Аспремон-Линден, Фердинанд Гобер д'

Фердинанд Гобер д'Аспремон-Линден
фр. Ferdinand Gobert d'Aspremont Lynden
Дата рождения	ок. 1645
Место рождения	замок Рекхейм (Лимбург)
Дата смерти	1 февраля 1708(1708-02-01)
Место смерти	замок Рекхейм (Лимбург)
Принадлежность	Священная Римская империя Священная Римская империя
Звание	генерал-фельдмаршал
Сражения/войны	Венская битва (1683) Осада Буды (1686) Осада Белграда (1690)

Фердинанд Гобер д’Аспремон-Линден (фр. Ferdinand Gobert d'Aspremont Lynden; ок. 1645, замок Рекхейм, Лимбург — 1 февраля 1708, там же) — граф д’Аспремон-Линден и фон Рекхейм, военачальник Священной Римской империи.

Правнук Германа де Линдена. Сын Фердинанда, графа д’Аспремон-Линден (1611—1665) и Элизабеты фон Фюрстенберг-Хейлигенберг (1621—1662).

Поступил на баварскую службу, где командовал кирасирским полком. В 1683 участвовал в обороне Вены. В 1686, в чине фельдмаршал-лейтенанта, в составе корпуса Макса Эммануэля Баварского принимал участие в осаде Буды. Был тяжело ранен во время одного из штурмов. В 1687 был назначен комендантом Эсека, отвоеванного у османов. В 1689—1690 командовал войсками в Белграде и руководил обороной города против войск великого визиря Мустафы Кёпрюлю. Понеся большие потери, вместе с герцогом де Круа принял решение эвакуировать остатки гарнизона через Дунай (8 октября 1690). По возвращении в Вену был взят под условный арест до выяснения обстоятельств падения Белграда.

В 1691 похитил содержавшуюся под стражей принцессу Юлию Барбару Ракоци, сестру князя Ференца II Ракоци, и наследницу крупных земельных владений, и обвенчался с ней, к большому неудовольствию императора.

В 1697 получил чин полного генерала, затем был произведен в генерал-фельдмаршалы.

Семья

1-я жена (1679): Шарлотта (1643—1686), дочь князя Георга Людвига Нассау-Дилленбургского и Анны Августы фон Брауншвейг-Вольфенбюттель.

2-я жена (1691): Юлия Барбара (1669—1717), дочь князя Трансильвании Ференца I Ракоци и Илоны Зриньи.

От первого брака была дочь Шарлотта Мария Гобертина, монахиня в Мюнстербильзене; от второго брака несколько детей, в том числе:

• Шарль Гобер, граф д’Аспремон-Линден и фон Рекхейм (1703—1749).

Племянником Фердинанда Гобера был Фердинанд Шарль Гобер, граф д’Аспремон-Линден (1689—1772), имперский генерал-фельдмаршал.

Литература

• Аспремон-Линден // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• [fr.wikisource.org/wiki/Biographie_nationale_de_Belgique/Tome_1/ASPREMONT-LYNDEN,_Ferdinand-Gobert,_comte_D%E2%80%99 Biographie nationale de Belgique/Tome 1/ASPREMONT-LYNDEN, Ferdinand-Gobert, comte D’]
• Goethals F. V. [gallica.bnf.fr/ark:/12148/bpt6k5516266s/f100.image Dictionnaire généalogique et héraldique des familles nobles du royaume de Belgique]. T. I — Brüssel: Polack-Duvivier, 1849, p. 100
• Vehse E. Memoirs of the court of Austria // Secret memoirs of the courts of Europe from the 16th to the 19th century. V. 11—12. — Philadelphia: G. Barrie, 1900, p. 157—158 [archive.org/stream/memoirsofcourtof02vehs#page/156/mode/2up Archive.org]

Отрывок, характеризующий Аспремон-Линден, Фердинанд Гобер д'

леса выскочил перед ними на дорогу коричневый с белыми ногами заяц и, испуганный топотом большого количества лошадей, так растерялся, что долго прыгал по дороге впереди их, возбуждая общее внимание и смех, и, только когда в несколько голосов крикнули на него, бросился в сторону и скрылся в чаще. Проехав версты две по лесу, они выехали на поляну, на которой стояли войска корпуса Тучкова, долженствовавшего защищать левый фланг.
Здесь, на крайнем левом фланге, Бенигсен много и горячо говорил и сделал, как казалось Пьеру, важное в военном отношении распоряжение. Впереди расположения войск Тучкова находилось возвышение. Это возвышение не было занято войсками. Бенигсен громко критиковал эту ошибку, говоря, что было безумно оставить незанятою командующую местностью высоту и поставить войска под нею. Некоторые генералы выражали то же мнение. Один в особенности с воинской горячностью говорил о том, что их поставили тут на убой. Бенигсен приказал своим именем передвинуть войска на высоту.
Распоряжение это на левом фланге еще более заставило Пьера усумниться в его способности понять военное дело. Слушая Бенигсена и генералов, осуждавших положение войск под горою, Пьер вполне понимал их и разделял их мнение; но именно вследствие этого он не мог понять, каким образом мог тот, кто поставил их тут под горою, сделать такую очевидную и грубую ошибку.
Пьер не знал того, что войска эти были поставлены не для защиты позиции, как думал Бенигсен, а были поставлены в скрытое место для засады, то есть для того, чтобы быть незамеченными и вдруг ударить на подвигавшегося неприятеля. Бенигсен не знал этого и передвинул войска вперед по особенным соображениям, не сказав об этом главнокомандующему.


Князь Андрей в этот ясный августовский вечер 25 го числа лежал, облокотившись на руку, в разломанном сарае деревни Князькова, на краю расположения своего полка. В отверстие сломанной стены он смотрел на шедшую вдоль по забору полосу тридцатилетних берез с обрубленными нижними сучьями, на пашню с разбитыми на ней копнами овса и на кустарник, по которому виднелись дымы костров – солдатских кухонь.
Как ни тесна и никому не нужна и ни тяжка теперь казалась князю Андрею его жизнь, он так же, как и семь лет тому назад в Аустерлице накануне сражения, чувствовал себя взволнованным и раздраженным.
Приказания на завтрашнее сражение были отданы и получены им. Делать ему было больше нечего. Но мысли самые простые, ясные и потому страшные мысли не оставляли его в покое. Он знал, что завтрашнее сражение должно было быть самое страшное изо всех тех, в которых он участвовал, и возможность смерти в первый раз в его жизни, без всякого отношения к житейскому, без соображений о том, как она подействует на других, а только по отношению к нему самому, к его душе, с живостью, почти с достоверностью, просто и ужасно, представилась ему. И с высоты этого представления все, что прежде мучило и занимало его, вдруг осветилось холодным белым светом, без теней, без перспективы, без различия очертаний. Вся жизнь представилась ему волшебным фонарем, в который он долго смотрел сквозь стекло и при искусственном освещении. Теперь он увидал вдруг, без стекла, при ярком дневном свете, эти дурно намалеванные картины. «Да, да, вот они те волновавшие и восхищавшие и мучившие меня ложные образы, – говорил он себе, перебирая в своем воображении главные картины своего волшебного фонаря жизни, глядя теперь на них при этом холодном белом свете дня – ясной мысли о смерти. – Вот они, эти грубо намалеванные фигуры, которые представлялись чем то прекрасным и таинственным. Слава, общественное благо, любовь к женщине, самое отечество – как велики казались мне эти картины, какого глубокого смысла казались они исполненными! И все это так просто, бледно и грубо при холодном белом свете того утра, которое, я чувствую, поднимается для меня». Три главные горя его жизни в особенности останавливали его внимание. Его любовь к женщине, смерть его отца и французское нашествие, захватившее половину России. «Любовь!.. Эта девочка, мне казавшаяся преисполненною таинственных сил. Как же я любил ее! я делал поэтические планы о любви, о счастии с нею. О милый мальчик! – с злостью вслух проговорил он. – Как же! я верил в какую то идеальную любовь, которая должна была мне сохранить ее верность за целый год моего отсутствия! Как нежный голубок басни, она должна была зачахнуть в разлуке со мной. А все это гораздо проще… Все это ужасно просто, гадко!