Алиев, Расим Гасан оглы

Расим Алиев
азерб. Rasim Əliyev
Основные сведения
Страна	Азербайджан Азербайджан
Дата рождения	16 июля 1934(1934-07-16) (89 лет)
Место рождения	Кировабад, Азербайджанская ССР
Работы и достижения
Учёба:	Азербайджанский политехнический институт
Работал в городах	Баку, Нахичевань, Хырдалан, Губа, Анкара
Важнейшие постройки	Мавзолей Гусейна Джавида в Нахичевани, здания Международного аэропорта имени Гейдара Алиева в Баку и Нахичеванского аэропорта, ряд станций Бакинского метрополитена («Дружба Народов», «Ази Асланов»), здание посольства Азербайджана в Турции и др.
Градостроительные проекты	регенерация Ичери-шехер
Награды
Премии	Государственная премия Азербайджана, Премия имени Гусейна Джавида
Звания	Заслуженный архитектор Азербайджанской ССР (1979)

Расим Гасан оглы Алиев (азерб. Rasim Həsən oğlu Əliyev; род. 16 июля 1934 год, Кировабад) — азербайджанский архитектор, главный архитектор города Баку (1965—1988), Заслуженный архитектор Азербайджанской ССР (1979), лауреат Государственной премии Азербайджана и премии имени Гусейна Джавида, действительный член Международной академии архитектуры стран Востока (1992), вице-президент Союза архитекторов Азербайджана.

Биография

Расим Алиев родился 16 июля 1934 года в городе Кировабад Азербайджанской ССР (ныне — город Гянджа в Азербайджане), в семье академика Гасана Алиева. В 1958 году окончил отдел архитектуры Азербайджанского политехнического института (ныне — Технический университет). Учился у Микаэля Усейнова. В 1958—1965 гг. работал в институте «Азергоспроект» и Институте архитектуры и искусства Академии наук Азербайджанской ССР. С 1965 по 1974 год Алиев был первым заместителем главного архитектора Баку, а с 1974 по 1988 год — был главным архитектором Баку. В 1980—1988 гг. был секретарём Союза архитекторов Азербайджана. В 1992 году стал действительным членом Международной академии архитектуры стран Востока.

Расим Алиев является автором (в некоторых случаях соавтором) мавзолея над могилой азербайджанского поэта и драматурга Гусейна Джавида в Нахичевани (1996; мрамор, гранит; автор скульптуры Омар Эльдаров), зданий Международного аэропорта имени Гейдара Алиева в Баку и Нахичеванского аэропорта, ряда станций Бакинского метрополитена («Дружба Народов», «Ази Асланов»), ряда главных парков города Баку, здания посольства Азербайджана в Турции, Дворца культуры в Хырдалане, дворцы культуры в Губе на 600 мест и др. Также Расим Алиев является одним из архитекторов памятника Рихарду Зорге в Баку (скульптор Владимир Цигаль). Алиев также является автором проектов планировки и строительства Баку и ряда городов республики, в том числе «Генерального плана Баку» и регенерации Ичери-шехера.

Алиев награждён орденом Трудового Красного Знамени. В 2006 году был снят фильм «Архитектор», посвящённый Расиму Алиеву. Указом президента Азербайджана Ильхама Алиева от 24 сентября 2009 года Расим Алиев был награждён орденом «Слава», а 16 июля 2014 года — орденом «Независимость». 18 июля 2014 года в Международном мугамном центре в Баку состоялось мероприятие, посвященное 80-летнему юбилею Расима Алиева. На мероприятии также была представлена фотовыставка произведений Алиева, созданных в разные годы, а также картины, написанные акварелью и маслом.

• Галерея работ
• Huseyn Javid Mausoleum at Nakhchivan from side.jpg

  Мавзолей Гусейна Джавида в Нахичевани

• Ошибка создания миниатюры: Файл не найден

  Станция метро «Дружба Народов» в Баку

• NAJ front1.jpg

  Нахичеванский аэропорт

• Ошибка создания миниатюры: Файл не найден

  Памятник Рихарду Зорге в Баку

Отрывок, характеризующий Алиев, Расим Гасан оглы

Военный совет, на котором князю Андрею не удалось высказать свое мнение, как он надеялся, оставил в нем неясное и тревожное впечатление. Кто был прав: Долгоруков с Вейротером или Кутузов с Ланжероном и др., не одобрявшими план атаки, он не знал. «Но неужели нельзя было Кутузову прямо высказать государю свои мысли? Неужели это не может иначе делаться? Неужели из за придворных и личных соображений должно рисковать десятками тысяч и моей, моей жизнью?» думал он.
«Да, очень может быть, завтра убьют», подумал он. И вдруг, при этой мысли о смерти, целый ряд воспоминаний, самых далеких и самых задушевных, восстал в его воображении; он вспоминал последнее прощание с отцом и женою; он вспоминал первые времена своей любви к ней! Вспомнил о ее беременности, и ему стало жалко и ее и себя, и он в нервично размягченном и взволнованном состоянии вышел из избы, в которой он стоял с Несвицким, и стал ходить перед домом.
Ночь была туманная, и сквозь туман таинственно пробивался лунный свет. «Да, завтра, завтра! – думал он. – Завтра, может быть, всё будет кончено для меня, всех этих воспоминаний не будет более, все эти воспоминания не будут иметь для меня более никакого смысла. Завтра же, может быть, даже наверное, завтра, я это предчувствую, в первый раз мне придется, наконец, показать всё то, что я могу сделать». И ему представилось сражение, потеря его, сосредоточение боя на одном пункте и замешательство всех начальствующих лиц. И вот та счастливая минута, тот Тулон, которого так долго ждал он, наконец, представляется ему. Он твердо и ясно говорит свое мнение и Кутузову, и Вейротеру, и императорам. Все поражены верностью его соображения, но никто не берется исполнить его, и вот он берет полк, дивизию, выговаривает условие, чтобы уже никто не вмешивался в его распоряжения, и ведет свою дивизию к решительному пункту и один одерживает победу. А смерть и страдания? говорит другой голос. Но князь Андрей не отвечает этому голосу и продолжает свои успехи. Диспозиция следующего сражения делается им одним. Он носит звание дежурного по армии при Кутузове, но делает всё он один. Следующее сражение выиграно им одним. Кутузов сменяется, назначается он… Ну, а потом? говорит опять другой голос, а потом, ежели ты десять раз прежде этого не будешь ранен, убит или обманут; ну, а потом что ж? – «Ну, а потом, – отвечает сам себе князь Андрей, – я не знаю, что будет потом, не хочу и не могу знать: но ежели хочу этого, хочу славы, хочу быть известным людям, хочу быть любимым ими, то ведь я не виноват, что я хочу этого, что одного этого я хочу, для одного этого я живу. Да, для одного этого! Я никогда никому не скажу этого, но, Боже мой! что же мне делать, ежели я ничего не люблю, как только славу, любовь людскую. Смерть, раны, потеря семьи, ничто мне не страшно. И как ни дороги, ни милы мне многие люди – отец, сестра, жена, – самые дорогие мне люди, – но, как ни страшно и неестественно это кажется, я всех их отдам сейчас за минуту славы, торжества над людьми, за любовь к себе людей, которых я не знаю и не буду знать, за любовь вот этих людей», подумал он, прислушиваясь к говору на дворе Кутузова. На дворе Кутузова слышались голоса укладывавшихся денщиков; один голос, вероятно, кучера, дразнившего старого Кутузовского повара, которого знал князь Андрей, и которого звали Титом, говорил: «Тит, а Тит?»
– Ну, – отвечал старик.
– Тит, ступай молотить, – говорил шутник.
– Тьфу, ну те к чорту, – раздавался голос, покрываемый хохотом денщиков и слуг.
«И все таки я люблю и дорожу только торжеством над всеми ими, дорожу этой таинственной силой и славой, которая вот тут надо мной носится в этом тумане!»


Ростов в эту ночь был со взводом во фланкёрской цепи, впереди отряда Багратиона. Гусары его попарно были рассыпаны в цепи; сам он ездил верхом по этой линии цепи, стараясь преодолеть сон, непреодолимо клонивший его. Назади его видно было огромное пространство неясно горевших в тумане костров нашей армии; впереди его была туманная темнота. Сколько ни вглядывался Ростов в эту туманную даль, он ничего не видел: то серелось, то как будто чернелось что то; то мелькали как будто огоньки, там, где должен быть неприятель; то ему думалось, что это только в глазах блестит у него. Глаза его закрывались, и в воображении представлялся то государь, то Денисов, то московские воспоминания, и он опять поспешно открывал глаза и близко перед собой он видел голову и уши лошади, на которой он сидел, иногда черные фигуры гусар, когда он в шести шагах наезжал на них, а вдали всё ту же туманную темноту. «Отчего же? очень может быть, – думал Ростов, – что государь, встретив меня, даст поручение, как и всякому офицеру: скажет: „Поезжай, узнай, что там“. Много рассказывали же, как совершенно случайно он узнал так какого то офицера и приблизил к себе. Что, ежели бы он приблизил меня к себе! О, как бы я охранял его, как бы я говорил ему всю правду, как бы я изобличал его обманщиков», и Ростов, для того чтобы живо представить себе свою любовь и преданность государю, представлял себе врага или обманщика немца, которого он с наслаждением не только убивал, но по щекам бил в глазах государя. Вдруг дальний крик разбудил Ростова. Он вздрогнул и открыл глаза.
«Где я? Да, в цепи: лозунг и пароль – дышло, Ольмюц. Экая досада, что эскадрон наш завтра будет в резервах… – подумал он. – Попрошусь в дело. Это, может быть, единственный случай увидеть государя. Да, теперь недолго до смены. Объеду еще раз и, как вернусь, пойду к генералу и попрошу его». Он поправился на седле и тронул лошадь, чтобы еще раз объехать своих гусар. Ему показалось, что было светлей. В левой стороне виднелся пологий освещенный скат и противоположный, черный бугор, казавшийся крутым, как стена. На бугре этом было белое пятно, которого никак не мог понять Ростов: поляна ли это в лесу, освещенная месяцем, или оставшийся снег, или белые дома? Ему показалось даже, что по этому белому пятну зашевелилось что то. «Должно быть, снег – это пятно; пятно – une tache», думал Ростов. «Вот тебе и не таш…»