Арманьяки (партия)

Арманьяки (фр. Armagnacs) — политическая и военная партия, сложившаяся во Франции во время Столетней войны и противостоящая партии «бургундцев». Война между этими двумя группировками получила название «Война арманьяков и бургиньонов». Она сформировалась вокруг Карла, герцога Орлеанского, после того, как отец Карла, герцог Людовик Орлеанский, был убит в 1407 году по приказу герцога бургундского.

Партия сначала называлась «орлеанской», затем стала называться по имени Бернарда VII, графа Арманьяка, который был покровителем юного Карла Орлеанского и выдал за него свою дочь Бонну. В 1408 году к Бернару присоединился герцог бретонский, а в 1410 — герцог де Бурбон и его сын, граф де Клермон. Так сформировалась партия, главой которой стал Бернар. Эмблемой партии стал белый шарф через плечо или белая повязка на руке. (В «Дневнике парижского горожанина» упоминаются «Мерзкие арманьяки, носящие перевязь»), в то время как эмблемой их противников была алая крестообразная перевязь или алый крест Св. Андрея. Раскол коснулся даже королевской семьи: Изабелла Баварская поддерживала бургундцев, а дофин Карл — арманьяков.

В 1412 и начале 1413 года арманьяки разоряли окрестности Парижа и фактически держали город в осаде.

…до Рождества, когда перемирие должно было кончиться, арманьяки вокруг Парижа совершили столько зла, что ни римские тираны, ни лесные разбойники, ни убийцы, не причиняли христианам таких страданий, и не могли с ними сравниться, они истязали всякого, кто попадал к ним в руки, и доходили до того, что продавали женщин и детей, если на них находился покупатель: и никто им не противостоял, потому что регент Франции, герцог Бедфордский не видел причины вмешиваться…

В 1413 году арманьяки захватывают Париж и удерживают столицу до 1419 года. Вторжение англичан на какое-то время примирило их с бургундской партией и в 1415 году при Азенкуре они сражались вместе: от арманьяков в бою участвовали Орлеанские и Бурбоны. В этом сражении попали в плен «арманьяки» Карл Орлеанский и герцог Бурбонский. 29 мая 1418 года бургундская армия во главе с графом Де л’Иль Адам взяла Париж и во время резни Бернард был убит. Арманьяки перестали быть «партией власти», их начали преследовать и конфисковывать имущество. Эти конфискации стали едва ли не единственным источником дохода для государственной казны. Но уже через пару месяцев после парижской резни английская армия двинулась на Париж. В критическом положении бургундцы решили договориться с арманьяками, но эта попытка привела к обратному результату: 10 сентября 1419 года, во время переговоров на мосту в Монтеро арманьяки убили Жана Бесстрашного. Это убийство дискредитировало арманьяков и дофина Карла, а бургундцы открыто перешли на сторону английского короля, что привело к договору в Труа.

После гибели Бернара формальным главой партии стал Карл Орлеанский, который все ещё находился в плену в Англии, однако реальная власть постепенно сосредотачивалась в руках дофина Карла. После договора в Труа партию арманьяков все чаще стали отождествлять с «партией дофина». Горожане Парижа ненавидели арманьяков, однако многое изменило появление Жаны Д’Арк, которая фактически стала одной из арманьяков: парижане называли её «арманьякской девой», а англичане — «арманьякской шлюхой». Вместе с тем, успехи Жанны постепенно изменяли отношение к партии арманьяков.

Арраский мир 1435 года окончательно примирил бургундцев и арманьяков и, одновременно, арманьяков и парижан, у которых не оставалось никакого другого выхода, кроме как признать власть Карла VII и его сторонников.

На политический раскол общества наложился ещё и религиозный раскол, так называемый «Великий западный раскол». Это был конфликт между римскими папами и авиньонскими папами, в котором Англия и партия бургундцев поддержали римских пап, а Франция, страны Пиренейского полуострова и партия Арманьяков поддержали авиньонских пап.

В литературе

• В 2000 году был опубликован роман российского писателя Луи Бриньона (Людвига Агаджанова) «Д’Арманьяки».

См. также

• Война арманьяков и бургиньонов

Отрывок, характеризующий Арманьяки (партия)

Через полчаса Кутузов уехал в Татаринову, и Бенигсен со свитой, в числе которой был и Пьер, поехал по линии.


Бенигсен от Горок спустился по большой дороге к мосту, на который Пьеру указывал офицер с кургана как на центр позиции и у которого на берегу лежали ряды скошенной, пахнувшей сеном травы. Через мост они проехали в село Бородино, оттуда повернули влево и мимо огромного количества войск и пушек выехали к высокому кургану, на котором копали землю ополченцы. Это был редут, еще не имевший названия, потом получивший название редута Раевского, или курганной батареи.
Пьер не обратил особенного внимания на этот редут. Он не знал, что это место будет для него памятнее всех мест Бородинского поля. Потом они поехали через овраг к Семеновскому, в котором солдаты растаскивали последние бревна изб и овинов. Потом под гору и на гору они проехали вперед через поломанную, выбитую, как градом, рожь, по вновь проложенной артиллерией по колчам пашни дороге на флеши [род укрепления. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ], тоже тогда еще копаемые.
Бенигсен остановился на флешах и стал смотреть вперед на (бывший еще вчера нашим) Шевардинский редут, на котором виднелось несколько всадников. Офицеры говорили, что там был Наполеон или Мюрат. И все жадно смотрели на эту кучку всадников. Пьер тоже смотрел туда, стараясь угадать, который из этих чуть видневшихся людей был Наполеон. Наконец всадники съехали с кургана и скрылись.
Бенигсен обратился к подошедшему к нему генералу и стал пояснять все положение наших войск. Пьер слушал слова Бенигсена, напрягая все свои умственные силы к тому, чтоб понять сущность предстоящего сражения, но с огорчением чувствовал, что умственные способности его для этого были недостаточны. Он ничего не понимал. Бенигсен перестал говорить, и заметив фигуру прислушивавшегося Пьера, сказал вдруг, обращаясь к нему:
– Вам, я думаю, неинтересно?
– Ах, напротив, очень интересно, – повторил Пьер не совсем правдиво.
С флеш они поехали еще левее дорогою, вьющеюся по частому, невысокому березовому лесу. В середине этого
леса выскочил перед ними на дорогу коричневый с белыми ногами заяц и, испуганный топотом большого количества лошадей, так растерялся, что долго прыгал по дороге впереди их, возбуждая общее внимание и смех, и, только когда в несколько голосов крикнули на него, бросился в сторону и скрылся в чаще. Проехав версты две по лесу, они выехали на поляну, на которой стояли войска корпуса Тучкова, долженствовавшего защищать левый фланг.
Здесь, на крайнем левом фланге, Бенигсен много и горячо говорил и сделал, как казалось Пьеру, важное в военном отношении распоряжение. Впереди расположения войск Тучкова находилось возвышение. Это возвышение не было занято войсками. Бенигсен громко критиковал эту ошибку, говоря, что было безумно оставить незанятою командующую местностью высоту и поставить войска под нею. Некоторые генералы выражали то же мнение. Один в особенности с воинской горячностью говорил о том, что их поставили тут на убой. Бенигсен приказал своим именем передвинуть войска на высоту.
Распоряжение это на левом фланге еще более заставило Пьера усумниться в его способности понять военное дело. Слушая Бенигсена и генералов, осуждавших положение войск под горою, Пьер вполне понимал их и разделял их мнение; но именно вследствие этого он не мог понять, каким образом мог тот, кто поставил их тут под горою, сделать такую очевидную и грубую ошибку.
Пьер не знал того, что войска эти были поставлены не для защиты позиции, как думал Бенигсен, а были поставлены в скрытое место для засады, то есть для того, чтобы быть незамеченными и вдруг ударить на подвигавшегося неприятеля. Бенигсен не знал этого и передвинул войска вперед по особенным соображениям, не сказав об этом главнокомандующему.


Князь Андрей в этот ясный августовский вечер 25 го числа лежал, облокотившись на руку, в разломанном сарае деревни Князькова, на краю расположения своего полка. В отверстие сломанной стены он смотрел на шедшую вдоль по забору полосу тридцатилетних берез с обрубленными нижними сучьями, на пашню с разбитыми на ней копнами овса и на кустарник, по которому виднелись дымы костров – солдатских кухонь.
Как ни тесна и никому не нужна и ни тяжка теперь казалась князю Андрею его жизнь, он так же, как и семь лет тому назад в Аустерлице накануне сражения, чувствовал себя взволнованным и раздраженным.