Бауманн, Ханс
Ханс Бауманн (нем. Hans Baumann; 22 апреля 1914 года, Амберг — 7 ноября 1988 года, Мурнау-ам-Штаффельзее) — немецкий поэт и композитор, автор множества популярных песен нацистского периода. После войны отдалился от своего нацистского прошлого, был драматургом, детским писателем, переводчиком (в частности, таких классиков русской и советской детской литературы, как Иван Крылов, Лев Толстой, Фёдор Достоевский, Анна Ахматова, Сергей Михалков, Юрий Коваль и других).
Содержание
Биография
Сын солдата сверхсрочной службы. Окончил в 1933 году гимназию в Амберге (ныне — знаменитая гимназия имени Макса Регера). В юности был членом католического молодёжного союза, позднее перешёл в Гитлерюгенд.
Уже в 1932 году обнаружился его композиторский талант, когда он сочинил несколько песен, среди них — «Трясутся прогнившие кости» (Es zittern die morschen Knochen), которая стала одной из наиболее популярных песен нацистского режима, а с 1935 года — официальной песней Германского трудового фронта. Священник-иезуит, бывший его музыкальным наставником, помог ему опубликовать свои произведения в 1933 году[1].
В апреле 1933 года Бауманн вступил в НСДАП и с 1 мая получил членский билет № 2.662.179[2]. Он получил звание юнгфолькфюрера в Юнгфольке и референта Культурной службы Имперского управления по делам молодёжи[1]. С 1933 года — учитель в народной школе с одногодичной программой[3], с начала 1934 года — учитель народной школы в Берлине, где вёл активную публицистическую работу в Имперском управлении по делам молодёжи. В 1935 году стал сотрудником подразделения СС 11/75[2] и после этого отслужил 2 года в вермахте в Потсдаме[3]. С 1937 года — кандидат в члены СС[2]. Тогда же продолжил своё образование, однако вскоре переключился на журналистскую и активистскую деятельность в руководстве Гитлерюгенда. В 1939—1945 годах — командир роты (Kompanieführer)[1] в пропагандистском подразделении 501 на Восточном фронте. В 1941 году получил премию имени Дитриха Экарта за свои поэтические произведения в национал-социалистическом духе.
Виктор Клемперер, автор книги «Язык Третьего рейха», отмечал, что текст самой известной из песен Бауманна «Дрожат прогнившие кости» претерпел важные изменения: со временем вместо слов «Нам принадлежит Германия, а завтра — весь мир» стали петь «Нас слышит Германия, а услышит весь мир»; кроме того, была добавлена относительно «мирная» последняя строфа, где утверждалось, что немцы думают о труде, а не о войне:
| Оригинальный текст | Русский перевод |
|---|---|
|
Sie wollen das Lied nicht begreifen, |
Они не хотят понять эту песню, |
Клемперер связывал эти изменения с поражениями Германии на фронтах. Современные историки, однако, обнаружили, что «мирная» строфа впервые появилась в 1936 году, и её скорее можно связывать с тогдашними попытками Гитлера создать образ «миролюбивой Германии»[4].
В 1945 году Бауманн вернулся с фронта, содержался в лагере военнопленных в Обераммергау, где познакомился с современной американской литературой, усовершенствовал своё знание русского языка и освоил ряд профессий, например, резчика по дереву.
С 1949 года Бауманн вновь занялся писательской и переводческой деятельностью, и в 1950—1960-е годы стал популярным автором романов и других книг для юношества. В 1970—1980-е годы выпустил переработки германских саг и легенд для детей, а также собственные детские сочинения. Наряду с этим, сочинял детские стихи и песни, переводил зарубежную литературу (прежде всего русскую).
Напишите отзыв о статье "Бауманн, Ханс"
Литература
- Agnes Biedermann: Hans Baumann im Banne der HJ. Gruppenlied unterm Hakenkreuz. Staatsexamensarbeit. Musikhochschule Karlsruhe 1997.
- Winfred Kaminski: Heroische Innerlichkeit. Studien zur Jugendliteratur vor und nach 1945. Dipa, Frankfurt am Main 1987. (= Jugend und Medien; 14).
- Sonja Kröger: Schatten der Vergangenheit. Leben und Werk Hans Baumanns. Universität Kiel, Kiel 1994.
- Winfried Mogge: «Und heute gehört uns Deutschland …» Karriere und Nachwirkungen eines Liedes 1933—1993. In: Peter Ulrich Hein, Hartmut Reese (Hrsg.): Kultur und Gesellschaft in der Bundesrepublik Deutschland. Eine Festschrift zum 65. Geburtstag von Arno Klönne. Frankfurt u.a. 1996, S. 101—109.
- Marcel Reich-Ranicki: Der Fall Baumann. In: Marcel Reich-Ranicki: Literarisches Leben in Deutschland. Kommentare und Pamphlete. Piper, München 1965.
Ссылки
- Rudolf Walter Leonhardt: [www.zeit.de/1962/09/Der-Dichter-und-Dramatiker-Hans-Baumann Der Dichter und Dramatiker Hans Baumann.] In: Die Zeit, 9/1962, 2. März 1962.
- [ingeb.org/hbaumann.html Liedtexte von Hans Baumann]
- [www.stihi.ru/2012/10/07/11535 Текст и перевод песни «Es zittern die morschen Knochen»]
Примечания
- ↑ 1 2 3 Ernst Klee: Das Kulturlexikon zum Dritten Reich. Wer war was vor und nach 1945. S. Fischer, Frankfurt am Main 2007, ISBN 978-3-10-039326-5, S. 32.
- ↑ 1 2 3 Fred K. Prieberg: Handbuch Deutsche Musiker 1933—1945, CD-Rom-Lexikon, Kiel 2004, S. 260.
- ↑ 1 2 Fred K. Prieberg: Handbuch Deutsche Musiker 1933—1945, CD-Rom-Lexikon, Kiel 2004, S. 259.
- ↑ Hubertus Schendel: [www.deutscheslied.com/files/Es%20zittern%20die%20morschen%20Knochen%20ED.pdf Weiteres über das Lied «Es zittern die morschen Knochen»;] 6. Juli 2009, deutscheslied.com
Отрывок, характеризующий Бауманн, Ханс
– Достал, – отвечал Пьер. – Завтра государь будет… Необычайное дворянское собрание и, говорят, по десяти с тысячи набор. Да, поздравляю вас.– Да, да, слава богу. Ну, а из армии что?
– Наши опять отступили. Под Смоленском уже, говорят, – отвечал Пьер.
– Боже мой, боже мой! – сказал граф. – Где же манифест?
– Воззвание! Ах, да! – Пьер стал в карманах искать бумаг и не мог найти их. Продолжая охлопывать карманы, он поцеловал руку у вошедшей графини и беспокойно оглядывался, очевидно, ожидая Наташу, которая не пела больше, но и не приходила в гостиную.
– Ей богу, не знаю, куда я его дел, – сказал он.
– Ну уж, вечно растеряет все, – сказала графиня. Наташа вошла с размягченным, взволнованным лицом и села, молча глядя на Пьера. Как только она вошла в комнату, лицо Пьера, до этого пасмурное, просияло, и он, продолжая отыскивать бумаги, несколько раз взглядывал на нее.
– Ей богу, я съезжу, я дома забыл. Непременно…
– Ну, к обеду опоздаете.
– Ах, и кучер уехал.
Но Соня, пошедшая в переднюю искать бумаги, нашла их в шляпе Пьера, куда он их старательно заложил за подкладку. Пьер было хотел читать.
– Нет, после обеда, – сказал старый граф, видимо, в этом чтении предвидевший большое удовольствие.
За обедом, за которым пили шампанское за здоровье нового Георгиевского кавалера, Шиншин рассказывал городские новости о болезни старой грузинской княгини, о том, что Метивье исчез из Москвы, и о том, что к Растопчину привели какого то немца и объявили ему, что это шампиньон (так рассказывал сам граф Растопчин), и как граф Растопчин велел шампиньона отпустить, сказав народу, что это не шампиньон, а просто старый гриб немец.
– Хватают, хватают, – сказал граф, – я графине и то говорю, чтобы поменьше говорила по французски. Теперь не время.
– А слышали? – сказал Шиншин. – Князь Голицын русского учителя взял, по русски учится – il commence a devenir dangereux de parler francais dans les rues. [становится опасным говорить по французски на улицах.]
– Ну что ж, граф Петр Кирилыч, как ополченье то собирать будут, и вам придется на коня? – сказал старый граф, обращаясь к Пьеру.
Пьер был молчалив и задумчив во все время этого обеда. Он, как бы не понимая, посмотрел на графа при этом обращении.
– Да, да, на войну, – сказал он, – нет! Какой я воин! А впрочем, все так странно, так странно! Да я и сам не понимаю. Я не знаю, я так далек от военных вкусов, но в теперешние времена никто за себя отвечать не может.
После обеда граф уселся покойно в кресло и с серьезным лицом попросил Соню, славившуюся мастерством чтения, читать.
– «Первопрестольной столице нашей Москве.
Неприятель вошел с великими силами в пределы России. Он идет разорять любезное наше отечество», – старательно читала Соня своим тоненьким голоском. Граф, закрыв глаза, слушал, порывисто вздыхая в некоторых местах.
Наташа сидела вытянувшись, испытующе и прямо глядя то на отца, то на Пьера.
Пьер чувствовал на себе ее взгляд и старался не оглядываться. Графиня неодобрительно и сердито покачивала головой против каждого торжественного выражения манифеста. Она во всех этих словах видела только то, что опасности, угрожающие ее сыну, еще не скоро прекратятся. Шиншин, сложив рот в насмешливую улыбку, очевидно приготовился насмехаться над тем, что первое представится для насмешки: над чтением Сони, над тем, что скажет граф, даже над самым воззванием, ежели не представится лучше предлога.
Прочтя об опасностях, угрожающих России, о надеждах, возлагаемых государем на Москву, и в особенности на знаменитое дворянство, Соня с дрожанием голоса, происходившим преимущественно от внимания, с которым ее слушали, прочла последние слова: «Мы не умедлим сами стать посреди народа своего в сей столице и в других государства нашего местах для совещания и руководствования всеми нашими ополчениями, как ныне преграждающими пути врагу, так и вновь устроенными на поражение оного, везде, где только появится. Да обратится погибель, в которую он мнит низринуть нас, на главу его, и освобожденная от рабства Европа да возвеличит имя России!»
– Вот это так! – вскрикнул граф, открывая мокрые глаза и несколько раз прерываясь от сопенья, как будто к носу ему подносили склянку с крепкой уксусной солью. – Только скажи государь, мы всем пожертвуем и ничего не пожалеем.
Шиншин еще не успел сказать приготовленную им шутку на патриотизм графа, как Наташа вскочила с своего места и подбежала к отцу.
– Что за прелесть, этот папа! – проговорила она, целуя его, и она опять взглянула на Пьера с тем бессознательным кокетством, которое вернулось к ней вместе с ее оживлением.
– Вот так патриотка! – сказал Шиншин.
– Совсем не патриотка, а просто… – обиженно отвечала Наташа. – Вам все смешно, а это совсем не шутка…
– Какие шутки! – повторил граф. – Только скажи он слово, мы все пойдем… Мы не немцы какие нибудь…
– А заметили вы, – сказал Пьер, – что сказало: «для совещания».
– Ну уж там для чего бы ни было…
В это время Петя, на которого никто не обращал внимания, подошел к отцу и, весь красный, ломающимся, то грубым, то тонким голосом, сказал:
