Антропоцен

Антропоцен — неформальный геохронологический термин, обозначающий геологическую эпоху с уровнем человеческой активности, играющей существенную роль в экосистеме Земли.

Термин был введён в 1980-е годы экологом Юджином Стормером и широко популяризован специалистом в химии атмосферы Нобелевским лауреатом по химии Паулем Крутценом, который впервые использовал термин «антропоцен» в 2000 году. В 2008 году предложение о выделении антропоцена в качестве формальной единицы геохронологической шкалы было представлено на рассмотрение Комиссии по стратиграфии Геологического общества Лондона и в данное время рассматривается специальными рабочими группами геологических научных обществ. На 35-ой сессии Международного геологического конгресса, проводившейся с 27 августа по 4 сентября 2016 года, рабочей группой были представлены доказательства начала новой геологической эпохи, делегаты проголосовали за то, чтобы рекомендовать антропоцен в качестве новой эпохи, начавшейся в 1950-е годы. Если рекомендация будет одобрена Международной комиссией по стратиграфии и ратифицирована Международным союзом геологических наук, то данная эпоха будет официального принята.

Этимология

Термин «антропоцен» (др.-греч. ἄνθρωπος—«человек» + др.-греч. καινός — «новый») — по аналогии с общепринятым термином «голоцен» (эпоха, продолжающаяся последние 11 тысяч лет) — был впервые введён экологом Юджином Стормером, а затем, видимо, независимо, широко-популяризован специалистом в химии атмосферы Нобелевским лауреатом Паулем Крутценом.
Стормер писал: «Я начал использовать термин «антропоцен» в 1980-е годы, но не смог формализовать его, пока Пауль не связался со мной.» Пауль Крутцен вспоминал: «Я был на конференции, где кто-то что-то сказал про голоцен. Я внезапно подумал, что это было неправильно. Мир слишком сильно изменился. Поэтому я сказал: „Нет, сейчас мы находимся в антропоцене“. Я просто экспромтом придумал это слово. Все были шокированы. Но, похоже, слово прижилось».
Крутцен впервые напечатал новый термин в 2000 году в брошюре Международной программы по геосфере-биосфере. В 2008 году Заласевич написал в журнале Американского геологического общества GSA Today, что в понятии эпоха антропоцена есть подходящий смысл.

Определение эпохи

Изменения окружающей среды, вызванные деятельностью человека, в наибольшей степени выражены с начала промышленной революции. Однако, американский палеоклиматолог Уильям Руддимэн выдвинул гипотезу «раннего антропоцена», по которой эпоха началась около 8 тысяч лет назад с появлением фермерства. В этот период, называемый неолитическая революция, человек, ареал которого к тому времени был уже распространён на все материки кроме Антарктики, перешёл от охоты и собирательства к сельскому хозяйству и животноводству. Этот период связан с вымиранием крупных животных, таких как мамонты и нелетающие птицы. С другой стороны, такой «ранний антропоцен» фактически совпадает с голоценом, плотность населения Земли в то время была ещё относительно низкой, а активность значительно ниже, чем в последние века.

С точки зрения характеристических следовых элементов, на леднике в округе Фримонт были, например, обнаружены слои хлора, соответствующие испытаниям атомной бомбы в 1960-х годах, и ртути, связанной с массовым сжиганием угля в 1980-х годах.

Природа воздействия человека

Массовое вымирание

Вследствие деятельности человека произошло вымирание большого числа видов. По докладу Всемирного фонда дикой природы (WWF), с 1970 по 2012 год индекс, отражающий численность различных видов животных, снизился на 58%, а популяции животных, живущих в пресной воде, сократились на 81%.. Человек видимо ускорил естественный процесс исчезновения видов в 100 или 1000 раз. Биомасса фитопланктона, которая составляла около 50% всей фотосинтезирующей биомассы Земли, снизилась на 40 % с 1950-х годов из-за потепления океана.

Климат

Основной геологически значимый признак человеческой активности — это увеличение уровня углекислого газа (CO₂) в атмосфере Земли. За последний миллион лет концентрация CO₂ в атмосфере колебалась от 0,018 до 0,028 %. В результате деятельности человека его уровень, начиная с начала промышленной революции, стал расти. К 2011 году уровень CO₂ достиг 0,039 %. в основном в результате сжигания ископаемого топлива, включая уголь, нефть и природный газ, а также производства цемента и уменьшения площадей, покрытых лесом.

Переход к новой эпохе

• Испытания ядерных бомб в 1940-х годах были маркером перехода к новой эпохе.

См. также

• Голоценовое вымирание

Ссылки

• [www.nature.com/nature/journal/v473/n7347/full/473254a.html The human epoch (Nature,Volume:473, Page: 254, Date published: (19 May 2011))]  (англ.)
• [arhivus.ru/%D1%87%D0%B5%D0%BB%D0%BE%D0%B2%D0%B5%D1%87%D0%B5%D1%81%D1%82%D0%B2%D0%BE-%D0%B3%D0%B5%D0%BE%D0%BB%D0%BE%D0%B3%D0%B8%D1%87%D0%B5%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B9-%D1%84%D0%B0%D0%BA%D1%82%D0%BE%D1%80-%D0%B0/ Человечество – геологический фактор. Антропоцен]
• [iscience.ru/2010/04/16/antropocen-novaya-geologicheskaya-epoxa/ Антропоцен — новая геологическая эпоха?]
• [www.mining-enc.ru/mining-news/year2011/month05/day16/Priznayut_li_uchenye_antropotsen_novoy_geologicheskoy_epokhoy_/ Признают ли ученые антропоцен новой геологической эпохой?]

Отрывок, характеризующий Антропоцен

Князь Андрей, не вступая в разговор, наблюдал все движения Сперанского, этого человека, недавно ничтожного семинариста и теперь в руках своих, – этих белых, пухлых руках, имевшего судьбу России, как думал Болконский. Князя Андрея поразило необычайное, презрительное спокойствие, с которым Сперанский отвечал старику. Он, казалось, с неизмеримой высоты обращал к нему свое снисходительное слово. Когда старик стал говорить слишком громко, Сперанский улыбнулся и сказал, что он не может судить о выгоде или невыгоде того, что угодно было государю.
Поговорив несколько времени в общем кругу, Сперанский встал и, подойдя к князю Андрею, отозвал его с собой на другой конец комнаты. Видно было, что он считал нужным заняться Болконским.
– Я не успел поговорить с вами, князь, среди того одушевленного разговора, в который был вовлечен этим почтенным старцем, – сказал он, кротко презрительно улыбаясь и этой улыбкой как бы признавая, что он вместе с князем Андреем понимает ничтожность тех людей, с которыми он только что говорил. Это обращение польстило князю Андрею. – Я вас знаю давно: во первых, по делу вашему о ваших крестьянах, это наш первый пример, которому так желательно бы было больше последователей; а во вторых, потому что вы один из тех камергеров, которые не сочли себя обиженными новым указом о придворных чинах, вызывающим такие толки и пересуды.
– Да, – сказал князь Андрей, – отец не хотел, чтобы я пользовался этим правом; я начал службу с нижних чинов.
– Ваш батюшка, человек старого века, очевидно стоит выше наших современников, которые так осуждают эту меру, восстановляющую только естественную справедливость.
– Я думаю однако, что есть основание и в этих осуждениях… – сказал князь Андрей, стараясь бороться с влиянием Сперанского, которое он начинал чувствовать. Ему неприятно было во всем соглашаться с ним: он хотел противоречить. Князь Андрей, обыкновенно говоривший легко и хорошо, чувствовал теперь затруднение выражаться, говоря с Сперанским. Его слишком занимали наблюдения над личностью знаменитого человека.
– Основание для личного честолюбия может быть, – тихо вставил свое слово Сперанский.
– Отчасти и для государства, – сказал князь Андрей.
– Как вы разумеете?… – сказал Сперанский, тихо опустив глаза.
– Я почитатель Montesquieu, – сказал князь Андрей. – И его мысль о том, что le рrincipe des monarchies est l'honneur, me parait incontestable. Certains droits еt privileges de la noblesse me paraissent etre des moyens de soutenir ce sentiment. [основа монархий есть честь, мне кажется несомненной. Некоторые права и привилегии дворянства мне кажутся средствами для поддержания этого чувства.]
Улыбка исчезла на белом лице Сперанского и физиономия его много выиграла от этого. Вероятно мысль князя Андрея показалась ему занимательною.
– Si vous envisagez la question sous ce point de vue, [Если вы так смотрите на предмет,] – начал он, с очевидным затруднением выговаривая по французски и говоря еще медленнее, чем по русски, но совершенно спокойно. Он сказал, что честь, l'honneur, не может поддерживаться преимуществами вредными для хода службы, что честь, l'honneur, есть или: отрицательное понятие неделанья предосудительных поступков, или известный источник соревнования для получения одобрения и наград, выражающих его.
Доводы его были сжаты, просты и ясны.
Институт, поддерживающий эту честь, источник соревнования, есть институт, подобный Legion d'honneur [Ордену почетного легиона] великого императора Наполеона, не вредящий, а содействующий успеху службы, а не сословное или придворное преимущество.
– Я не спорю, но нельзя отрицать, что придворное преимущество достигло той же цели, – сказал князь Андрей: – всякий придворный считает себя обязанным достойно нести свое положение.
– Но вы им не хотели воспользоваться, князь, – сказал Сперанский, улыбкой показывая, что он, неловкий для своего собеседника спор, желает прекратить любезностью. – Ежели вы мне сделаете честь пожаловать ко мне в среду, – прибавил он, – то я, переговорив с Магницким, сообщу вам то, что может вас интересовать, и кроме того буду иметь удовольствие подробнее побеседовать с вами. – Он, закрыв глаза, поклонился, и a la francaise, [на французский манер,] не прощаясь, стараясь быть незамеченным, вышел из залы.


Первое время своего пребыванья в Петербурге, князь Андрей почувствовал весь свой склад мыслей, выработавшийся в его уединенной жизни, совершенно затемненным теми мелкими заботами, которые охватили его в Петербурге.
С вечера, возвращаясь домой, он в памятной книжке записывал 4 или 5 необходимых визитов или rendez vous [свиданий] в назначенные часы. Механизм жизни, распоряжение дня такое, чтобы везде поспеть во время, отнимали большую долю самой энергии жизни. Он ничего не делал, ни о чем даже не думал и не успевал думать, а только говорил и с успехом говорил то, что он успел прежде обдумать в деревне.
Он иногда замечал с неудовольствием, что ему случалось в один и тот же день, в разных обществах, повторять одно и то же. Но он был так занят целые дни, что не успевал подумать о том, что он ничего не думал.
Сперанский, как в первое свидание с ним у Кочубея, так и потом в середу дома, где Сперанский с глазу на глаз, приняв Болконского, долго и доверчиво говорил с ним, сделал сильное впечатление на князя Андрея.
Князь Андрей такое огромное количество людей считал презренными и ничтожными существами, так ему хотелось найти в другом живой идеал того совершенства, к которому он стремился, что он легко поверил, что в Сперанском он нашел этот идеал вполне разумного и добродетельного человека. Ежели бы Сперанский был из того же общества, из которого был князь Андрей, того же воспитания и нравственных привычек, то Болконский скоро бы нашел его слабые, человеческие, не геройские стороны, но теперь этот странный для него логический склад ума тем более внушал ему уважения, что он не вполне понимал его. Кроме того, Сперанский, потому ли что он оценил способности князя Андрея, или потому что нашел нужным приобресть его себе, Сперанский кокетничал перед князем Андреем своим беспристрастным, спокойным разумом и льстил князю Андрею той тонкой лестью, соединенной с самонадеянностью, которая состоит в молчаливом признавании своего собеседника с собою вместе единственным человеком, способным понимать всю глупость всех остальных, и разумность и глубину своих мыслей.
Во время длинного их разговора в середу вечером, Сперанский не раз говорил: «У нас смотрят на всё, что выходит из общего уровня закоренелой привычки…» или с улыбкой: «Но мы хотим, чтоб и волки были сыты и овцы целы…» или: «Они этого не могут понять…» и всё с таким выраженьем, которое говорило: «Мы: вы да я, мы понимаем, что они и кто мы ».
Этот первый, длинный разговор с Сперанским только усилил в князе Андрее то чувство, с которым он в первый раз увидал Сперанского. Он видел в нем разумного, строго мыслящего, огромного ума человека, энергией и упорством достигшего власти и употребляющего ее только для блага России. Сперанский в глазах князя Андрея был именно тот человек, разумно объясняющий все явления жизни, признающий действительным только то, что разумно, и ко всему умеющий прилагать мерило разумности, которым он сам так хотел быть. Всё представлялось так просто, ясно в изложении Сперанского, что князь Андрей невольно соглашался с ним во всем. Ежели он возражал и спорил, то только потому, что хотел нарочно быть самостоятельным и не совсем подчиняться мнениям Сперанского. Всё было так, всё было хорошо, но одно смущало князя Андрея: это был холодный, зеркальный, не пропускающий к себе в душу взгляд Сперанского, и его белая, нежная рука, на которую невольно смотрел князь Андрей, как смотрят обыкновенно на руки людей, имеющих власть. Зеркальный взгляд и нежная рука эта почему то раздражали князя Андрея. Неприятно поражало князя Андрея еще слишком большое презрение к людям, которое он замечал в Сперанском, и разнообразность приемов в доказательствах, которые он приводил в подтверждение своих мнений. Он употреблял все возможные орудия мысли, исключая сравнения, и слишком смело, как казалось князю Андрею, переходил от одного к другому. То он становился на почву практического деятеля и осуждал мечтателей, то на почву сатирика и иронически подсмеивался над противниками, то становился строго логичным, то вдруг поднимался в область метафизики. (Это последнее орудие доказательств он особенно часто употреблял.) Он переносил вопрос на метафизические высоты, переходил в определения пространства, времени, мысли и, вынося оттуда опровержения, опять спускался на почву спора.