Барышников, Семён Нилович

Семён Нилович Барышников
Дата смерти	1 октября 1933(1933-10-01)
Место смерти	Сан-Франциско, США
Сражения/войны	Гражданская война в России
Награды и премии

Семён Ни́лович Бары́шников (Российская империя — 1 октября 1933, США, Сан-Франциско) — русский военачальник, генерал-майор. Участник Белого движения на Востоке России.

Участник Великого Сибирского Ледяного похода.

Эмигрант.

Биография

К 1 января 1909 года подпоручик 111-го пехотного Донского полка. 22 апреля 1913 года — штабс-капитан. К 1914 году окончил Николаевскую Академию Генерального штаба. 22 апреля 1914 — капитан. С 14 июля 1916 адъютант штаба 1-го Сибирского армейского корпуса.

Гражданская война и Белое движение

Служил в войсках генерала Каппеля. В апреле 1919 года — начальник штаба 1-го Волжского корпуса. Подполковник. За отличие в делах против неприятеля был приказом по Генеральному штабу от 20 апреля 1919 года произведен в полковники. С 1 октября 1919 года служил начальником штаба Волжской группы войск.

Во время Великого Сибирского Ледяного похода временно исполнял должность командующего 3-й армией — 25 и 26 января 1920 года. В 1920 году был произведен в генерал-майоры, служил начальником штаба 3-го корпуса, генералом для поручений при командующем Дальневосточной армией.

Ссылки

[www.grwar.ru/persons/persons.html?id=3537 Семён Нилович Барышников на сайте «Русская армия в Великой войне».]

Источники

Волков Е. В., Егоров Н. Д., Купцов И. В. Белые генералы Восточного фронта Гражданской войны: Биографический справочник. — М.: Русский путь, 2003. — 240 с. — ISBN 5-85887-169-0

Отрывок, характеризующий Барышников, Семён Нилович

Залы были полны. В первой были дворяне в мундирах, во второй купцы с медалями, в бородах и синих кафтанах. По зале Дворянского собрания шел гул и движение. У одного большого стола, под портретом государя, сидели на стульях с высокими спинками важнейшие вельможи; но большинство дворян ходило по зале.
Все дворяне, те самые, которых каждый день видал Пьер то в клубе, то в их домах, – все были в мундирах, кто в екатерининских, кто в павловских, кто в новых александровских, кто в общем дворянском, и этот общий характер мундира придавал что то странное и фантастическое этим старым и молодым, самым разнообразным и знакомым лицам. Особенно поразительны были старики, подслеповатые, беззубые, плешивые, оплывшие желтым жиром или сморщенные, худые. Они большей частью сидели на местах и молчали, и ежели ходили и говорили, то пристроивались к кому нибудь помоложе. Так же как на лицах толпы, которую на площади видел Петя, на всех этих лицах была поразительна черта противоположности: общего ожидания чего то торжественного и обыкновенного, вчерашнего – бостонной партии, Петрушки повара, здоровья Зинаиды Дмитриевны и т. п.
Пьер, с раннего утра стянутый в неловком, сделавшемся ему узким дворянском мундире, был в залах. Он был в волнении: необыкновенное собрание не только дворянства, но и купечества – сословий, etats generaux – вызвало в нем целый ряд давно оставленных, но глубоко врезавшихся в его душе мыслей о Contrat social [Общественный договор] и французской революции. Замеченные им в воззвании слова, что государь прибудет в столицу для совещания с своим народом, утверждали его в этом взгляде. И он, полагая, что в этом смысле приближается что то важное, то, чего он ждал давно, ходил, присматривался, прислушивался к говору, но нигде не находил выражения тех мыслей, которые занимали его.
Был прочтен манифест государя, вызвавший восторг, и потом все разбрелись, разговаривая. Кроме обычных интересов, Пьер слышал толки о том, где стоять предводителям в то время, как войдет государь, когда дать бал государю, разделиться ли по уездам или всей губернией… и т. д.; но как скоро дело касалось войны и того, для чего было собрано дворянство, толки были нерешительны и неопределенны. Все больше желали слушать, чем говорить.
Один мужчина средних лет, мужественный, красивый, в отставном морском мундире, говорил в одной из зал, и около него столпились. Пьер подошел к образовавшемуся кружку около говоруна и стал прислушиваться. Граф Илья Андреич в своем екатерининском, воеводском кафтане, ходивший с приятной улыбкой между толпой, со всеми знакомый, подошел тоже к этой группе и стал слушать с своей доброй улыбкой, как он всегда слушал, в знак согласия с говорившим одобрительно кивая головой. Отставной моряк говорил очень смело; это видно было по выражению лиц, его слушавших, и по тому, что известные Пьеру за самых покорных и тихих людей неодобрительно отходили от него или противоречили. Пьер протолкался в середину кружка, прислушался и убедился, что говоривший действительно был либерал, но совсем в другом смысле, чем думал Пьер. Моряк говорил тем особенно звучным, певучим, дворянским баритоном, с приятным грассированием и сокращением согласных, тем голосом, которым покрикивают: «Чеаек, трубку!», и тому подобное. Он говорил с привычкой разгула и власти в голосе.