Алиев, Ариф Тагиевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Ариф Таги оглу Алиев
Arif Əliyev
Имя при рождении:

Ариф Таги оглу Алиев

Дата рождения:

28 августа 1960(1960-08-28) (63 года)

Место рождения:

Москва, Россия

Гражданство:

Россия

Род деятельности:

прозаик, драматург, киносценарист

Ариф Тагиевич Алиев (28 июля 1960) — российский сценарист.



Биография

Ариф Таги оглу Алиев (азербайджанец по происхождению) родился 28 июля 1960 года в Москве. В 1981 году окончил электротехнический факультет Ленинградского института киноинженеров. Работал звукорежиссёром на киностудии им. Горького. В 1990 году окончил сценарный факультет ВГИКа (мастерская Н. Фигуровского). В середине 1990-х годов работал обозревателем журнала «Вояж и отдых».

Как автор сценария и звукорежиссёр работал над фильмом Амурбека Гобашиева «Билет в Красный театр, или Смерть гробокопателя» (1992). Автор сценариев к фильмам «Кавказский пленник» (1996, совместно с Сергеем Бодровым-старшим и Борисом Гиллером, режиссёр Сергей Бодров-старший) и «Мама» (1999, режиссёр Денис Евстигнеев).

Удостоился следующих наград: премия «Ника» (За лучший сценарий, фильм «Кавказский пленник») и премия «Феликс» Европейской киноакадемии (За лучший сценарий, фильм «Кавказский пленник») в 1996 году, Гос. премия России (фильм «Кавказский пленник») в 1997 году.

У Алиева вышло две книги: «Новая земля» (СПб, Азбука-классика, 2009) и «Мама» (СПб, Азбука-классика, 2009) по одноименным фильмам.

Сценарные работы Алиева

Напишите отзыв о статье "Алиев, Ариф Тагиевич"

Отрывок, характеризующий Алиев, Ариф Тагиевич

Ростов, пожимаясь шеей, за которую затекала вода, курил трубку и слушал невнимательно, изредка поглядывая на молодого офицера Ильина, который жался около него. Офицер этот, шестнадцатилетний мальчик, недавно поступивший в полк, был теперь в отношении к Николаю тем, чем был Николай в отношении к Денисову семь лет тому назад. Ильин старался во всем подражать Ростову и, как женщина, был влюблен в него.
Офицер с двойными усами, Здржинский, рассказывал напыщенно о том, как Салтановская плотина была Фермопилами русских, как на этой плотине был совершен генералом Раевским поступок, достойный древности. Здржинский рассказывал поступок Раевского, который вывел на плотину своих двух сыновей под страшный огонь и с ними рядом пошел в атаку. Ростов слушал рассказ и не только ничего не говорил в подтверждение восторга Здржинского, но, напротив, имел вид человека, который стыдился того, что ему рассказывают, хотя и не намерен возражать. Ростов после Аустерлицкой и 1807 года кампаний знал по своему собственному опыту, что, рассказывая военные происшествия, всегда врут, как и сам он врал, рассказывая; во вторых, он имел настолько опытности, что знал, как все происходит на войне совсем не так, как мы можем воображать и рассказывать. И потому ему не нравился рассказ Здржинского, не нравился и сам Здржинский, который, с своими усами от щек, по своей привычке низко нагибался над лицом того, кому он рассказывал, и теснил его в тесном шалаше. Ростов молча смотрел на него. «Во первых, на плотине, которую атаковали, должна была быть, верно, такая путаница и теснота, что ежели Раевский и вывел своих сыновей, то это ни на кого не могло подействовать, кроме как человек на десять, которые были около самого его, – думал Ростов, – остальные и не могли видеть, как и с кем шел Раевский по плотине. Но и те, которые видели это, не могли очень воодушевиться, потому что что им было за дело до нежных родительских чувств Раевского, когда тут дело шло о собственной шкуре? Потом оттого, что возьмут или не возьмут Салтановскую плотину, не зависела судьба отечества, как нам описывают это про Фермопилы. И стало быть, зачем же было приносить такую жертву? И потом, зачем тут, на войне, мешать своих детей? Я бы не только Петю брата не повел бы, даже и Ильина, даже этого чужого мне, но доброго мальчика, постарался бы поставить куда нибудь под защиту», – продолжал думать Ростов, слушая Здржинского. Но он не сказал своих мыслей: он и на это уже имел опыт. Он знал, что этот рассказ содействовал к прославлению нашего оружия, и потому надо было делать вид, что не сомневаешься в нем. Так он и делал.