Армения (сатрапия)

Сатрапия Армения (арм. Սատրապական Հայաստան) — одна из сатрапий в составе державы Ахеменидов. Геродот упоминает Армению (греч. Ἀρμενίων) в качестве XIII округа Персидского царства. Во главе Армении в этот период стояла династия Ервандидов. Персидское владычество в Армении длилось более двух столетий (550—330 годы до н. э.).

Первое упоминание топонима

Впервые Армении под своим именем упоминается в Бехистунской надписи 520 года до н. э. Автор надписи, Дарий I, называет Армению именем Армина ( ). Прежде на этой территории располагалось государство Урарту, которое было завоевано Мидией.

Армения в трудах античных авторов

Согласно Ксенофонту Армения лежала к северу от земли кардухов и к северу от реки Кентрит. Это была южная граница Армении. Северо-западную её границу, согласно Геродоту, образовывали берега Понта Евксинского. При этом в состав Армении не входили земли саспиров (XVIII округ, Грузия) и мосcинойков (XIX округ, Лазика, северо-восточная Турция). Греческие наёмники Ксенофонта, форсировав реку Телебой, оказались в Западной Армении, где правил уже не сатрап Оронт, а Тирибаз — «друг царя» и командир отряда всадников. Служили Тирибазу здесь уже халибы, хотя верховья Евфрата также считались армянскими территориями.

Местные жители жили в деревнях, выращивали ячмень и виноград, из которого делали вино и изюм, а мужчины были вооружены луком и боевыми топориками. Армения славилась своими лошадьми, которых выращивали для персидского войска. Ксенофонт сообщает, что древние армяне поклонялись Солнцу.

Отрывок, характеризующий Армения (сатрапия)

– Очень рад вас видеть, князь, – сказал он. – Минутку… обратился он к Магницкому, прерывая его рассказ. – У нас нынче уговор: обед удовольствия, и ни слова про дела. – И он опять обратился к рассказчику, и опять засмеялся.
Князь Андрей с удивлением и грустью разочарования слушал его смех и смотрел на смеющегося Сперанского. Это был не Сперанский, а другой человек, казалось князю Андрею. Всё, что прежде таинственно и привлекательно представлялось князю Андрею в Сперанском, вдруг стало ему ясно и непривлекательно.
За столом разговор ни на мгновение не умолкал и состоял как будто бы из собрания смешных анекдотов. Еще Магницкий не успел докончить своего рассказа, как уж кто то другой заявил свою готовность рассказать что то, что было еще смешнее. Анекдоты большею частью касались ежели не самого служебного мира, то лиц служебных. Казалось, что в этом обществе так окончательно было решено ничтожество этих лиц, что единственное отношение к ним могло быть только добродушно комическое. Сперанский рассказал, как на совете сегодняшнего утра на вопрос у глухого сановника о его мнении, сановник этот отвечал, что он того же мнения. Жерве рассказал целое дело о ревизии, замечательное по бессмыслице всех действующих лиц. Столыпин заикаясь вмешался в разговор и с горячностью начал говорить о злоупотреблениях прежнего порядка вещей, угрожая придать разговору серьезный характер. Магницкий стал трунить над горячностью Столыпина, Жерве вставил шутку и разговор принял опять прежнее, веселое направление.
Очевидно, Сперанский после трудов любил отдохнуть и повеселиться в приятельском кружке, и все его гости, понимая его желание, старались веселить его и сами веселиться. Но веселье это казалось князю Андрею тяжелым и невеселым. Тонкий звук голоса Сперанского неприятно поражал его, и неумолкавший смех своей фальшивой нотой почему то оскорблял чувство князя Андрея. Князь Андрей не смеялся и боялся, что он будет тяжел для этого общества. Но никто не замечал его несоответственности общему настроению. Всем было, казалось, очень весело.