Англо-голландская конвенция (1814)

Англо-голландская конвенция 1814 года (также известное как Лондонская конвенция 1814 года) — соглашение между Великобританией и Нидерландами, заключенное 13 августа 1814 года в Лондоне о возврате Британией голландских колониальных владений. Со стороны Великобритании оно было подписано Робертом Стюартом, со стороны Нидерландов Хендриком Фагелем.

Предыстория

В ходе наполеоновских войн большая часть колоний Нидерландов, с 1810 года формально включённых в границы Французской империи, оказалась в английских руках. По соглашению о капитуляции в Тунтанге 17 сентября 1811 года голландские власти (уже присягнувшие в верности Наполеону) сдали Яву и другие владения в Индонезии англичанам.

В то же время, в связи сложившейся в Европе обстановкой, принц Виллем VI Оранский (будущий король Виллем I), начал зондировать почву и уже в марте 1813 года, во время посещения Лондона, поставил вопрос о возвращении Голландии всех её колоний, захваченных Великобританией. Последняя была заинтересована в создании из Голландии, реставрированной в виде королевства, крепкого барьера на севере Франции и была готова пойти на уступки в возврате приобретенных земель. Однако она при этом желала сохранить в своих руках наиболее важные из захваченных колоний. В ноябре 1813 года в декларации Кестльри Британия выдвинула принцип возвращения лишь тех голландских колоний, которые были захвачены после заключения Амьенского мирного договора. Таким образом, она оставляла за собой остров Цейлон. Голландский уполномоченный Фогель вынужден был подписать в Лондоне англо-голландскую конвенцию, фактически продиктованную Англией.

Условия договора

Договор состоял из 9 статей и 3 дополнительных соглашений. Он вернул голландцам их колониальные владения в границах на 1 января 1803 года (до захвата Голландии Наполеоном). По договору Голландии возвращались все колонии в Америке, Голландия согласилась на сохранение за Великобританией Капской колонии и Цейлона, а также Южно-Американских населенных пунктов Демерара, Эссекибо и Бербис, где голландцы сохранили торговые права.

По статье 2 договора, Голландия обменивала Кочин (малабарское побережье Индии) на богатый оловом остров Бангка, в Малайском архипелаге, приобретённый Раффлзом во время английской оккупации Явы. Небольшой округ Бернагор близ Калькутты передавался Англии в аренду. Голландия получила право торговли в британских владениях Индии на правах наиболее благоприятствуемой нации. Но взамен обязалась не создавать впредь никаких крепостей в своих индийских владениях и не содержать там войска.

Договор отменил декларации 15 июня 1814 года, в которых был прописан, запрет работорговым голландским кораблям на вход в британские порты, но при этом, одна из статей англо-голландской конвенции обязывала Голландию принять все зависящие от неё меры для ликвидации работорговли в своих колониях.

Голландские территориальные потери Англия компенсировала тем, что брала на себя уплату половины голландского долга России и 11 миллионов флоринов Швеции. В осуществление этого было опубликовано официальное постановление голландского короля от 15 июня 1814 года.

Последствия

По условиям англо-голландской конвенции колонии в Америке подлежали передаче в течение трёх месяцев, а колонии к востоку от мыса Доброй Надежды — в течение 6 месяцев. Сто дней Наполеона отсрочили выполнение конвенции, но и после этого возвращение всячески задерживалось английскими властями (Молуккские острова были переданы в 1817 году, а Малакка — в 1818 году). Споры, возникшие по договору, были решены очередным англо-голландским договором 1824 года.

Отрывок, характеризующий Англо-голландская конвенция (1814)

Княжна Марья вовсе не думала и не помнила о своем лице и прическе. Красивое, открытое лицо человека, который, может быть, будет ее мужем, поглощало всё ее внимание. Он ей казался добр, храбр, решителен, мужествен и великодушен. Она была убеждена в этом. Тысячи мечтаний о будущей семейной жизни беспрестанно возникали в ее воображении. Она отгоняла и старалась скрыть их.
«Но не слишком ли я холодна с ним? – думала княжна Марья. – Я стараюсь сдерживать себя, потому что в глубине души чувствую себя к нему уже слишком близкою; но ведь он не знает всего того, что я о нем думаю, и может вообразить себе, что он мне неприятен».
И княжна Марья старалась и не умела быть любезной с новым гостем. «La pauvre fille! Elle est diablement laide», [Бедная девушка, она дьявольски дурна собою,] думал про нее Анатоль.
M lle Bourienne, взведенная тоже приездом Анатоля на высокую степень возбуждения, думала в другом роде. Конечно, красивая молодая девушка без определенного положения в свете, без родных и друзей и даже родины не думала посвятить свою жизнь услугам князю Николаю Андреевичу, чтению ему книг и дружбе к княжне Марье. M lle Bourienne давно ждала того русского князя, который сразу сумеет оценить ее превосходство над русскими, дурными, дурно одетыми, неловкими княжнами, влюбится в нее и увезет ее; и вот этот русский князь, наконец, приехал. У m lle Bourienne была история, слышанная ею от тетки, доконченная ею самой, которую она любила повторять в своем воображении. Это была история о том, как соблазненной девушке представлялась ее бедная мать, sa pauvre mere, и упрекала ее за то, что она без брака отдалась мужчине. M lle Bourienne часто трогалась до слез, в воображении своем рассказывая ему , соблазнителю, эту историю. Теперь этот он , настоящий русский князь, явился. Он увезет ее, потом явится ma pauvre mere, и он женится на ней. Так складывалась в голове m lle Bourienne вся ее будущая история, в самое то время как она разговаривала с ним о Париже. Не расчеты руководили m lle Bourienne (она даже ни минуты не обдумывала того, что ей делать), но всё это уже давно было готово в ней и теперь только сгруппировалось около появившегося Анатоля, которому она желала и старалась, как можно больше, нравиться.
Маленькая княгиня, как старая полковая лошадь, услыхав звук трубы, бессознательно и забывая свое положение, готовилась к привычному галопу кокетства, без всякой задней мысли или борьбы, а с наивным, легкомысленным весельем.
Несмотря на то, что Анатоль в женском обществе ставил себя обыкновенно в положение человека, которому надоедала беготня за ним женщин, он чувствовал тщеславное удовольствие, видя свое влияние на этих трех женщин. Кроме того он начинал испытывать к хорошенькой и вызывающей Bourienne то страстное, зверское чувство, которое на него находило с чрезвычайной быстротой и побуждало его к самым грубым и смелым поступкам.
Общество после чаю перешло в диванную, и княжну попросили поиграть на клавикордах. Анатоль облокотился перед ней подле m lle Bourienne, и глаза его, смеясь и радуясь, смотрели на княжну Марью. Княжна Марья с мучительным и радостным волнением чувствовала на себе его взгляд. Любимая соната переносила ее в самый задушевно поэтический мир, а чувствуемый на себе взгляд придавал этому миру еще большую поэтичность. Взгляд же Анатоля, хотя и был устремлен на нее, относился не к ней, а к движениям ножки m lle Bourienne, которую он в это время трогал своею ногою под фортепиано. M lle Bourienne смотрела тоже на княжну, и в ее прекрасных глазах было тоже новое для княжны Марьи выражение испуганной радости и надежды.
«Как она меня любит! – думала княжна Марья. – Как я счастлива теперь и как могу быть счастлива с таким другом и таким мужем! Неужели мужем?» думала она, не смея взглянуть на его лицо, чувствуя всё тот же взгляд, устремленный на себя.
Ввечеру, когда после ужина стали расходиться, Анатоль поцеловал руку княжны. Она сама не знала, как у ней достало смелости, но она прямо взглянула на приблизившееся к ее близоруким глазам прекрасное лицо. После княжны он подошел к руке m lle Bourienne (это было неприлично, но он делал всё так уверенно и просто), и m lle Bourienne вспыхнула и испуганно взглянула на княжну.