Американская администрация помощи

Америка́нская администра́ция по́мощи (англ. American Relief Administration, ARA) — формально негосударственная организация в США, существовавшая с 1919 года до конца 1930-х годов, активную деятельность вела до середины 1920-х годов. Наиболее известна своим участием в оказании помощи Советской России в ликвидации голода 1921—1923 годов, хотя фактически под её эгидой действовало до 15 различных религиозных, общественных и национальных организаций США.

История появления

Была создана согласно распоряжению президента Вудро Вильсона для практической реализации задач, обусловленных принятым 13 января Палатой Представителей и 25 февраля 1919 года Сенатом США «Законом о помощи Голодающей Европе» (англ. European Famine Relief bill), согласно которому США выделяли 100 миллионов долларов на поставку продовольствия и медикаментов для пострадавших стран Европы (первоначально за исключением Германии, Австрии, Венгрии, Болгарии и Турции, которые были включены к концу 1919 года). Вильсон указывал, что «большевизм — это голод и хаос, остановить его можно продовольствием и порядком». Кроме того, указывалось, что американским правительством у компаний для участия в боевых действиях в Европе было закуплено значительное количество продовольствия и других товаров, появление которых на свободном рынке приведёт к гораздо большим финансовым потерям для США, нежели выделенная сумма.

Руководителем данной организации президентом Вильсоном был назначен Герберт Гувер, уже имевший опыт поставок продовольствия в Бельгию с 1914 года. Закон после принятия был подвергнут критике за то, что на деньги американских налогоплательщиков оказывается благотворительная помощь Европе, также указывалось на некую связь между производителями консервов, и так получавшими 47 % прибыли, и распорядителями средств. Опасения о благотворительности, впрочем, оказались напрасными: странами, получающими помощь, были выписаны долговые обязательства, предполагающие погашение полученных ими сумм помощи. Всего было выписано расписок на общую сумму 88,75 миллиардов (с учётом того, что стоимость собственно продовольствия составляла около 77 % от указанной в законе суммы, а остальные 23 % — накладные расходы организации: транспортировка, распределение и так далее). Более того, ARA становилась эксклюзивным распорядителем помощи, исходящей из США, а также, согласно решению Федеральной Резервной Системы, устанавливала обменный курс на европейские валюты при осуществлении операций на их территории и территории США.

Деятельность в Европе

К августу 1919 года из США ушёл последний корабль с закупленным для стран Европы продовольствием и различным имуществом. Крупнейшим получателем оказалась Польша — 56,9 миллионов долларов, затем шла Армения (ещё не советская) — 10 миллионов, Чехословакия — 6,7 миллионов, Россия (Колчаковское правительство) — 4,6 миллионов, Финляндия — 3,9 миллионов, Эстония — 2,3 миллионов, Латвия — 2,9 миллионов, Литва — 700 тысяч долларов. Отдельной статьёй расходов числилась помощь детскому населению, тут список стран был шире: Польша — 5,3 миллионов, Чехословакия − 2,9 миллионов, Сербия − 900 тысяч, Румыния и Финляндия — по 500 тысяч, Эстония — 600 тысяч, Латвия — 350 тысяч, Литва — 300 тысяч долларов. Россия (колчаковское правительство) — 100 тысяч. В то же время призывы комиссии Нансена оказать помощь голодающему населению на территории, находящейся под контролем большевиков, остались без положительного ответа.

Казначейства стран-получателей (в том числе Армения и Колчаковская Россия) выписали долговых обязательств на сумму 88,75 миллиардов с условием погашения до середины 1924 года.

К декабрю 1919 года в категорию стран-получателей вошли Австрия и Венгрия, а затем с определёнными ограничениями и Германия. Кроме «детской программы» действовала специальная программа помощи для широких слоев интеллигенции и студентов.

Дольше всего помощь получала Польша — программа помощи интеллигенции Польши и свободного города Данциг продолжалась до июня 1923 года, хотя последняя крупная поставка была 26 июня 1922 года — 46 тонн консервированного молока.

Деятельность в Советской России

См. также: en:Russian Famine Relief Act

См. также: Голод в Поволжье 1921—1922

В ответ на просьбу Максима Горького об оказании помощи голодающей России, направленную в июле 1921 года, Председатель комиссии Гувер 25 июля направил ответное открытое письмо, в котором указал ряд обязательных условий, которые необходимо было выполнить Советской стороне для получения помощи. 20 августа 1921 года АРА подписала в Риге договор о помощи с наркомом М. М. Литвиновым. По этому соглашению помощь АРА предназначалась исключительно для детей и больных, определяемых АРА. Согласно правилам, установленным АРА, пищу в столовых могли получать дети в возрасте до 14 лет, прошедшие медицинское обследование (там, где это было возможно), и признанные голодающими. Каждый ребёнок, прикрепленный к столовой АРА, должен был иметь специальную входную карточку (англ. Admission Ticket), на которой делались специальные пометки о посещении столовой. Горячий обед выдавался в строго определенное время. Порция должна была быть съедена в столовой, и уносить её домой не разрешалось.

Американское судно «Феникс» с продовольствием прибыло в Петроград 1 сентября 1921 года, а 6 сентября в Петрограде открылась первая столовая АРА в Советской России. Четыре дня спустя в Москве открылся питательный детский пункт. В первые недели сентября американские представители в Петрограде сформировали 120 кухонь для 42 тысяч детей.

19 октября с АРА подписывается договор о продуктовых и вещевых (туда входили шерстяная и хлопчатобумажная ткань, все необходимые материалы для пошива одного костюма и белья) посылках. Замысел состоял в том, что каждый живущий за пределами поражённой голодом страны, кто желал оказать помощь, покупал продуктовый купон за 10 долларов в американском банке либо в офисах АРА в Европе. Затем купон посылался по почте через АРА в страну голода, где АРА находила человека-получателя, которому предназначалась посылка. Получатель относил купон в ближайший склад АРА и обменивал его на продуктовую посылку. Вещевая посылка стоила не 10, а 20 долларов. Продовольственная посылка состояла из 49 фунтов муки, 25 фунтов риса, 3 фунта чая, 10 фунтов жира, 10 фунтов сахара, 20 банок сгущенного молока. В пересчете на килограммы вес посылки составлял примерно 53 кг. Затем состав посылок был несколько изменён, оставшись в пределах той же стоимости — 10 долларов.

К 10 декабря 1921 года продовольствие АРА получали в Самарской губернии 185 625 детей, в Казанской — 157 196, в Саратовской — 82 100, в Симбирской — 6075, в Оренбургской — 7514, в Царицынской — 11 000, в Московской — 22 000, всего же 565 112 детей.

22 декабря Конгресс США после длительных дебатов одобрил выделение 20 миллионов долларов для закупки продуктов у американских фермеров для Советов. Гуверу удалось убедить конгрессменов принять решение о расширении помощи. «Продовольствие, которое мы хотим направить в Россию, является излишком в Соединённых Штатах, — заявил Гувер. — Мы сейчас скармливаем молоко свиньям, сжигаем кукурузу в топках. С экономической точки зрения посылка этого продовольствия для помощи не является потерей для Америки». Он смог убедить консервативных, антисоветски настроенных законодателей в том, что помогать можно и без официального признания советского правительства.

30 декабря 1921 года в Лондоне нарком внешней торговли Л. Б. Красин от имени правительства РСФСР подписал соглашение с АРА о питании взрослого голодающего населения. Тогда же Россия обязалась передать АРА 10 миллионов долларов. На эти деньги организация Гувера должна была закупить у американских фермеров и доставить в указанные советской стороной пункты семена и продовольственные припасы. Реальная помощь со стороны Американской администрации помощи стала поступать в декабре 1921 г. — январе 1922 г.

20 и 24 января 1922 года Конгресс США одобрил программу медицинской помощи и порядок её предоставления.

На 9 февраля 1922 года вклад АРА и американских организаций и частных лиц под её контролем составил 42 миллиона долларов, Советской России — около 12 миллионов 200 тысяч долларов, организации Ф. Нансена вместе с другими, кто находился под её «крылом», — около 4 миллионов. Всего за два года АРА было израсходовано около 78 миллионов долларов, из которых 28 миллионов — деньги правительства США, 13 — советского правительства, остальные — благотворительность, частные пожертвования, средства других частных организаций. Решение Конгресса о выделении дополнительной помощи Советской России (24 миллиона долларов на покупку зерна и медикаментов) способствовало расширению программы деятельности в десять раз — до 10 миллионов человек, включая взрослых.

Медикаменты были получены из невостребованных военных запасов, так, противотифозные наборы ранее принадлежали американской, британской, французской и даже немецкой армиям.

В мае 1922 года АРА кормила 6 099 574 человек, американское общество квакеров — 265 000, Международный Альянс «Спасем Детей» (Save the Children Alliance) — 259 751 человек, Нансеновский комитет — 138 000, шведский Красный крест — 87 000, германский Красный крест — 7 000, английские профсоюзы — 92 000, Международная рабочая помощь — 78 011 человек.

К первому июня 1922 года одних советских столовых было открыто в голодных губерниях свыше 7000, а столовых иностранных организаций до 9500. 2 июля 1922 года АРА передает все свои функции на Украине Еврейскому Объединённому распределительному комитету («Джойнт»).

К осени 1922 года АРА закупает бельё и обувь, не востребованную армией США, для раздачи её в Советской России.

До конца 1922 года усилиями входящих в АРА организаций была оказана помощь более 10 миллионам человек. Например, к ноябрю 1922 года АРА организовала в Башкирской АССР 138 приютов, 46 столовых на 21 570 человек, а в мае 1923 года — 765 столовых на 118 478 человек.

Программа АРА была прекращена к лету 1923 года — 4 июня АРА направило письмо советскому правительству о том, что согласно её данным продовольствия в СССР достаточно. Отправка посылок с помощью из США прекратилась в марте 1923 года, из Европы — в апреле 1923 года. Общий объём переправленных в посылках продуктов составил 75 тысяч тонн, доход от посылочной программы — около 3,6 миллионов долларов. По другим данным, до лета 1923 года переправлено посылок общим весом 3,4 миллиона фунтов на 11 636 тысяч долларов, по данным самой АРА количество посылок составило 930 530.

Помимо продовольственной помощи АРА также оказывало помощь в налаживании медицины, вакцинации и борьбы с вспыхнувшими эпидемиями.

Представительства АРА были открыты в общей сложности на территории 38 губерний РСФСР. По оценкам Наркомвнешторга, АРА ввезла 36,3 миллиона пудов (ок. 595 тысяч тонн) продовольствия, медикаментов и одежды общей стоимостью 136 миллионов рублей золотом. Внешняя торговля. 1922. № 11.. Для питания голодающих было открыто более 15 тыс. столовых. В июле 1922 г. пищу в столовых АРА и паёк кукурузы получали 8,8 млн чел., а в августе − 10,3 млн.

В пик активности на АРА работало 300 американских граждан и более 120 тысяч советских граждан.

Оценка деятельности

Первоначально имел место чисто формальный подход представителей АРА к условиям Рижского договора (предоставление помощи только детям и только в столовых АРА, требование условий, маловыполнимых в условиях разрухи). Рядовых граждан возмущал излишне строгий порядок работы учреждений АРА, затруднявший реальную помощь детям. Из столовых не выдавали продукты на дом, в то время как многие из голодавших детей в холодное время года не имели возможности посещать пункты питания из-за отсутствия обуви и одежды. Зачастую больные дети, стоя в очередях, заражали других. Так, в Уфе дети должны были доставляться родителями в зимние морозные дни за 3-4 версты полураздетые, голодные, боясь потерять паёк за неявку. Со временем эти формальности удалось разрешить. Критиковалась также первоначальная практика распределения посылок — крестьяне, наиболее страдающие от голода, не могли получить их, поскольку у них не было родственников или знакомых за границей, в результате чего около 60 % посылок осело в городах. Критиковалась также деятельность «Джойнта», первоначально не придерживавшегося правил АРА о распределении помощи без разделения на национальность и религию, так как его деятельность была направлена преимущественно на еврейское население (на что, собственно, изначально им и собирались деньги в США). К концу лета 1922, когда АРА питала наибольшее число населения, калорийность питания была низкой, но к началу зимы 1922 года эту проблему удалось решить.

Большое число американских кадровых офицеров среди сотрудников АРА в России настораживало представителей органов госбезопасности. Это было обусловлено тем, что во время гражданской войны многие иностранные организации подозревались большевиками в военном и экономическом шпионаже. Наряду с выполнением благородной гуманитарной миссии, которую выполняли на территории России сотрудники АРА, они, по мнению российских спецслужб, занимались и сбором разведывательной информации. По данным из непроверенных источников, после полуторагодичного наблюдения за работой АРА было установлено, что эта организация помимо помощи голодающим вела определённую политическую работу, направленную против советской власти. Помимо разведывательной работы, отдельные представители АРА в России стремились использовать ситуацию и для личного обогащения: проводили незаконные валютные операции, скупали драгоценности, золото, предметы церковной утвари, произведения искусства и антиквариат.

В то же время, понимая важность работы по оказанию помощи голодающим, председатель ГПУ Дзержинский 14 апреля 1922 года направил циркулярную телеграмму начальникам управлений в Минске, Харькове, Казани и Крыму, полпредам ГПУ и начальникам губотделов ГПУ, в которой уведомлял, что советским правительством предоставлены АРА дополнительные права. Дзержинский потребовал обеспечить срочную транспортировку грузов, а виновных в задержках и хищениях привлекать к ответственности. Местным органам безопасности разъяснялось, что аресты русских сотрудников АРА можно производить только с согласия секретного отдела ГПУ. Председатель ГПУ приказал, учитывая важность оказания помощи голодающим и нежелательность срыва, принять все меры по предупреждению нежелательных конфликтов с АРА.

В астрономии

В честь АРА назван астероид (849) Ара, открытый в 1912 год российским астрономом Сергеем Ивановичем Белявским.

См. также

• План Маршалла
• Фритьоф Нансен

Литература

• Harold Fisher, [books.google.com/books?id=K167sO8f99wC Famine in Soviet Russia 1919 1923 the Operation of the American Relief Administration], Publisher: Ayer Co Pub (June 1971), ISBN 0-8369-5650-8, ISBN 978-0-8369-5650-4
• Поляков А. А. Диверсия под флагом помощи. — М.: Политиздат, 1985.
• [query.nytimes.com/search/sitesearch?query=American+Relief+Administration&submit.x=4&submit.y=5 Деятельность АРА в статьях Нью-Йорк Таймс] (англ.)
• В. Т. Макаров, B. C. Христофоров [amstd.spb.ru/1920s/mak.htm Новые данные деятельности Американской администрации помощи (АРА) в России] // Новая и новейшая история. — 2006. — № 5. — ISSN [www.sigla.ru/table.jsp?f=8&t=3&v0=0130-3864&f=1003&t=1&v1=&f=4&t=2&v2=&f=21&t=3&v3=&f=1016&t=3&v4=&f=1016&t=3&v5=&bf=4&b=&d=0&ys=&ye=&lng=&ft=&mt=&dt=&vol=&pt=&iss=&ps=&pe=&tr=&tro=&cc=UNION&i=1&v=tagged&s=0&ss=0&st=0&i18n=ru&rlf=&psz=20&bs=20&ce=hJfuypee8JzzufeGmImYYIpZKRJeeOeeWGJIZRrRRrdmtdeee88NJJJJpeeefTJ3peKJJ3UWWPtzzzzzzzzzzzzzzzzzbzzvzzpy5zzjzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzztzzzzzzzbzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzvzzzzzzyeyTjkDnyHzTuueKZePz9decyzzLzzzL*.c8.NzrGJJvufeeeeeJheeyzjeeeeJh*peeeeKJJJJJJJJJJmjHvOJJJJJJJJJfeeeieeeeSJJJJJSJJJ3TeIJJJJ3..E.UEAcyhxD.eeeeeuzzzLJJJJ5.e8JJJheeeeeeeeeeeeyeeK3JJJJJJJJ*s7defeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeSJJJJJJJJZIJJzzz1..6LJJJJJJtJJZ4....EK*&debug=false 0130-3864].(недоступная ссылка с 17-07-2015 (3206 дней))

Отрывок, характеризующий Американская администрация помощи

И не Наполеон распоряжался ходом сраженья, потому что из диспозиции его ничего не было исполнено и во время сражения он не знал про то, что происходило впереди его. Стало быть, и то, каким образом эти люди убивали друг друга, происходило не по воле Наполеона, а шло независимо от него, по воле сотен тысяч людей, участвовавших в общем деле. Наполеону казалось только, что все дело происходило по воле его. И потому вопрос о том, был ли или не был у Наполеона насморк, не имеет для истории большего интереса, чем вопрос о насморке последнего фурштатского солдата.
Тем более 26 го августа насморк Наполеона не имел значения, что показания писателей о том, будто вследствие насморка Наполеона его диспозиция и распоряжения во время сражения были не так хороши, как прежние, – совершенно несправедливы.
Выписанная здесь диспозиция нисколько не была хуже, а даже лучше всех прежних диспозиций, по которым выигрывались сражения. Мнимые распоряжения во время сражения были тоже не хуже прежних, а точно такие же, как и всегда. Но диспозиция и распоряжения эти кажутся только хуже прежних потому, что Бородинское сражение было первое, которого не выиграл Наполеон. Все самые прекрасные и глубокомысленные диспозиции и распоряжения кажутся очень дурными, и каждый ученый военный с значительным видом критикует их, когда сражение по ним не выиграно, и самью плохие диспозиции и распоряжения кажутся очень хорошими, и серьезные люди в целых томах доказывают достоинства плохих распоряжений, когда по ним выиграно сражение.
Диспозиция, составленная Вейротером в Аустерлицком сражении, была образец совершенства в сочинениях этого рода, но ее все таки осудили, осудили за ее совершенство, за слишком большую подробность.
Наполеон в Бородинском сражении исполнял свое дело представителя власти так же хорошо, и еще лучше, чем в других сражениях. Он не сделал ничего вредного для хода сражения; он склонялся на мнения более благоразумные; он не путал, не противоречил сам себе, не испугался и не убежал с поля сражения, а с своим большим тактом и опытом войны спокойно и достойно исполнял свою роль кажущегося начальствованья.


Вернувшись после второй озабоченной поездки по линии, Наполеон сказал:
– Шахматы поставлены, игра начнется завтра.
Велев подать себе пуншу и призвав Боссе, он начал с ним разговор о Париже, о некоторых изменениях, которые он намерен был сделать в maison de l'imperatrice [в придворном штате императрицы], удивляя префекта своею памятливостью ко всем мелким подробностям придворных отношений.
Он интересовался пустяками, шутил о любви к путешествиям Боссе и небрежно болтал так, как это делает знаменитый, уверенный и знающий свое дело оператор, в то время как он засучивает рукава и надевает фартук, а больного привязывают к койке: «Дело все в моих руках и в голове, ясно и определенно. Когда надо будет приступить к делу, я сделаю его, как никто другой, а теперь могу шутить, и чем больше я шучу и спокоен, тем больше вы должны быть уверены, спокойны и удивлены моему гению».
Окончив свой второй стакан пунша, Наполеон пошел отдохнуть пред серьезным делом, которое, как ему казалось, предстояло ему назавтра.
Он так интересовался этим предстоящим ему делом, что не мог спать и, несмотря на усилившийся от вечерней сырости насморк, в три часа ночи, громко сморкаясь, вышел в большое отделение палатки. Он спросил о том, не ушли ли русские? Ему отвечали, что неприятельские огни всё на тех же местах. Он одобрительно кивнул головой.
Дежурный адъютант вошел в палатку.
– Eh bien, Rapp, croyez vous, que nous ferons do bonnes affaires aujourd'hui? [Ну, Рапп, как вы думаете: хороши ли будут нынче наши дела?] – обратился он к нему.
– Sans aucun doute, Sire, [Без всякого сомнения, государь,] – отвечал Рапп.
Наполеон посмотрел на него.
– Vous rappelez vous, Sire, ce que vous m'avez fait l'honneur de dire a Smolensk, – сказал Рапп, – le vin est tire, il faut le boire. [Вы помните ли, сударь, те слова, которые вы изволили сказать мне в Смоленске, вино откупорено, надо его пить.]
Наполеон нахмурился и долго молча сидел, опустив голову на руку.
– Cette pauvre armee, – сказал он вдруг, – elle a bien diminue depuis Smolensk. La fortune est une franche courtisane, Rapp; je le disais toujours, et je commence a l'eprouver. Mais la garde, Rapp, la garde est intacte? [Бедная армия! она очень уменьшилась от Смоленска. Фортуна настоящая распутница, Рапп. Я всегда это говорил и начинаю испытывать. Но гвардия, Рапп, гвардия цела?] – вопросительно сказал он.
– Oui, Sire, [Да, государь.] – отвечал Рапп.
Наполеон взял пастильку, положил ее в рот и посмотрел на часы. Спать ему не хотелось, до утра было еще далеко; а чтобы убить время, распоряжений никаких нельзя уже было делать, потому что все были сделаны и приводились теперь в исполнение.
– A t on distribue les biscuits et le riz aux regiments de la garde? [Роздали ли сухари и рис гвардейцам?] – строго спросил Наполеон.
– Oui, Sire. [Да, государь.]
– Mais le riz? [Но рис?]
Рапп отвечал, что он передал приказанья государя о рисе, но Наполеон недовольно покачал головой, как будто он не верил, чтобы приказание его было исполнено. Слуга вошел с пуншем. Наполеон велел подать другой стакан Раппу и молча отпивал глотки из своего.
– У меня нет ни вкуса, ни обоняния, – сказал он, принюхиваясь к стакану. – Этот насморк надоел мне. Они толкуют про медицину. Какая медицина, когда они не могут вылечить насморка? Корвизар дал мне эти пастильки, но они ничего не помогают. Что они могут лечить? Лечить нельзя. Notre corps est une machine a vivre. Il est organise pour cela, c'est sa nature; laissez y la vie a son aise, qu'elle s'y defende elle meme: elle fera plus que si vous la paralysiez en l'encombrant de remedes. Notre corps est comme une montre parfaite qui doit aller un certain temps; l'horloger n'a pas la faculte de l'ouvrir, il ne peut la manier qu'a tatons et les yeux bandes. Notre corps est une machine a vivre, voila tout. [Наше тело есть машина для жизни. Оно для этого устроено. Оставьте в нем жизнь в покое, пускай она сама защищается, она больше сделает одна, чем когда вы ей будете мешать лекарствами. Наше тело подобно часам, которые должны идти известное время; часовщик не может открыть их и только ощупью и с завязанными глазами может управлять ими. Наше тело есть машина для жизни. Вот и все.] – И как будто вступив на путь определений, definitions, которые любил Наполеон, он неожиданно сделал новое определение. – Вы знаете ли, Рапп, что такое военное искусство? – спросил он. – Искусство быть сильнее неприятеля в известный момент. Voila tout. [Вот и все.]
Рапп ничего не ответил.
– Demainnous allons avoir affaire a Koutouzoff! [Завтра мы будем иметь дело с Кутузовым!] – сказал Наполеон. – Посмотрим! Помните, в Браунау он командовал армией и ни разу в три недели не сел на лошадь, чтобы осмотреть укрепления. Посмотрим!
Он поглядел на часы. Было еще только четыре часа. Спать не хотелось, пунш был допит, и делать все таки было нечего. Он встал, прошелся взад и вперед, надел теплый сюртук и шляпу и вышел из палатки. Ночь была темная и сырая; чуть слышная сырость падала сверху. Костры не ярко горели вблизи, во французской гвардии, и далеко сквозь дым блестели по русской линии. Везде было тихо, и ясно слышались шорох и топот начавшегося уже движения французских войск для занятия позиции.
Наполеон прошелся перед палаткой, посмотрел на огни, прислушался к топоту и, проходя мимо высокого гвардейца в мохнатой шапке, стоявшего часовым у его палатки и, как черный столб, вытянувшегося при появлении императора, остановился против него.
– С которого года в службе? – спросил он с той привычной аффектацией грубой и ласковой воинственности, с которой он всегда обращался с солдатами. Солдат отвечал ему.
– Ah! un des vieux! [А! из стариков!] Получили рис в полк?
– Получили, ваше величество.
Наполеон кивнул головой и отошел от него.

В половине шестого Наполеон верхом ехал к деревне Шевардину.
Начинало светать, небо расчистило, только одна туча лежала на востоке. Покинутые костры догорали в слабом свете утра.
Вправо раздался густой одинокий пушечный выстрел, пронесся и замер среди общей тишины. Прошло несколько минут. Раздался второй, третий выстрел, заколебался воздух; четвертый, пятый раздались близко и торжественно где то справа.
Еще не отзвучали первые выстрелы, как раздались еще другие, еще и еще, сливаясь и перебивая один другой.
Наполеон подъехал со свитой к Шевардинскому редуту и слез с лошади. Игра началась.


Вернувшись от князя Андрея в Горки, Пьер, приказав берейтору приготовить лошадей и рано утром разбудить его, тотчас же заснул за перегородкой, в уголке, который Борис уступил ему.
Когда Пьер совсем очнулся на другое утро, в избе уже никого не было. Стекла дребезжали в маленьких окнах. Берейтор стоял, расталкивая его.
– Ваше сиятельство, ваше сиятельство, ваше сиятельство… – упорно, не глядя на Пьера и, видимо, потеряв надежду разбудить его, раскачивая его за плечо, приговаривал берейтор.
– Что? Началось? Пора? – заговорил Пьер, проснувшись.
– Изволите слышать пальбу, – сказал берейтор, отставной солдат, – уже все господа повышли, сами светлейшие давно проехали.
Пьер поспешно оделся и выбежал на крыльцо. На дворе было ясно, свежо, росисто и весело. Солнце, только что вырвавшись из за тучи, заслонявшей его, брызнуло до половины переломленными тучей лучами через крыши противоположной улицы, на покрытую росой пыль дороги, на стены домов, на окна забора и на лошадей Пьера, стоявших у избы. Гул пушек яснее слышался на дворе. По улице прорысил адъютант с казаком.
– Пора, граф, пора! – прокричал адъютант.
Приказав вести за собой лошадь, Пьер пошел по улице к кургану, с которого он вчера смотрел на поле сражения. На кургане этом была толпа военных, и слышался французский говор штабных, и виднелась седая голова Кутузова с его белой с красным околышем фуражкой и седым затылком, утонувшим в плечи. Кутузов смотрел в трубу вперед по большой дороге.
Войдя по ступенькам входа на курган, Пьер взглянул впереди себя и замер от восхищенья перед красотою зрелища. Это была та же панорама, которою он любовался вчера с этого кургана; но теперь вся эта местность была покрыта войсками и дымами выстрелов, и косые лучи яркого солнца, поднимавшегося сзади, левее Пьера, кидали на нее в чистом утреннем воздухе пронизывающий с золотым и розовым оттенком свет и темные, длинные тени. Дальние леса, заканчивающие панораму, точно высеченные из какого то драгоценного желто зеленого камня, виднелись своей изогнутой чертой вершин на горизонте, и между ними за Валуевым прорезывалась большая Смоленская дорога, вся покрытая войсками. Ближе блестели золотые поля и перелески. Везде – спереди, справа и слева – виднелись войска. Все это было оживленно, величественно и неожиданно; но то, что более всего поразило Пьера, – это был вид самого поля сражения, Бородина и лощины над Колочею по обеим сторонам ее.
Над Колочею, в Бородине и по обеим сторонам его, особенно влево, там, где в болотистых берегах Во йна впадает в Колочу, стоял тот туман, который тает, расплывается и просвечивает при выходе яркого солнца и волшебно окрашивает и очерчивает все виднеющееся сквозь него. К этому туману присоединялся дым выстрелов, и по этому туману и дыму везде блестели молнии утреннего света – то по воде, то по росе, то по штыкам войск, толпившихся по берегам и в Бородине. Сквозь туман этот виднелась белая церковь, кое где крыши изб Бородина, кое где сплошные массы солдат, кое где зеленые ящики, пушки. И все это двигалось или казалось движущимся, потому что туман и дым тянулись по всему этому пространству. Как в этой местности низов около Бородина, покрытых туманом, так и вне его, выше и особенно левее по всей линии, по лесам, по полям, в низах, на вершинах возвышений, зарождались беспрестанно сами собой, из ничего, пушечные, то одинокие, то гуртовые, то редкие, то частые клубы дымов, которые, распухая, разрастаясь, клубясь, сливаясь, виднелись по всему этому пространству.
Эти дымы выстрелов и, странно сказать, звуки их производили главную красоту зрелища.
Пуфф! – вдруг виднелся круглый, плотный, играющий лиловым, серым и молочно белым цветами дым, и бумм! – раздавался через секунду звук этого дыма.
«Пуф пуф» – поднимались два дыма, толкаясь и сливаясь; и «бум бум» – подтверждали звуки то, что видел глаз.
Пьер оглядывался на первый дым, который он оставил округлым плотным мячиком, и уже на месте его были шары дыма, тянущегося в сторону, и пуф… (с остановкой) пуф пуф – зарождались еще три, еще четыре, и на каждый, с теми же расстановками, бум… бум бум бум – отвечали красивые, твердые, верные звуки. Казалось то, что дымы эти бежали, то, что они стояли, и мимо них бежали леса, поля и блестящие штыки. С левой стороны, по полям и кустам, беспрестанно зарождались эти большие дымы с своими торжественными отголосками, и ближе еще, по низам и лесам, вспыхивали маленькие, не успевавшие округляться дымки ружей и точно так же давали свои маленькие отголоски. Трах та та тах – трещали ружья хотя и часто, но неправильно и бедно в сравнении с орудийными выстрелами.
Пьеру захотелось быть там, где были эти дымы, эти блестящие штыки и пушки, это движение, эти звуки. Он оглянулся на Кутузова и на его свиту, чтобы сверить свое впечатление с другими. Все точно так же, как и он, и, как ему казалось, с тем же чувством смотрели вперед, на поле сражения. На всех лицах светилась теперь та скрытая теплота (chaleur latente) чувства, которое Пьер замечал вчера и которое он понял совершенно после своего разговора с князем Андреем.
– Поезжай, голубчик, поезжай, Христос с тобой, – говорил Кутузов, не спуская глаз с поля сражения, генералу, стоявшему подле него.
Выслушав приказание, генерал этот прошел мимо Пьера, к сходу с кургана.
– К переправе! – холодно и строго сказал генерал в ответ на вопрос одного из штабных, куда он едет. «И я, и я», – подумал Пьер и пошел по направлению за генералом.
Генерал садился на лошадь, которую подал ему казак. Пьер подошел к своему берейтору, державшему лошадей. Спросив, которая посмирнее, Пьер взлез на лошадь, схватился за гриву, прижал каблуки вывернутых ног к животу лошади и, чувствуя, что очки его спадают и что он не в силах отвести рук от гривы и поводьев, поскакал за генералом, возбуждая улыбки штабных, с кургана смотревших на него.


Генерал, за которым скакал Пьер, спустившись под гору, круто повернул влево, и Пьер, потеряв его из вида, вскакал в ряды пехотных солдат, шедших впереди его. Он пытался выехать из них то вправо, то влево; но везде были солдаты, с одинаково озабоченными лицами, занятыми каким то невидным, но, очевидно, важным делом. Все с одинаково недовольно вопросительным взглядом смотрели на этого толстого человека в белой шляпе, неизвестно для чего топчущего их своею лошадью.
– Чего ездит посерёд батальона! – крикнул на него один. Другой толконул прикладом его лошадь, и Пьер, прижавшись к луке и едва удерживая шарахнувшуюся лошадь, выскакал вперед солдат, где было просторнее.
Впереди его был мост, а у моста, стреляя, стояли другие солдаты. Пьер подъехал к ним. Сам того не зная, Пьер заехал к мосту через Колочу, который был между Горками и Бородиным и который в первом действии сражения (заняв Бородино) атаковали французы. Пьер видел, что впереди его был мост и что с обеих сторон моста и на лугу, в тех рядах лежащего сена, которые он заметил вчера, в дыму что то делали солдаты; но, несмотря на неумолкающую стрельбу, происходившую в этом месте, он никак не думал, что тут то и было поле сражения. Он не слыхал звуков пуль, визжавших со всех сторон, и снарядов, перелетавших через него, не видал неприятеля, бывшего на той стороне реки, и долго не видал убитых и раненых, хотя многие падали недалеко от него. С улыбкой, не сходившей с его лица, он оглядывался вокруг себя.