Арборе-Ралли, Замфир

Замфир Арборе (рум. Zamfir Ralli-Arbore; на русский манер Земфи́рий Константи́нович Арбо́ре-Ра́лли; 1848, Черновицы, Герцогство Буковина, Австрийская империя — 1933, Бухарест) — буковинский румынский социалист, общественный деятель и публицист. Также был известен как популяризатор науки, этнограф, географ и историк-любитель. Отец Екатерины Арборе-Ралли.

Биография

Из дворянского рода греческого происхождения, владевшего молдавским селом Долна, где сохранилась усадьба его деда, также Замфира Ралли, принимавшего у себя опального Пушкина. Его отец Константин (1811-56), по семейному преданию, был усыновлён представителем древнего боярского рода Арборе и вследствие этого изменил фамилию «Ралли» на «Арборе-Ралли»

Учился в Кишинёвской гимназии, Петербургской медико-хирургической академии и в Московском университете (непродолжительно). Был одним из руководителей студенческих выступлений в Петербурге в 1868—1869 годах, за участие в которых выслан в 1869 году в Бессарабскую губернию под надзор полиции. В том же году повторно арестован в Кишиневе, доставлен в Петербург и заключен в Петропавловскую крепость. Был привлечён к дознанию по делу С. Г. Нечаева, дал откровенные показания и был в 1870 году освобождён на поруки.

В 1871 году эмигрировал. Поселился в Швейцарии, поступил в Цюрихский университет, примкнул к группе сторонников М. А. Бакунина. Основатель и член редколлегии журналов «Работник» (1875) и «Община» (1878), в которых сотрудничал с русскими народниками Верой Фигнер и Н. А. Морозовым. В Швейцарии также сотрудничал с группой вокруг Элизе Реклю и Сент-Имьенским анархистским Интернационалом. Установил контакт с румынским марксистским кружком и отправлял в Румынию книги Маркса и анархистские комментарии к ним (Иоганн Мост).

В 1879 году поселился в Румынии, в 1886 году принял румынское подданство. В разное время работал редактором газеты, директором статистического бюро, профессором русского языка в румынской военной академии. Один из организаторов социалистического движения в Румынии. В одной из сводок охранки об Арборе-Ралли указывалось, что он всегда «обращал на себя особенное внимание явной ненавистью к русскому правительству и непрекращающейся революционной деятельностью». Был другом ряда видных деятелей румынской литературы — в 1880-х сблизился с Михаем Эминеску, а в 1890-х с Богданом Петричейку Хашдеу.

Арборе-Ралли оказывал различную помощь оказавшимся в Румынии матросам-бунтовщикам с броненосца «Потёмкин», в частности имел контакты с И. А. Лычевым. С красной гвоздикой в петлице сюртука он одним из первых взошёл на борт сдавшегося в Констанце броненосца и приветствовал восставших матросов. Арборе-Ралли помогал потёмкинцам деньгами, одеждой, подыскивал работу, принимал участие в их переселении в другие страны, старался оказывать на матросов политическое влияние, вёл обширную переписку с потёмкинцами. Эта переписка в 1920-х годах была передана родственниками Арборе-Ралли в госархивы СССР и хранится в РГАЛИ.

Приветствовал Октябрьскую революцию, стал основателем Крестьянской партии, избирался сенатором.

Сочинения

• Из семейных воспоминаний об А. С. Пушкине. // Минувшие годы, 1908, № 7.
• Михаил Александрович Бакунин. Из моих воспоминаний. // Минувшие годы, 1908, № 10.
• Dictionarul geografic al Basarabaiei. Reeditare dupa editia: Bucuresti 1904. Editura Museum Chisinau, Fundatia Culturala Romana. 2001. 235 p.
• Basarabia noastră / Nicolae Iorga. Liberarea Basarabiei / Zamfir Arbure. Lupta pentru limba românească si ideea unirii — / Leon Boga. Chisinău : Universitas, 1993. 221p.
• Codul procedurei comerciale rusesti, ed. din 1903, tom. 11, p. 2, din Col. de coduri rusesti, cu note si cu trimiteri la legiuirile din urmă, cu tablă de materii si indice, Bucuresti. «Cartea româneasca», Inst. de arte-grafice «C. Göbl», 1920. 154 p.

Источники

• Кардашев Ю. П. Восстание. Броненосец «Потемкин» и его команда. Москва, 2008. ISBN 5-7897-0193-0.

Отрывок, характеризующий Арборе-Ралли, Замфир

Чуткая княжна Марья с первого взгляда на лицо Наташи поняла все это и с горестным наслаждением плакала на ее плече.
– Пойдемте, пойдемте к нему, Мари, – проговорила Наташа, отводя ее в другую комнату.
Княжна Марья подняла лицо, отерла глаза и обратилась к Наташе. Она чувствовала, что от нее она все поймет и узнает.
– Что… – начала она вопрос, но вдруг остановилась. Она почувствовала, что словами нельзя ни спросить, ни ответить. Лицо и глаза Наташи должны были сказать все яснее и глубже.
Наташа смотрела на нее, но, казалось, была в страхе и сомнении – сказать или не сказать все то, что она знала; она как будто почувствовала, что перед этими лучистыми глазами, проникавшими в самую глубь ее сердца, нельзя не сказать всю, всю истину, какою она ее видела. Губа Наташи вдруг дрогнула, уродливые морщины образовались вокруг ее рта, и она, зарыдав, закрыла лицо руками.
Княжна Марья поняла все.
Но она все таки надеялась и спросила словами, в которые она не верила:
– Но как его рана? Вообще в каком он положении?
– Вы, вы… увидите, – только могла сказать Наташа.
Они посидели несколько времени внизу подле его комнаты, с тем чтобы перестать плакать и войти к нему с спокойными лицами.
– Как шла вся болезнь? Давно ли ему стало хуже? Когда это случилось? – спрашивала княжна Марья.
Наташа рассказывала, что первое время была опасность от горячечного состояния и от страданий, но в Троице это прошло, и доктор боялся одного – антонова огня. Но и эта опасность миновалась. Когда приехали в Ярославль, рана стала гноиться (Наташа знала все, что касалось нагноения и т. п.), и доктор говорил, что нагноение может пойти правильно. Сделалась лихорадка. Доктор говорил, что лихорадка эта не так опасна.
– Но два дня тому назад, – начала Наташа, – вдруг это сделалось… – Она удержала рыданья. – Я не знаю отчего, но вы увидите, какой он стал.
– Ослабел? похудел?.. – спрашивала княжна.
– Нет, не то, но хуже. Вы увидите. Ах, Мари, Мари, он слишком хорош, он не может, не может жить… потому что…


Когда Наташа привычным движением отворила его дверь, пропуская вперед себя княжну, княжна Марья чувствовала уже в горле своем готовые рыданья. Сколько она ни готовилась, ни старалась успокоиться, она знала, что не в силах будет без слез увидать его.
Княжна Марья понимала то, что разумела Наташа словами: сним случилось это два дня тому назад. Она понимала, что это означало то, что он вдруг смягчился, и что смягчение, умиление эти были признаками смерти. Она, подходя к двери, уже видела в воображении своем то лицо Андрюши, которое она знала с детства, нежное, кроткое, умиленное, которое так редко бывало у него и потому так сильно всегда на нее действовало. Она знала, что он скажет ей тихие, нежные слова, как те, которые сказал ей отец перед смертью, и что она не вынесет этого и разрыдается над ним. Но, рано ли, поздно ли, это должно было быть, и она вошла в комнату. Рыдания все ближе и ближе подступали ей к горлу, в то время как она своими близорукими глазами яснее и яснее различала его форму и отыскивала его черты, и вот она увидала его лицо и встретилась с ним взглядом.
Он лежал на диване, обложенный подушками, в меховом беличьем халате. Он был худ и бледен. Одна худая, прозрачно белая рука его держала платок, другою он, тихими движениями пальцев, трогал тонкие отросшие усы. Глаза его смотрели на входивших.
Увидав его лицо и встретившись с ним взглядом, княжна Марья вдруг умерила быстроту своего шага и почувствовала, что слезы вдруг пересохли и рыдания остановились. Уловив выражение его лица и взгляда, она вдруг оробела и почувствовала себя виноватой.
«Да в чем же я виновата?» – спросила она себя. «В том, что живешь и думаешь о живом, а я!..» – отвечал его холодный, строгий взгляд.
В глубоком, не из себя, но в себя смотревшем взгляде была почти враждебность, когда он медленно оглянул сестру и Наташу.
Он поцеловался с сестрой рука в руку, по их привычке.
– Здравствуй, Мари, как это ты добралась? – сказал он голосом таким же ровным и чуждым, каким был его взгляд. Ежели бы он завизжал отчаянным криком, то этот крик менее бы ужаснул княжну Марью, чем звук этого голоса.
– И Николушку привезла? – сказал он также ровно и медленно и с очевидным усилием воспоминанья.
– Как твое здоровье теперь? – говорила княжна Марья, сама удивляясь тому, что она говорила.
– Это, мой друг, у доктора спрашивать надо, – сказал он, и, видимо сделав еще усилие, чтобы быть ласковым, он сказал одним ртом (видно было, что он вовсе не думал того, что говорил): – Merci, chere amie, d'etre venue. [Спасибо, милый друг, что приехала.]
Княжна Марья пожала его руку. Он чуть заметно поморщился от пожатия ее руки. Он молчал, и она не знала, что говорить. Она поняла то, что случилось с ним за два дня. В словах, в тоне его, в особенности во взгляде этом – холодном, почти враждебном взгляде – чувствовалась страшная для живого человека отчужденность от всего мирского. Он, видимо, с трудом понимал теперь все живое; но вместе с тем чувствовалось, что он не понимал живого не потому, чтобы он был лишен силы понимания, но потому, что он понимал что то другое, такое, чего не понимали и не могли понять живые и что поглощало его всего.