Аннолид

«Аннолид» (нем. Annolied — «Песнь Анно») — средневековая немецкая поэма, рассказывающая об истории Баварии, а также о сотворении мира, исторических событиях, связанных с Германией, и о жизни святого епископа Анно. Поэма была создана ок. 1100 г. на средневерхненемецком языке, стихотворными куплетами, записанная монахом из аббатства Зигбург.

Датировка

В этой поэме впервые упомянуто о городе Майнц, как месте коронации немецких королей. Немецкие короли обычно короновались в городе Аахен, и название Майнц в этой связи, вероятно относится к коронации Рудольфа Швабского в 1077 году или императора Генриха V в 1106 году.

Общее содержание поэмы

Поэма состоит из трёх частей. Первая часть — религиозная и духовная история мира и его спасения, от создания до времён святого Анно. Вторая часть — мирская история мира, от основания немецких городов, и наконец, третья — «Vita Annonis» (жизнь Аннолида), рассказывающая биографию святого Анно.

Сотворение мира и царства человека

В введении рассказывается о сотворении мира Богом, в частности говорится, что сначала Бог создал два царства: одно царство — духовное, второе — земное. Далее Он смешал эти два царства, чтобы создать первого человека. В результате появилось третье царство — царство человека. Потом автор описывает духовную и мирскую историю и наконец, показывает две кульминации в биографии человека, который занимает центральную позицию в истории.

Происхождение баварцев из Армении

В поэме говорится, что баварский род вышел из армянской местности. А также указывается, что в той части далеко от Индии ещё имеются люди, разговаривающие на немецком языке.

Значение поэмы

«Аннолид» считается одним из наиболее выдающихся произведений немецкой средневековой литературы. Поэма, помимо оригинальных философских и религиозных учений, сохранила важные исторические свидетельства о жизни баварцев и святого Анно, которому посвящена целая отдельная глава. Поэма была написана двумя отдельными книгами, которые позже были объединены в «Кайзерхронике» (хроника баварских царей «Kaiserchronik», ХII век) и всегда обе части описываются вместе.

В начале XX века «Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона» на своих страницах описал следующий исторический документ, посвящённый Анно II, в таких словах:

«Известная хвалебная песнь, посвященная этому святому, так называемый „Annolied“, была сочинена вскоре после его смерти и не позже начала XII века. Поэтическое произведение это важно как памятник исторических воззрений времени и показывает, в какой незначительный срок история может превратиться в сказания. Во всяком случае основой легенды служит жизнь Анно, но она подверглась развитию в связи с общеисторическими данными. Изложение носит чисто народный характер и привлекательно неподдельным простосердечием тона. Прежнее воззрение Лахмана, по которому песнь написана в 1183 г., так как именно в этом году последовала канонизация, опровергается старинным характером языка и стихосложения; уже задолго до этого года кельнский епископ считался святым, на что имеются указания в исторических источниках. Лишено основания мнения Гольцмана (в Пфейферовой „Germania“, т. 2-й) о том, что авторами следует считать Лампрехта, создавшего александрийский стих, и Ламберта Герцфельда. Впервые издано было это произведение Опицем (в Данциге, в 1639 г.) по рукописи, ныне затерявшейся, а затем Бецценбергером (в Кведлинбурге, в 1848), Ротом (Мюнхен, 1848) и Керейном (Франкфурт-на-Майне, 1865).»

Отрывок оригинала на средневерхненемецком языке

Здесь представлен отрывок из поэмы в оригинальном варианте, на средневерхненемецком языке, где описывается история баварцев.

Duo sich Beirelant wider in virmaz, Die mêrin Reginsburch her se bisaz, Dâ vanter inne Helm unti brunigen, Manigin helit guodin, Die dere burg hû[h]din. Wiliche Knechti dir wêrin, Deist in heidnischin buochin mêri. Dâ lisit man Noricus ensis, Daz diudit ein suert Beierisch, Wanti si woldin wizzen Daz inge[m]ini baz nibizzin, Die man dikke durch den helm slûg; Demo liute was ie diz ellen gût. Dere geslehte dare quam wîlin êre Von Armenie der hêrin, Dâ Nôê ûz der arkin gîng, Dûr diz olizuî von der tûvin intfieng: Iri zeichin noch du archa havit Ûf den bergin Ararat. Man sagit daz dar in halvin noch sîn Die dir Diutischin sprecchin, Ingegin India vili verro. Peiere vûrin ie ziwîge gerno: Den sigin den Cêsar an un gewan Mit bluote mûster in geltan.

См. также

• «Кайзерхронике»
• Анно II

Литература

• Mathias Herweg, Ludwigslied, De Heinrico, Annolied: Die deutschen Zeitdichtungen des frühen Mittelalters im Spiegel ihrer wissenschaftlichen Rezeption und Erforschung, Wiesbaden: Reichert, 2002.
• Эгидиуса Мюллера, «А. II, der Heilige, Erzbischof von Köln» (Лейпциг, 1858),
• Линднер, «А. II, der Heilige» (Лейпциг, 1869).

Отрывок, характеризующий Аннолид

– Прощай, племянница дорогая, – крикнул из темноты его голос, не тот, который знала прежде Наташа, а тот, который пел: «Как со вечера пороша».
В деревне, которую проезжали, были красные огоньки и весело пахло дымом.
– Что за прелесть этот дядюшка! – сказала Наташа, когда они выехали на большую дорогу.
– Да, – сказал Николай. – Тебе не холодно?
– Нет, мне отлично, отлично. Мне так хорошо, – с недоумением даже cказала Наташа. Они долго молчали.
Ночь была темная и сырая. Лошади не видны были; только слышно было, как они шлепали по невидной грязи.
Что делалось в этой детской, восприимчивой душе, так жадно ловившей и усвоивавшей все разнообразнейшие впечатления жизни? Как это всё укладывалось в ней? Но она была очень счастлива. Уже подъезжая к дому, она вдруг запела мотив песни: «Как со вечера пороша», мотив, который она ловила всю дорогу и наконец поймала.
– Поймала? – сказал Николай.
– Ты об чем думал теперь, Николенька? – спросила Наташа. – Они любили это спрашивать друг у друга.
– Я? – сказал Николай вспоминая; – вот видишь ли, сначала я думал, что Ругай, красный кобель, похож на дядюшку и что ежели бы он был человек, то он дядюшку всё бы еще держал у себя, ежели не за скачку, так за лады, всё бы держал. Как он ладен, дядюшка! Не правда ли? – Ну а ты?
– Я? Постой, постой. Да, я думала сначала, что вот мы едем и думаем, что мы едем домой, а мы Бог знает куда едем в этой темноте и вдруг приедем и увидим, что мы не в Отрадном, а в волшебном царстве. А потом еще я думала… Нет, ничего больше.
– Знаю, верно про него думала, – сказал Николай улыбаясь, как узнала Наташа по звуку его голоса.
– Нет, – отвечала Наташа, хотя действительно она вместе с тем думала и про князя Андрея, и про то, как бы ему понравился дядюшка. – А еще я всё повторяю, всю дорогу повторяю: как Анисьюшка хорошо выступала, хорошо… – сказала Наташа. И Николай услыхал ее звонкий, беспричинный, счастливый смех.
– А знаешь, – вдруг сказала она, – я знаю, что никогда уже я не буду так счастлива, спокойна, как теперь.
– Вот вздор, глупости, вранье – сказал Николай и подумал: «Что за прелесть эта моя Наташа! Такого другого друга у меня нет и не будет. Зачем ей выходить замуж, всё бы с ней ездили!»
«Экая прелесть этот Николай!» думала Наташа. – А! еще огонь в гостиной, – сказала она, указывая на окна дома, красиво блестевшие в мокрой, бархатной темноте ночи.


Граф Илья Андреич вышел из предводителей, потому что эта должность была сопряжена с слишком большими расходами. Но дела его всё не поправлялись. Часто Наташа и Николай видели тайные, беспокойные переговоры родителей и слышали толки о продаже богатого, родового Ростовского дома и подмосковной. Без предводительства не нужно было иметь такого большого приема, и отрадненская жизнь велась тише, чем в прежние годы; но огромный дом и флигеля всё таки были полны народом, за стол всё так же садилось больше человек. Всё это были свои, обжившиеся в доме люди, почти члены семейства или такие, которые, казалось, необходимо должны были жить в доме графа. Таковы были Диммлер – музыкант с женой, Иогель – танцовальный учитель с семейством, старушка барышня Белова, жившая в доме, и еще многие другие: учителя Пети, бывшая гувернантка барышень и просто люди, которым лучше или выгоднее было жить у графа, чем дома. Не было такого большого приезда как прежде, но ход жизни велся тот же, без которого не могли граф с графиней представить себе жизни. Та же была, еще увеличенная Николаем, охота, те же 50 лошадей и 15 кучеров на конюшне, те же дорогие подарки в именины, и торжественные на весь уезд обеды; те же графские висты и бостоны, за которыми он, распуская всем на вид карты, давал себя каждый день на сотни обыгрывать соседям, смотревшим на право составлять партию графа Ильи Андреича, как на самую выгодную аренду.
Граф, как в огромных тенетах, ходил в своих делах, стараясь не верить тому, что он запутался и с каждым шагом всё более и более запутываясь и чувствуя себя не в силах ни разорвать сети, опутавшие его, ни осторожно, терпеливо приняться распутывать их. Графиня любящим сердцем чувствовала, что дети ее разоряются, что граф не виноват, что он не может быть не таким, каким он есть, что он сам страдает (хотя и скрывает это) от сознания своего и детского разорения, и искала средств помочь делу. С ее женской точки зрения представлялось только одно средство – женитьба Николая на богатой невесте. Она чувствовала, что это была последняя надежда, и что если Николай откажется от партии, которую она нашла ему, надо будет навсегда проститься с возможностью поправить дела. Партия эта была Жюли Карагина, дочь прекрасных, добродетельных матери и отца, с детства известная Ростовым, и теперь богатая невеста по случаю смерти последнего из ее братьев.