Артюшков, Алексей Владимирович

Алексе́й Влади́мирович Артюшко́в (1874—1942) — российский переводчик с греческого и латинского, стиховед, историк литературы, педагог.

Биография и научная деятельность

В 1900 году окончил Историко-филологический факультет Московского университета. В 1904—1918 годах преподавал словесность в различных гимназиях Москвы, в том числе Алфёровской гимназии, после революции продолжил работу в советских школах. Помимо этого в 1923—1929 годах был преподавателем поэтики и стиховедения Высших государственных литературных курсов Московского управления профтехобразования.

Кроме того, активно занимался библиотечным делом: в 1920—1929 году работал библиотекарем в Государственном историческом музее, в 1926 году окончил Высшие библиотечные курсы, а с 1929 года стал научным сотрудником 1-го разряда Института библиотековедения, входившего в состав Публичной библиотеки СССР. Был составителем и редактором нескольких библиотечных справочников и каталогов.

В области стиховедения занимался фоникой (звуковой организацией) русского стиха, был одним из первых исследователей, связавших изучение стиха с лингвистикой.

Переводы

В 1912 году выпустил книгу переводов античной драматургии «Котурн и маски», куда вошли произведения Еврипида, Плавта и Теренция. В дальнейшем перевёл практически все сохранившиеся произведения последних двух авторов (все шесть комедий Теренция были выпущены в 1934 году единым изданием, позднее неоднократно переиздавались). Также переводил многих других античных авторов (Анакреона, Авсония, Горация, Клавдиана, Тибулла, Ювенала, Овидия, Федра). В советское время публиковался в различных изданиях «Хрестоматии по истории античной литературы», составленных Н. Ф. Дератани.

В экспериментах, связанных с развитием русского ямбического триметра, выступал как последователь Н. А. Холодковского и антагонист Вяч. Иванова, при этом тип триметра Артюшкова оказался более удачным (поскольку «сверх первичного ритма он имел и вторичный и потому был легче — волнообразная смена сильных и слабых стоп придавала стиху единство и облегчала его восприятие») и быстро завоевал признание среди переводчиков античной поэзии.

Основные труды

До революции издал книги:

• «Учебная книга по истории русской литературы. Древняя письменность. Литература XI—XIV веков. Курс V класса мужской и VI класса женской гимназий». М. 1910;
• «Котурн и маски»: Еврипид. «Ион»; «Киклоп»; Плавт «Домовой»; Теренций «Евнух» М, Саблин. 1912.

Также автор работ по стиховедению, книги:

• «Звук и стих». Пг., 1923;
• «Стиховедение. Качественная фоника русского стиха», М., 1927;
• «Основы стиховедения», М., Никитинские субботники, 1929.

Ссылки

• [www.vekperevoda.com/1855/artyushkov.htm Артюшков, Алексей Владимирович] на сайте «Век перевода»

Отрывок, характеризующий Артюшков, Алексей Владимирович

– Все равно я не буду спать. Что за глупости спать? Maмаша, мамаша, такого со мной никогда не бывало! – говорила она с удивлением и испугом перед тем чувством, которое она сознавала в себе. – И могли ли мы думать!…
Наташе казалось, что еще когда она в первый раз увидала князя Андрея в Отрадном, она влюбилась в него. Ее как будто пугало это странное, неожиданное счастье, что тот, кого она выбрала еще тогда (она твердо была уверена в этом), что тот самый теперь опять встретился ей, и, как кажется, неравнодушен к ней. «И надо было ему нарочно теперь, когда мы здесь, приехать в Петербург. И надо было нам встретиться на этом бале. Всё это судьба. Ясно, что это судьба, что всё это велось к этому. Еще тогда, как только я увидала его, я почувствовала что то особенное».
– Что ж он тебе еще говорил? Какие стихи то эти? Прочти… – задумчиво сказала мать, спрашивая про стихи, которые князь Андрей написал в альбом Наташе.
– Мама, это не стыдно, что он вдовец?
– Полно, Наташа. Молись Богу. Les Marieiages se font dans les cieux. [Браки заключаются в небесах.]
– Голубушка, мамаша, как я вас люблю, как мне хорошо! – крикнула Наташа, плача слезами счастья и волнения и обнимая мать.
В это же самое время князь Андрей сидел у Пьера и говорил ему о своей любви к Наташе и о твердо взятом намерении жениться на ней.

В этот день у графини Елены Васильевны был раут, был французский посланник, был принц, сделавшийся с недавнего времени частым посетителем дома графини, и много блестящих дам и мужчин. Пьер был внизу, прошелся по залам, и поразил всех гостей своим сосредоточенно рассеянным и мрачным видом.
Пьер со времени бала чувствовал в себе приближение припадков ипохондрии и с отчаянным усилием старался бороться против них. Со времени сближения принца с его женою, Пьер неожиданно был пожалован в камергеры, и с этого времени он стал чувствовать тяжесть и стыд в большом обществе, и чаще ему стали приходить прежние мрачные мысли о тщете всего человеческого. В это же время замеченное им чувство между покровительствуемой им Наташей и князем Андреем, своей противуположностью между его положением и положением его друга, еще усиливало это мрачное настроение. Он одинаково старался избегать мыслей о своей жене и о Наташе и князе Андрее. Опять всё ему казалось ничтожно в сравнении с вечностью, опять представлялся вопрос: «к чему?». И он дни и ночи заставлял себя трудиться над масонскими работами, надеясь отогнать приближение злого духа. Пьер в 12 м часу, выйдя из покоев графини, сидел у себя наверху в накуренной, низкой комнате, в затасканном халате перед столом и переписывал подлинные шотландские акты, когда кто то вошел к нему в комнату. Это был князь Андрей.
– А, это вы, – сказал Пьер с рассеянным и недовольным видом. – А я вот работаю, – сказал он, указывая на тетрадь с тем видом спасения от невзгод жизни, с которым смотрят несчастливые люди на свою работу.
Князь Андрей с сияющим, восторженным и обновленным к жизни лицом остановился перед Пьером и, не замечая его печального лица, с эгоизмом счастия улыбнулся ему.
– Ну, душа моя, – сказал он, – я вчера хотел сказать тебе и нынче за этим приехал к тебе. Никогда не испытывал ничего подобного. Я влюблен, мой друг.
Пьер вдруг тяжело вздохнул и повалился своим тяжелым телом на диван, подле князя Андрея.
– В Наташу Ростову, да? – сказал он.
– Да, да, в кого же? Никогда не поверил бы, но это чувство сильнее меня. Вчера я мучился, страдал, но и мученья этого я не отдам ни за что в мире. Я не жил прежде. Теперь только я живу, но я не могу жить без нее. Но может ли она любить меня?… Я стар для нее… Что ты не говоришь?…
– Я? Я? Что я говорил вам, – вдруг сказал Пьер, вставая и начиная ходить по комнате. – Я всегда это думал… Эта девушка такое сокровище, такое… Это редкая девушка… Милый друг, я вас прошу, вы не умствуйте, не сомневайтесь, женитесь, женитесь и женитесь… И я уверен, что счастливее вас не будет человека.
– Но она!
– Она любит вас.
– Не говори вздору… – сказал князь Андрей, улыбаясь и глядя в глаза Пьеру.
– Любит, я знаю, – сердито закричал Пьер.
– Нет, слушай, – сказал князь Андрей, останавливая его за руку. – Ты знаешь ли, в каком я положении? Мне нужно сказать все кому нибудь.
– Ну, ну, говорите, я очень рад, – говорил Пьер, и действительно лицо его изменилось, морщина разгладилась, и он радостно слушал князя Андрея. Князь Андрей казался и был совсем другим, новым человеком. Где была его тоска, его презрение к жизни, его разочарованность? Пьер был единственный человек, перед которым он решался высказаться; но зато он ему высказывал всё, что у него было на душе. То он легко и смело делал планы на продолжительное будущее, говорил о том, как он не может пожертвовать своим счастьем для каприза своего отца, как он заставит отца согласиться на этот брак и полюбить ее или обойдется без его согласия, то он удивлялся, как на что то странное, чуждое, от него независящее, на то чувство, которое владело им.