывшего в селе писарем. Окончил церковно-приходскую школу.

Будучи призван в армию, он служил в 7-м запасном Кавказском полку, квартировавшем в городе Тамбове. Здесь он окончил в 1905 году военно-ветеринарную фельдшерскую школу.

В 1916 году переехал в Москву и поселился недалеко от храма Ризоположения. В 1923 году пострижен в монашество. Усугубил подвижнические труды и за своё благочестие стал известен многим верующим. Также был известен как хороший ветеринар.

В тридцатых годах настоятелем храма был протопресвитер Александр Хотовицкий, духовный отец Алексея Петровича.

Арест и мученическая кончина

Арестован 22 октября 1937 года и заключён в Бутырскую тюрьму. Фрагмент допроса:

— Следствие располагает данными о том, что вы, беседуя с верующими по вопросам Священного Писания, выражали недовольство советской властью в её отношении к религии и высказывали по этому вопросу антисоветские настроения. Дайте показания по существу вопроса?

— В беседах с верующими я выражал недовольство тем, что советская власть проводит гонение на религию, закрывает церкви, арестовывает духовенство, и в связи с этим говорил, что власть антихристова долго существовать не будет, скоро придет такое время, когда снова будет царствовать православная вера и Церковь. Я призывал верующих к тому, чтобы они своим смирением и любовью к Богу укрепляли Церковь и являлись верными её последователями. Нужно сказать, что это кое-какое влияние имело. Несмотря на испытания, которые сейчас переживает Церковь, храмы посещают и старики, и люди среднего возраста, и молодежь. Я принял монашеский постриг и в меру моих сил и здоровья старался укреплять веру среди людей.

— Кто и в каких целях вас посещал на квартире?

— На квартире меня посещали очень многие из близлежащих селений около Москвы, из села Коломенского, Новинки-Раменки, Воробьевых гор, Гладышева, Семеновского, Черемушек, Дальнего Беляева, Воронцова и других селений. Люди обращались ко мне за советами.

— За какими советами обращались к вам крестьяне вышеуказанных селений?

— Меня знали как ветеринарного фельдшера и обращались ко мне, чтобы я оказал помощь заболевшему скоту. Я не отрицаю, что ко мне обращались и за советами другого порядка — идти ли в колхозы, спрашивали, когда кончится советская власть, и так далее. На вопросы о колхозах я говорил, чтобы в колхозы не входили, о советской власти говорил, что она скоро должна погибнуть, потому что ею многие недовольны.

23 ноября 1937 года «Тройка» УНКВД по Московской области приговорила инока Алексия к расстрелу за то, что «проводил систематическую антисоветскую агитацию, в контрреволюционных целях прославлял могилу умершего иеромонаха Аристоклия, организовывал на неё паломничество» и «активно участвовал в контрреволюционной церковно-монархической группировке».

Расстрелян 10 декабря 1937 года. Погребен в общей могиле на полигоне Бутово.

Реабилитация и канонизация

Реабилитирован в июне 1989 года.

Причислен к лику святых новомучеников и исповедников Российских постановлением Священного Синода 17 июля 2001 года для общецерковного почитания.

День памяти: 27 ноября/10 декабря и в Соборе святых новомучеников и исповедников Российских.

Напишите отзыв о статье "Алексий (Гаврин)"

Примечания

  1. [fond.centro.ru/calendar/07-01.htm Выписка из заседания Священного Синода Русской Православной Церкви от 17 июля 2001 года] — на сайте Фонда «Память мучеников и исповедников РПЦ».

Ссылки

  • [drevo.pravbeseda.ru/index.php?id=3417 Алексий (Гаврин)] в проекте [drevo.pravbeseda.ru/ Открытая православная энциклопедия «Древо»]
  • [fond.centro.ru/book/book7/7-32.htm Преподобномученик Алексий (Гаврин)] // Игумен Дамаскин (Орловский). Мученики, исповедники и подвижники благочестия Русской Православной Церкви XX столетия. Книга 7. — Тверь: Булат, 2002, стр. 197—199.
  • [lists.memo.ru/d7/f447.htm Гаврин Алексей Петрович] на сайте [lists.memo.ru/ memo.ru]
  • [www.pravoslavie.uz/Jitiya/11/ND27Alexiy.htm Преподобномученик Алексий (Гаврин)]

Отрывок, характеризующий Алексий (Гаврин)

«Приду к одному месту, помолюсь; не успею привыкнуть, полюбить – пойду дальше. И буду итти до тех пор, пока ноги подкосятся, и лягу и умру где нибудь, и приду наконец в ту вечную, тихую пристань, где нет ни печали, ни воздыхания!…» думала княжна Марья.
Но потом, увидав отца и особенно маленького Коко, она ослабевала в своем намерении, потихоньку плакала и чувствовала, что она грешница: любила отца и племянника больше, чем Бога.



Библейское предание говорит, что отсутствие труда – праздность была условием блаженства первого человека до его падения. Любовь к праздности осталась та же и в падшем человеке, но проклятие всё тяготеет над человеком, и не только потому, что мы в поте лица должны снискивать хлеб свой, но потому, что по нравственным свойствам своим мы не можем быть праздны и спокойны. Тайный голос говорит, что мы должны быть виновны за то, что праздны. Ежели бы мог человек найти состояние, в котором он, будучи праздным, чувствовал бы себя полезным и исполняющим свой долг, он бы нашел одну сторону первобытного блаженства. И таким состоянием обязательной и безупречной праздности пользуется целое сословие – сословие военное. В этой то обязательной и безупречной праздности состояла и будет состоять главная привлекательность военной службы.
Николай Ростов испытывал вполне это блаженство, после 1807 года продолжая служить в Павлоградском полку, в котором он уже командовал эскадроном, принятым от Денисова.
Ростов сделался загрубелым, добрым малым, которого московские знакомые нашли бы несколько mauvais genre [дурного тона], но который был любим и уважаем товарищами, подчиненными и начальством и который был доволен своей жизнью. В последнее время, в 1809 году, он чаще в письмах из дому находил сетования матери на то, что дела расстраиваются хуже и хуже, и что пора бы ему приехать домой, обрадовать и успокоить стариков родителей.
Читая эти письма, Николай испытывал страх, что хотят вывести его из той среды, в которой он, оградив себя от всей житейской путаницы, жил так тихо и спокойно. Он чувствовал, что рано или поздно придется опять вступить в тот омут жизни с расстройствами и поправлениями дел, с учетами управляющих, ссорами, интригами, с связями, с обществом, с любовью Сони и обещанием ей. Всё это было страшно трудно, запутано, и он отвечал на письма матери, холодными классическими письмами, начинавшимися: Ma chere maman [Моя милая матушка] и кончавшимися: votre obeissant fils, [Ваш послушный сын,] умалчивая о том, когда он намерен приехать. В 1810 году он получил письма родных, в которых извещали его о помолвке Наташи с Болконским и о том, что свадьба будет через год, потому что старый князь не согласен. Это письмо огорчило, оскорбило Николая. Во первых, ему жалко было потерять из дома Наташу, которую он любил больше всех из семьи; во вторых, он с своей гусарской точки зрения жалел о том, что его не было при этом, потому что он бы показал этому Болконскому, что совсем не такая большая честь родство с ним и что, ежели он любит Наташу, то может обойтись и без разрешения сумасбродного отца. Минуту он колебался не попроситься ли в отпуск, чтоб увидать Наташу невестой, но тут подошли маневры, пришли соображения о Соне, о путанице, и Николай опять отложил. Но весной того же года он получил письмо матери, писавшей тайно от графа, и письмо это убедило его ехать. Она писала, что ежели Николай не приедет и не возьмется за дела, то всё именье пойдет с молотка и все пойдут по миру. Граф так слаб, так вверился Митеньке, и так добр, и так все его обманывают, что всё идет хуже и хуже. «Ради Бога, умоляю тебя, приезжай сейчас же, ежели ты не хочешь сделать меня и всё твое семейство несчастными», писала графиня.
Письмо это подействовало на Николая. У него был тот здравый смысл посредственности, который показывал ему, что было должно.
Теперь должно было ехать, если не в отставку, то в отпуск. Почему надо было ехать, он не знал; но выспавшись после обеда, он велел оседлать серого Марса, давно не езженного и страшно злого жеребца, и вернувшись на взмыленном жеребце домой, объявил Лаврушке (лакей Денисова остался у Ростова) и пришедшим вечером товарищам, что подает в отпуск и едет домой. Как ни трудно и странно было ему думать, что он уедет и не узнает из штаба (что ему особенно интересно было), произведен ли он будет в ротмистры, или получит Анну за последние маневры; как ни странно было думать, что он так и уедет, не продав графу Голуховскому тройку саврасых, которых польский граф торговал у него, и которых Ростов на пари бил, что продаст за 2 тысячи, как ни непонятно казалось, что без него будет тот бал, который гусары должны были дать панне Пшаздецкой в пику уланам, дававшим бал своей панне Боржозовской, – он знал, что надо ехать из этого ясного, хорошего мира куда то туда, где всё было вздор и путаница.
Через неделю вышел отпуск. Гусары товарищи не только по полку, но и по бригаде, дали обед Ростову, стоивший с головы по 15 руб. подписки, – играли две музыки, пели два хора песенников; Ростов плясал трепака с майором Басовым; пьяные офицеры качали, обнимали и уронили Ростова; солдаты третьего эскадрона еще раз качали его, и кричали ура! Потом Ростова положили в сани и проводили до первой станции.
До половины дороги, как это всегда бывает, от Кременчуга до Киева, все мысли Ростова были еще назади – в эскадроне; но перевалившись за половину, он уже начал забывать тройку саврасых, своего вахмистра Дожойвейку, и беспокойно начал спрашивать себя о том, что и как он найдет в Отрадном. Чем ближе он подъезжал, тем сильнее, гораздо сильнее (как будто нравственное чувство было подчинено тому же закону скорости падения тел в квадратах расстояний), он думал о своем доме; на последней перед Отрадным станции, дал ямщику три рубля на водку, и как мальчик задыхаясь вбежал на крыльцо дома.