Басов, Михаил Яковлевич

Михаил Яковлевич Басов
Место рождения:	с. Логиново, Тверская губерния, Российская империя
Место смерти:	Ленинград, РСФСР, СССР
Научная сфера:	психология
Место работы:	Ленинградский государственный педагогический институт им. А. И. Герцена
Учёное звание:	профессор
Альма-матер:	Санкт-Петербургский психоневрологический институт
Научный руководитель:	А. Ф. Лазурский
Известные ученики:	В. С. Мерлин

Михаи́л Я́ковлевич Ба́сов (3 [15] ноября 1892, с. Логиново Тверской губернии — 6 октября 1931, Ленинград) — русский советский психолог, один из основателей отечественной психологии, педологии, педагогической психологии, психологии личности, автор и первый в советской психологии разработчик разноуровневой концепции организации поведения, психологии деятельности, психологии личности и психологической теории развития субъекта в разных видах активной (творческой) деятельности и общения (в игровой, учебной, трудовой, научно-теоретической и др.), которая развивалась позднее С. Л. Рубинштейном, В. С. Мерлиным,Е. А. Климовым и А. Н. Леонтьевым и др. Ученик А. Ф. Лазурского.

Биография

Родился (3 ноября (15 ноября) 1892 в селе Логиново Тверской губернии. С 1909 по 1915 прошел обучение в основанном в 1908 г. В. М. Бехтеревым Санкт-Петербургском Психоневрологическом институте. В институте Басов слушал лекции В. М. Бехтерева, В. А. Вагнера, Н.Лосского, С.Франка. Позднее работал в Психологической Лаборатории Института под началом и научным руководством А. Ф. Лазурского. Ранние, студенческие экспериментальные работы (1913—1914) Басова «О психическом темпе», выполненные в рамках программы исследований нервно-психической деятельности В. М. Бехтерева и динамики психической активности А. Ф. Лазурского, были опубликованы в «Вестнике психологии». На II Всероссийском съезде по экспериментальной педагогике (1914) Басов выступил вместо заболевшего А. Ф. Лазурского и по его рекомендации съезду со своим докладом «О психическом темпе».

Во время Первой мировой войны Басов на протяжении двух лет служил в регулярной армии рядовым пехоты.

Профессор педологии и психологии в Государственном институте научной педагогики (ГИНП) (1924—1931) и в Ленинградском педагогическом институте им. А. И. Герцена (1925—1931).

Скончался 6 октября 1931 года в Ленинграде. Похоронен на Казачьем кладбище Александро-Невской лавры.

Научный вклад

Специалист по педагогической психологии и один из основателей советской педологии, включавшей в себя «общую психологию» и многие другие становящиеся самостоятельными отрасли психологической и психоневрологической наук.

Создатель методики психологических наблюдений за детьми дошкольного возраста. Разработчик экспериментального изучения психических функций и целостной личности. Теоретически обосновал как одну из фундаментальных, центральных категорий генетических психологических наук термины развитие, «деятельность», по стопам А. Ф. Лазурского углубил категории и понятия Личность,активность субъекта деятельности и общения и другие, которые рассматривал как особые типы и структурированные формы. В частности, условные рефлексы видел лишь как часть объяснительных принципов многомерной душевной деятельности и сознания развивающегося человека.

Оппонировал сторонникам рефлексологии (Владимира Бехтерева, Ивана Сеченова и др.). Учитель Вольфа Соломоновича Мерлина.

Работы

• [elib.gnpbu.ru/text/behterev_voprosy-izucheniya-i-vospitaniya_4-5_1922/go,306;fs,1/ Воля как предмет функциональной психологии] (1923)
• Опыт объективного изучения детства. — Л.: 1924.
• Личность и профессия. — М.-Л.: 1926.
• [psyanimajournal.livejournal.com/1597.html Общие основы педологии].— М.-Л.: ГИЗ, 1928. — 774 с.
• Общие основы педологии. Второе переработанное и дополненное издание./ М. Я. Басов. М.;Л.: ГИЗ, 1931.-802 с.
• Избранные психологические произведения. — М.: Педагогика, 1975. — 432 с.
• Методика психологических наблюдений над детьми:1923.
• Общие основы педологии. — М.: Алетейя, 2007. — 776 с. — ISBN 978-5-903354-65-8.

Переиздания

• Общие основы педологии. — М.: Алетейя, 2007. — 776 с. — ISBN 978-5-903354-65-8.
• Воля как предмет функциональной психологии. — М.: Алетейя, 2007. — 544 с. — ISBN 978-5-903354-66-5.

Семья

• Басов, Михаил Михайлович (1977) — внук, российский режиссёр-документалист, медиахудожник.

Ссылки

• Левченко, Е. В. [psyche.ru/en/catalog/is1/element.php?ID=1279 М. Я. Басов и В. Н. Мясищев: общность судеб, близость идей]
• [www.humanities.edu.ru/db/msg/57145 Михаил Яковлевич Басов на сайте «Социально-гуманитарное и политологическое образование»]
• [bim-bad.ru/biblioteka/article_full.php?aid=9 Басов М. Я. Борьба между детьми]
• Valsiner, J. [mesharpe.metapress.com/link.asp?id=66503q36v12j4763 Mikhail Basov: An intellectual biography] / J. Valsiner, R. Van der Veer // Soviet Psychology. — 1991. — Vol. 29. — P. 6-13.</span>

Отрывок, характеризующий Басов, Михаил Яковлевич

– Я ничего не… прошу, ваше сиятельство, – тихо проговорил князь Андрей. Глаза Аракчеева обратились на него.
– Садитесь, – сказал Аракчеев, – князь Болконский?
– Я ничего не прошу, а государь император изволил переслать к вашему сиятельству поданную мною записку…
– Изволите видеть, мой любезнейший, записку я вашу читал, – перебил Аракчеев, только первые слова сказав ласково, опять не глядя ему в лицо и впадая всё более и более в ворчливо презрительный тон. – Новые законы военные предлагаете? Законов много, исполнять некому старых. Нынче все законы пишут, писать легче, чем делать.
– Я приехал по воле государя императора узнать у вашего сиятельства, какой ход вы полагаете дать поданной записке? – сказал учтиво князь Андрей.
– На записку вашу мной положена резолюция и переслана в комитет. Я не одобряю, – сказал Аракчеев, вставая и доставая с письменного стола бумагу. – Вот! – он подал князю Андрею.
На бумаге поперег ее, карандашом, без заглавных букв, без орфографии, без знаков препинания, было написано: «неосновательно составлено понеже как подражание списано с французского военного устава и от воинского артикула без нужды отступающего».
– В какой же комитет передана записка? – спросил князь Андрей.
– В комитет о воинском уставе, и мною представлено о зачислении вашего благородия в члены. Только без жалованья.
Князь Андрей улыбнулся.
– Я и не желаю.
– Без жалованья членом, – повторил Аракчеев. – Имею честь. Эй, зови! Кто еще? – крикнул он, кланяясь князю Андрею.


Ожидая уведомления о зачислении его в члены комитета, князь Андрей возобновил старые знакомства особенно с теми лицами, которые, он знал, были в силе и могли быть нужны ему. Он испытывал теперь в Петербурге чувство, подобное тому, какое он испытывал накануне сражения, когда его томило беспокойное любопытство и непреодолимо тянуло в высшие сферы, туда, где готовилось будущее, от которого зависели судьбы миллионов. Он чувствовал по озлоблению стариков, по любопытству непосвященных, по сдержанности посвященных, по торопливости, озабоченности всех, по бесчисленному количеству комитетов, комиссий, о существовании которых он вновь узнавал каждый день, что теперь, в 1809 м году, готовилось здесь, в Петербурге, какое то огромное гражданское сражение, которого главнокомандующим было неизвестное ему, таинственное и представлявшееся ему гениальным, лицо – Сперанский. И самое ему смутно известное дело преобразования, и Сперанский – главный деятель, начинали так страстно интересовать его, что дело воинского устава очень скоро стало переходить в сознании его на второстепенное место.
Князь Андрей находился в одном из самых выгодных положений для того, чтобы быть хорошо принятым во все самые разнообразные и высшие круги тогдашнего петербургского общества. Партия преобразователей радушно принимала и заманивала его, во первых потому, что он имел репутацию ума и большой начитанности, во вторых потому, что он своим отпущением крестьян на волю сделал уже себе репутацию либерала. Партия стариков недовольных, прямо как к сыну своего отца, обращалась к нему за сочувствием, осуждая преобразования. Женское общество, свет , радушно принимали его, потому что он был жених, богатый и знатный, и почти новое лицо с ореолом романической истории о его мнимой смерти и трагической кончине жены. Кроме того, общий голос о нем всех, которые знали его прежде, был тот, что он много переменился к лучшему в эти пять лет, смягчился и возмужал, что не было в нем прежнего притворства, гордости и насмешливости, и было то спокойствие, которое приобретается годами. О нем заговорили, им интересовались и все желали его видеть.
На другой день после посещения графа Аракчеева князь Андрей был вечером у графа Кочубея. Он рассказал графу свое свидание с Силой Андреичем (Кочубей так называл Аракчеева с той же неопределенной над чем то насмешкой, которую заметил князь Андрей в приемной военного министра).
– Mon cher, [Дорогой мой,] даже в этом деле вы не минуете Михаил Михайловича. C'est le grand faiseur. [Всё делается им.] Я скажу ему. Он обещался приехать вечером…
– Какое же дело Сперанскому до военных уставов? – спросил князь Андрей.
Кочубей, улыбнувшись, покачал головой, как бы удивляясь наивности Болконского.
– Мы с ним говорили про вас на днях, – продолжал Кочубей, – о ваших вольных хлебопашцах…
– Да, это вы, князь, отпустили своих мужиков? – сказал Екатерининский старик, презрительно обернувшись на Болконского.
– Маленькое именье ничего не приносило дохода, – отвечал Болконский, чтобы напрасно не раздражать старика, стараясь смягчить перед ним свой поступок.
– Vous craignez d'etre en retard, [Боитесь опоздать,] – сказал старик, глядя на Кочубея.
– Я одного не понимаю, – продолжал старик – кто будет землю пахать, коли им волю дать? Легко законы писать, а управлять трудно. Всё равно как теперь, я вас спрашиваю, граф, кто будет начальником палат, когда всем экзамены держать?
– Те, кто выдержат экзамены, я думаю, – отвечал Кочубей, закидывая ногу на ногу и оглядываясь.
– Вот у меня служит Пряничников, славный человек, золото человек, а ему 60 лет, разве он пойдет на экзамены?…
– Да, это затруднительно, понеже образование весьма мало распространено, но… – Граф Кочубей не договорил, он поднялся и, взяв за руку князя Андрея, пошел навстречу входящему высокому, лысому, белокурому человеку, лет сорока, с большим открытым лбом и необычайной, странной белизной продолговатого лица. На вошедшем был синий фрак, крест на шее и звезда на левой стороне груди. Это был Сперанский. Князь Андрей тотчас узнал его и в душе его что то дрогнуло, как это бывает в важные минуты жизни. Было ли это уважение, зависть, ожидание – он не знал. Вся фигура Сперанского имела особенный тип, по которому сейчас можно было узнать его. Ни у кого из того общества, в котором жил князь Андрей, он не видал этого спокойствия и самоуверенности неловких и тупых движений, ни у кого он не видал такого твердого и вместе мягкого взгляда полузакрытых и несколько влажных глаз, не видал такой твердости ничего незначащей улыбки, такого тонкого, ровного, тихого голоса, и, главное, такой нежной белизны лица и особенно рук, несколько широких, но необыкновенно пухлых, нежных и белых. Такую белизну и нежность лица князь Андрей видал только у солдат, долго пробывших в госпитале. Это был Сперанский, государственный секретарь, докладчик государя и спутник его в Эрфурте, где он не раз виделся и говорил с Наполеоном.
Сперанский не перебегал глазами с одного лица на другое, как это невольно делается при входе в большое общество, и не торопился говорить. Он говорил тихо, с уверенностью, что будут слушать его, и смотрел только на то лицо, с которым говорил.