Баумгертнер, Владислав Артурович

Владислав Артурович Баумгертнер
Место рождения:	Свердловск
Образование	Уральский государственный технический университет, Kingston Business School, Лондонский университет
Компания	Global Ports
Должность	генеральный директор (с августа 2015)
Компания	ОАО «Уралкалий»
Должность	Генеральный директор (2005—2010, 2011—2013)

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Владислав Артурович Баумгертнер (род. 21 января 1972, Свердловск) — российский предприниматель, генеральный директор портовой компании Global Ports — с августа 2015 года.

В 2003—2013 коммерческий, затем генеральный директор компании «Уралкалий». Входит в первую сотню кадрового резерва президента России.

В августе 2013 года глава «Уралкалия» Владислав Баумгертнер по обвинению в злоупотреблении полномочиями был арестован в Белоруссии, куда он прибыл по приглашению белорусской стороны для переговоров с председателем правительства М. Мясниковичем. Баумгертнер стал самым крупным российским топ-менеджером, взятым под стражу в Белоруссии за четверть века истории этого независимого государства; при этом показ арестованного по центральным телеканалам в наручниках и с заломанными руками в минской тюрьме КГБ был охарактеризован экспертами как публичное унижение российской стороны.

Необычные обстоятельства задержания в аэропорту перед вылетом на родину, трёхмесячное пребывание в следственном изоляторе и под домашним арестом в Минске, напряжённые переговоры, которые всё это время вели вокруг Баумгертнера высокие должностные лица России и Белоруссии, включая глав государств Путина и Лукашенко, привлекли к судьбе бизнесмена значительное внимание общественности и СМИ. В ноябре 2013 года Баумгертнер был передан России, где незадолго до этого ради облегчения экстрадиции в отношении него также возбудили уголовное дело, — оно было прекращено за отсутствием состава преступления только в феврале 2015 года. Ещё через полгода Баумгертнер возобновил карьеру топ-менеджера, теперь в компании Global Ports.

После злоключений Баумгертнера в Минске в российской деловой прессе появились тревожные признания топ-менеджеров о том, что ездить на деловые переговоры в Белоруссию стало небезопасно.

Биография

Родился в 1972 году в Свердловске (ныне Екатеринбург). В 1994 году окончил Уральский государственный технический университет по специальности «Электрические станции». С 1996 по 1998 год работал в международном концерне АББ, где завершил деятельность в должности генерального директора СП «АББ Мосэлектрощит», затем переименованном в «АББ Силовые системы».

В 2000 году получил степень MBA в Kingston Business School, а в 2003 году — степень MSC по специальности «Финансовый менеджмент» в Лондонском университете.

С 2003 года на должности коммерческого директора ОАО «Уралкалий». С 2005 по 2010 год занимал должность Генерального директора компании, а с 2004 по 2008 год также и Президента компании. С 2004 года являлся членом Совета директоров ОАО «Уралкалий». С 2005 по 2011 год являлся членом Наблюдательного совета Белорусской калийной компании (БКК), с 2011 по настоящее время является председателем Наблюдательного совета этой компании. В 2006 году вошёл в Совет директоров ОАО «Сильвинит», в 2010 году был назначен Генеральным директором этой компании. В феврале 2011 года Баумгертнер был назначен Генеральным директором ОАО «Уралкалий».

В июле 2013 года Баумгертнер объявил о выходе «Уралкалия» из партнёрства с «Беларуськалием» (начавшего несанкционированные самостоятельные продажи калийных удобрений, что привело к обвалу цен на продукцию) и прекращении экспорта через совместного трейдера — БКК. На фоне белорусского демпинга единственным каналом экспортного сбыта был определён «Уралкалий-Трейдинг». Комментируя этот шаг, Баумгертнер пояснил: «Мы с сожалением вынуждены констатировать, что наше сотрудничество с белорусскими партнёрами в рамках БКК зашло в тупик». По его словам, «Уралкалий» в интересах поддержания уровня цен на калийные удобрения всегда настаивал на том, чтобы экспортные продажи обоих производителей осуществлялись через единую товаропроводящую сеть.

29 ноября 2013 года переизбран в совет директоров «Уралкалия».

С 24 декабря 2013 года освобождён от должности генерального директора «Уралкалия».

Арест в Белоруссии

26 августа 2013 года, находясь в Белоруссии по приглашению премьер-министра Михаила Мясниковича, Баумгертнер был арестован по обвинению в преступлении, предусмотренном ст. 424 Уголовного кодекса Белоруссии «Злоупотребление из корыстной заинтересованности», в нанесении ущерба в 100 млн долларов «Беларуськалию» и Белорусской калийной компании (БКК).

Он приехал, сопляк, его приглашает премьер-министр. Он сел нога за ногу и заявляет: не будет этого, не будет этого. Вышел, плюнул на Дом правительства и в аэропорт смеясь. А там его…

— Президент Белоруссии Александр Лукашенко об обстоятельствах ареста Баумгертнера

Аналогичные обвинения были выдвинуты в адрес делового партнёра Баумгертнера, российского сенатора и бывшего акционера «Уралкалия» Сулеймана Керимова, он был объявлен в международный розыск. По предъявленным обвинениям Баумгертнеру и Керимову грозило в Белоруссии до 10 лет тюрьмы с конфискацией имущества.

В связи с задержанием Баумгертнера о действиях правоохранительных органов Белоруссии в резкой критической форме высказались заместители Председателя Правительства Российской Федерации Игорь Шувалов и Аркадий Дворкович. В Правительстве России назвали произошедшее в Минске «странным, непартнёрским и неадекватным», предупредили, что некоторые вопросы сотрудничества двух стран могут быть пересмотрены.

30 августа немедленного освобождения Баумгертнера потребовал помощник президента РФ Юрий Ушаков, 6 сентября безусловного и незамедлительного освобождения Баумгертнера потребовал МИД РФ.

6 сентября суд в Минске отказал в жалобе на арест и оставил Баумгертнера под стражей.

По мнению радиостанции «Голос Америки», скандал вокруг ареста главы «Уралкалия» мог перерасти в очередную торговую войну между Россией и Белоруссией. Деловой портал РБК охарактеризовал арест Баумгертнера, как захват заложника.

10 сентября президент Белоруссии А.Лукашенко, комментируя ситуацию вокруг топ-менеджеров «Уралкалия», заявил, что «в связи с неприличными действиями этих российских негодяев у нас сложились определённые проблемы с реализацией калийных удобрений».

11 сентября президент «Роснефти» Игорь Сечин, первым из крупных российских бизнесменов встретившийся в Минске с Лукашенко после ареста Баумгертнера, пояснил, что дело «Уралкалия» никак не влияет на взаимоотношения с Белоруссией. Не видит проблем также глава «Газпрома» Алексей Миллер. 15 сентября стало известно, что пока Баумгертнер ждёт своей участи в СИЗО КГБ Белоруссии, «Роснефть» будет бороться за долю Керимова в «Уралкалии», на которую также претендует питерский банкир Владимир Коган. Согласно условиям белорусской стороны, озвученным адвокатом Александром Добровинским, как только Керимов продаст свой пакет акций «Уралкалия», Баумгертнер сможет обрести свободу и вернуться в Россию. Из этих фактов эксперты делают вывод, что вокруг фигуры Баумгертнера развернулся торг, а смысл его ареста заключается, главным образом, в перераспределении акций «Уралкалия».

19 сентября, в преддверии намеченной встречи с В.Путиным, президент Белоруссии А.Лукашенко заявил о том, что Баумгертнер в ближайшее время может быть экстрадирован в Россию для проведения следственных действий.

23 сентября в Сочи Путин и Лукашенко обсудили ситуацию вокруг Баумгертнера и «Уралкалия».

26 сентября, спустя месяц после ареста, Баумгертнер был отпущен из СИЗО под домашний арест и содержался на съёмной квартире в Минске под круглосуточным наблюдением оперативников КГБ Белоруссии. Лукашенко пояснил, что перевод под домашний арест произведён по просьбе матери Баумгертнера.

26 сентября трудовой коллектив «Уралкалия» обратился к президенту Белоруссии Лукашенко с просьбой принять меры к скорейшему освобождению Баумгертнера. Обращение подписали около 6 тысяч работников компании.

11 октября Лукашенко сообщил, что обвинение Баумгертнеру переквалифицировано на статью о хищении. В этот же день материалы по уголовному делу Баумгертнера поступили из Минска в Генеральную прокуратуру Российской Федерации.

14 октября в отношении Баумгертнера было возбуждено уголовное дело в России. 17 октября Басманный суд г. Москвы принял решение о заочном аресте Баумгертнера и объявил в международный розыск. Таким образом выполнены необходимые процедуры, предусмотренные российским и международным законодательством для дальнейшей экстрадиции гражданина.

21 октября Лукашенко объявил, что Баумгертнер может быть возвращён в Россию в обмен на компенсацию Белоруссии ущерба, оцениваемого президентом в 1,5-2 млрд долларов.

25 октября в Минске, после ежегодного заседания Высшего евразийского экономического совета, ситуацию вокруг Баумгертнера с глазу на глаз обсудили Путин и Лукашенко.

28 октября стало известно, что арест Баумгертнера в Белоруссии продлён ещё на 2 месяца.

21 ноября, через два дня после продажи С. Керимовым 21,75 % акций «Уралкалия» Михаилу Прохорову, прокуратура Белоруссии согласилась экстрадировать Баумгертнера в Россию. В тот же день бизнесмен был передан правоохранительным органам России, «выкуп» заплачен не был. Был помещён в СИЗО № 5 «Водник» на Выборгской улице в Москве. 10 декабря с учётом личности обвиняемого переведён судом под домашний арест.

2 апреля 2014 года Белоруссия отозвала запрос в Интерпол на розыск Баумгертнера в связи с его уголовным преследованием в России.

Уголовное дело в России

22 ноября 2013 года Следственный комитет Российской Федерации предъявил Баумгертнеру обвинения по ч. 3 ст. 33, ч. 2 ст. 201 УК РФ (злоупотребление полномочиями). По данным Следственного комитета, «обвиняемый, выполняя управленческие функции в коммерческих организациях, злоупотреблял своими полномочиями, используя их вопреки законным интересам этих организаций и в целях извлечения выгод и преимуществ для других лиц». Эти деяния, по данным обвинения, причинили существенный вред и тяжкие последствия для совместного российско-белорусского предприятия «Белорусская калийная компания» и для «Беларуськалия».

Баумгертнер согласно постановлению суда заключён под домашний арест с ноября 2013 года до 14 октября 2014 года.

17 сентября 2014 года Баумгертнер освобождён судом из-под домашнего ареста под залог в размере 15 млн рублей.

20 февраля 2015 года уголовное дело против Баумгертнера было прекращено в связи с отсутствием в его действиях состава преступления.

Возобновление карьеры

С августа 2015 года Баумгертнер — гендиректор портовой компании Global Ports. В его функции входит обеспечение развития бизнеса согласно долгосрочной стратегии группы с акцентом на операционной и экономической эффективности.

Семья

Женат, двое детей.

Ссылки

• [www.uralkali.com/ru/about/management/item2092/ Биография Владислава Баумгертнера] на сайте ОАО «Уралкалий»
• [www.belta.by/ru/all_news/economics/Vozbuzhdeny-ugolovnye-dela-v-otnoshenii-rjada-rukovodjaschix-sotrudnikov-ZAO-BKK_i_644681.html Возбуждены уголовные дела в отношении ряда руководящих сотрудников ЗАО «БКК»], belta.by, 26 августа 2013

Отрывок, характеризующий Баумгертнер, Владислав Артурович

25 го утром Пьер выезжал из Можайска. На спуске с огромной крутой и кривой горы, ведущей из города, мимо стоящего на горе направо собора, в котором шла служба и благовестили, Пьер вылез из экипажа и пошел пешком. За ним спускался на горе какой то конный полк с песельниками впереди. Навстречу ему поднимался поезд телег с раненными во вчерашнем деле. Возчики мужики, крича на лошадей и хлеща их кнутами, перебегали с одной стороны на другую. Телеги, на которых лежали и сидели по три и по четыре солдата раненых, прыгали по набросанным в виде мостовой камням на крутом подъеме. Раненые, обвязанные тряпками, бледные, с поджатыми губами и нахмуренными бровями, держась за грядки, прыгали и толкались в телегах. Все почти с наивным детским любопытством смотрели на белую шляпу и зеленый фрак Пьера.
Кучер Пьера сердито кричал на обоз раненых, чтобы они держали к одной. Кавалерийский полк с песнями, спускаясь с горы, надвинулся на дрожки Пьера и стеснил дорогу. Пьер остановился, прижавшись к краю скопанной в горе дороги. Из за откоса горы солнце не доставало в углубление дороги, тут было холодно, сыро; над головой Пьера было яркое августовское утро, и весело разносился трезвон. Одна подвода с ранеными остановилась у края дороги подле самого Пьера. Возчик в лаптях, запыхавшись, подбежал к своей телеге, подсунул камень под задние нешиненые колеса и стал оправлять шлею на своей ставшей лошаденке.
Один раненый старый солдат с подвязанной рукой, шедший за телегой, взялся за нее здоровой рукой и оглянулся на Пьера.
– Что ж, землячок, тут положат нас, что ль? Али до Москвы? – сказал он.
Пьер так задумался, что не расслышал вопроса. Он смотрел то на кавалерийский, повстречавшийся теперь с поездом раненых полк, то на ту телегу, у которой он стоял и на которой сидели двое раненых и лежал один, и ему казалось, что тут, в них, заключается разрешение занимавшего его вопроса. Один из сидевших на телеге солдат был, вероятно, ранен в щеку. Вся голова его была обвязана тряпками, и одна щека раздулась с детскую голову. Рот и нос у него были на сторону. Этот солдат глядел на собор и крестился. Другой, молодой мальчик, рекрут, белокурый и белый, как бы совершенно без крови в тонком лице, с остановившейся доброй улыбкой смотрел на Пьера; третий лежал ничком, и лица его не было видно. Кавалеристы песельники проходили над самой телегой.
– Ах запропала… да ежова голова…
– Да на чужой стороне живучи… – выделывали они плясовую солдатскую песню. Как бы вторя им, но в другом роде веселья, перебивались в вышине металлические звуки трезвона. И, еще в другом роде веселья, обливали вершину противоположного откоса жаркие лучи солнца. Но под откосом, у телеги с ранеными, подле запыхавшейся лошаденки, у которой стоял Пьер, было сыро, пасмурно и грустно.
Солдат с распухшей щекой сердито глядел на песельников кавалеристов.
– Ох, щегольки! – проговорил он укоризненно.
– Нынче не то что солдат, а и мужичков видал! Мужичков и тех гонят, – сказал с грустной улыбкой солдат, стоявший за телегой и обращаясь к Пьеру. – Нынче не разбирают… Всем народом навалиться хотят, одью слово – Москва. Один конец сделать хотят. – Несмотря на неясность слов солдата, Пьер понял все то, что он хотел сказать, и одобрительно кивнул головой.
Дорога расчистилась, и Пьер сошел под гору и поехал дальше.
Пьер ехал, оглядываясь по обе стороны дороги, отыскивая знакомые лица и везде встречая только незнакомые военные лица разных родов войск, одинаково с удивлением смотревшие на его белую шляпу и зеленый фрак.
Проехав версты четыре, он встретил первого знакомого и радостно обратился к нему. Знакомый этот был один из начальствующих докторов в армии. Он в бричке ехал навстречу Пьеру, сидя рядом с молодым доктором, и, узнав Пьера, остановил своего казака, сидевшего на козлах вместо кучера.
– Граф! Ваше сиятельство, вы как тут? – спросил доктор.
– Да вот хотелось посмотреть…
– Да, да, будет что посмотреть…
Пьер слез и, остановившись, разговорился с доктором, объясняя ему свое намерение участвовать в сражении.
Доктор посоветовал Безухову прямо обратиться к светлейшему.
– Что же вам бог знает где находиться во время сражения, в безызвестности, – сказал он, переглянувшись с своим молодым товарищем, – а светлейший все таки знает вас и примет милостиво. Так, батюшка, и сделайте, – сказал доктор.
Доктор казался усталым и спешащим.
– Так вы думаете… А я еще хотел спросить вас, где же самая позиция? – сказал Пьер.
– Позиция? – сказал доктор. – Уж это не по моей части. Проедете Татаринову, там что то много копают. Там на курган войдете: оттуда видно, – сказал доктор.
– И видно оттуда?.. Ежели бы вы…
Но доктор перебил его и подвинулся к бричке.
– Я бы вас проводил, да, ей богу, – вот (доктор показал на горло) скачу к корпусному командиру. Ведь у нас как?.. Вы знаете, граф, завтра сражение: на сто тысяч войска малым числом двадцать тысяч раненых считать надо; а у нас ни носилок, ни коек, ни фельдшеров, ни лекарей на шесть тысяч нет. Десять тысяч телег есть, да ведь нужно и другое; как хочешь, так и делай.
Та странная мысль, что из числа тех тысяч людей живых, здоровых, молодых и старых, которые с веселым удивлением смотрели на его шляпу, было, наверное, двадцать тысяч обреченных на раны и смерть (может быть, те самые, которых он видел), – поразила Пьера.
Они, может быть, умрут завтра, зачем они думают о чем нибудь другом, кроме смерти? И ему вдруг по какой то тайной связи мыслей живо представился спуск с Можайской горы, телеги с ранеными, трезвон, косые лучи солнца и песня кавалеристов.
«Кавалеристы идут на сраженье, и встречают раненых, и ни на минуту не задумываются над тем, что их ждет, а идут мимо и подмигивают раненым. А из этих всех двадцать тысяч обречены на смерть, а они удивляются на мою шляпу! Странно!» – думал Пьер, направляясь дальше к Татариновой.
У помещичьего дома, на левой стороне дороги, стояли экипажи, фургоны, толпы денщиков и часовые. Тут стоял светлейший. Но в то время, как приехал Пьер, его не было, и почти никого не было из штабных. Все были на молебствии. Пьер поехал вперед к Горкам.
Въехав на гору и выехав в небольшую улицу деревни, Пьер увидал в первый раз мужиков ополченцев с крестами на шапках и в белых рубашках, которые с громким говором и хохотом, оживленные и потные, что то работали направо от дороги, на огромном кургане, обросшем травою.
Одни из них копали лопатами гору, другие возили по доскам землю в тачках, третьи стояли, ничего не делая.
Два офицера стояли на кургане, распоряжаясь ими. Увидав этих мужиков, очевидно, забавляющихся еще своим новым, военным положением, Пьер опять вспомнил раненых солдат в Можайске, и ему понятно стало то, что хотел выразить солдат, говоривший о том, что всем народом навалиться хотят. Вид этих работающих на поле сражения бородатых мужиков с их странными неуклюжими сапогами, с их потными шеями и кое у кого расстегнутыми косыми воротами рубах, из под которых виднелись загорелые кости ключиц, подействовал на Пьера сильнее всего того, что он видел и слышал до сих пор о торжественности и значительности настоящей минуты.


Пьер вышел из экипажа и мимо работающих ополченцев взошел на тот курган, с которого, как сказал ему доктор, было видно поле сражения.
Было часов одиннадцать утра. Солнце стояло несколько влево и сзади Пьера и ярко освещало сквозь чистый, редкий воздух огромную, амфитеатром по поднимающейся местности открывшуюся перед ним панораму.
Вверх и влево по этому амфитеатру, разрезывая его, вилась большая Смоленская дорога, шедшая через село с белой церковью, лежавшее в пятистах шагах впереди кургана и ниже его (это было Бородино). Дорога переходила под деревней через мост и через спуски и подъемы вилась все выше и выше к видневшемуся верст за шесть селению Валуеву (в нем стоял теперь Наполеон). За Валуевым дорога скрывалась в желтевшем лесу на горизонте. В лесу этом, березовом и еловом, вправо от направления дороги, блестел на солнце дальний крест и колокольня Колоцкого монастыря. По всей этой синей дали, вправо и влево от леса и дороги, в разных местах виднелись дымящиеся костры и неопределенные массы войск наших и неприятельских. Направо, по течению рек Колочи и Москвы, местность была ущелиста и гориста. Между ущельями их вдали виднелись деревни Беззубово, Захарьино. Налево местность была ровнее, были поля с хлебом, и виднелась одна дымящаяся, сожженная деревня – Семеновская.
Все, что видел Пьер направо и налево, было так неопределенно, что ни левая, ни правая сторона поля не удовлетворяла вполне его представлению. Везде было не доле сражения, которое он ожидал видеть, а поля, поляны, войска, леса, дымы костров, деревни, курганы, ручьи; и сколько ни разбирал Пьер, он в этой живой местности не мог найти позиции и не мог даже отличить ваших войск от неприятельских.
«Надо спросить у знающего», – подумал он и обратился к офицеру, с любопытством смотревшему на его невоенную огромную фигуру.
– Позвольте спросить, – обратился Пьер к офицеру, – это какая деревня впереди?
– Бурдино или как? – сказал офицер, с вопросом обращаясь к своему товарищу.
– Бородино, – поправляя, отвечал другой.
Офицер, видимо, довольный случаем поговорить, подвинулся к Пьеру.
– Там наши? – спросил Пьер.
– Да, а вон подальше и французы, – сказал офицер. – Вон они, вон видны.
– Где? где? – спросил Пьер.
– Простым глазом видно. Да вот, вот! – Офицер показал рукой на дымы, видневшиеся влево за рекой, и на лице его показалось то строгое и серьезное выражение, которое Пьер видел на многих лицах, встречавшихся ему.
– Ах, это французы! А там?.. – Пьер показал влево на курган, около которого виднелись войска.
– Это наши.
– Ах, наши! А там?.. – Пьер показал на другой далекий курган с большим деревом, подле деревни, видневшейся в ущелье, у которой тоже дымились костры и чернелось что то.
– Это опять он, – сказал офицер. (Это был Шевардинский редут.) – Вчера было наше, а теперь его.
– Так как же наша позиция?
– Позиция? – сказал офицер с улыбкой удовольствия. – Я это могу рассказать вам ясно, потому что я почти все укрепления наши строил. Вот, видите ли, центр наш в Бородине, вот тут. – Он указал на деревню с белой церковью, бывшей впереди. – Тут переправа через Колочу. Вот тут, видите, где еще в низочке ряды скошенного сена лежат, вот тут и мост. Это наш центр. Правый фланг наш вот где (он указал круто направо, далеко в ущелье), там Москва река, и там мы три редута построили очень сильные. Левый фланг… – и тут офицер остановился. – Видите ли, это трудно вам объяснить… Вчера левый фланг наш был вот там, в Шевардине, вон, видите, где дуб; а теперь мы отнесли назад левое крыло, теперь вон, вон – видите деревню и дым? – это Семеновское, да вот здесь, – он указал на курган Раевского. – Только вряд ли будет тут сраженье. Что он перевел сюда войска, это обман; он, верно, обойдет справа от Москвы. Ну, да где бы ни было, многих завтра не досчитаемся! – сказал офицер.
Старый унтер офицер, подошедший к офицеру во время его рассказа, молча ожидал конца речи своего начальника; но в этом месте он, очевидно, недовольный словами офицера, перебил его.
– За турами ехать надо, – сказал он строго.
Офицер как будто смутился, как будто он понял, что можно думать о том, сколь многих не досчитаются завтра, но не следует говорить об этом.
– Ну да, посылай третью роту опять, – поспешно сказал офицер.
– А вы кто же, не из докторов?
– Нет, я так, – отвечал Пьер. И Пьер пошел под гору опять мимо ополченцев.
– Ах, проклятые! – проговорил следовавший за ним офицер, зажимая нос и пробегая мимо работающих.
– Вон они!.. Несут, идут… Вон они… сейчас войдут… – послышались вдруг голоса, и офицеры, солдаты и ополченцы побежали вперед по дороге.
Из под горы от Бородина поднималось церковное шествие. Впереди всех по пыльной дороге стройно шла пехота с снятыми киверами и ружьями, опущенными книзу. Позади пехоты слышалось церковное пение.
Обгоняя Пьера, без шапок бежали навстречу идущим солдаты и ополченцы.
– Матушку несут! Заступницу!.. Иверскую!..
– Смоленскую матушку, – поправил другой.
Ополченцы – и те, которые были в деревне, и те, которые работали на батарее, – побросав лопаты, побежали навстречу церковному шествию. За батальоном, шедшим по пыльной дороге, шли в ризах священники, один старичок в клобуке с причтом и певчпми. За ними солдаты и офицеры несли большую, с черным ликом в окладе, икону. Это была икона, вывезенная из Смоленска и с того времени возимая за армией. За иконой, кругом ее, впереди ее, со всех сторон шли, бежали и кланялись в землю с обнаженными головами толпы военных.
Взойдя на гору, икона остановилась; державшие на полотенцах икону люди переменились, дьячки зажгли вновь кадила, и начался молебен. Жаркие лучи солнца били отвесно сверху; слабый, свежий ветерок играл волосами открытых голов и лентами, которыми была убрана икона; пение негромко раздавалось под открытым небом. Огромная толпа с открытыми головами офицеров, солдат, ополченцев окружала икону. Позади священника и дьячка, на очищенном месте, стояли чиновные люди. Один плешивый генерал с Георгием на шее стоял прямо за спиной священника и, не крестясь (очевидно, пемец), терпеливо дожидался конца молебна, который он считал нужным выслушать, вероятно, для возбуждения патриотизма русского народа. Другой генерал стоял в воинственной позе и потряхивал рукой перед грудью, оглядываясь вокруг себя. Между этим чиновным кружком Пьер, стоявший в толпе мужиков, узнал некоторых знакомых; но он не смотрел на них: все внимание его было поглощено серьезным выражением лиц в этой толпе солдат и оиолченцев, однообразно жадно смотревших на икону. Как только уставшие дьячки (певшие двадцатый молебен) начинали лениво и привычно петь: «Спаси от бед рабы твоя, богородице», и священник и дьякон подхватывали: «Яко вси по бозе к тебе прибегаем, яко нерушимой стене и предстательству», – на всех лицах вспыхивало опять то же выражение сознания торжественности наступающей минуты, которое он видел под горой в Можайске и урывками на многих и многих лицах, встреченных им в это утро; и чаще опускались головы, встряхивались волоса и слышались вздохи и удары крестов по грудям.
Толпа, окружавшая икону, вдруг раскрылась и надавила Пьера. Кто то, вероятно, очень важное лицо, судя по поспешности, с которой перед ним сторонились, подходил к иконе.
Это был Кутузов, объезжавший позицию. Он, возвращаясь к Татариновой, подошел к молебну. Пьер тотчас же узнал Кутузова по его особенной, отличавшейся от всех фигуре.
В длинном сюртуке на огромном толщиной теле, с сутуловатой спиной, с открытой белой головой и с вытекшим, белым глазом на оплывшем лице, Кутузов вошел своей ныряющей, раскачивающейся походкой в круг и остановился позади священника. Он перекрестился привычным жестом, достал рукой до земли и, тяжело вздохнув, опустил свою седую голову. За Кутузовым был Бенигсен и свита. Несмотря на присутствие главнокомандующего, обратившего на себя внимание всех высших чинов, ополченцы и солдаты, не глядя на него, продолжали молиться.
Когда кончился молебен, Кутузов подошел к иконе, тяжело опустился на колена, кланяясь в землю, и долго пытался и не мог встать от тяжести и слабости. Седая голова его подергивалась от усилий. Наконец он встал и с детски наивным вытягиванием губ приложился к иконе и опять поклонился, дотронувшись рукой до земли. Генералитет последовал его примеру; потом офицеры, и за ними, давя друг друга, топчась, пыхтя и толкаясь, с взволнованными лицами, полезли солдаты и ополченцы.


Покачиваясь от давки, охватившей его, Пьер оглядывался вокруг себя.
– Граф, Петр Кирилыч! Вы как здесь? – сказал чей то голос. Пьер оглянулся.
Борис Друбецкой, обчищая рукой коленки, которые он запачкал (вероятно, тоже прикладываясь к иконе), улыбаясь подходил к Пьеру. Борис был одет элегантно, с оттенком походной воинственности. На нем был длинный сюртук и плеть через плечо, так же, как у Кутузова.
Кутузов между тем подошел к деревне и сел в тени ближайшего дома на лавку, которую бегом принес один казак, а другой поспешно покрыл ковриком. Огромная блестящая свита окружила главнокомандующего.
Икона тронулась дальше, сопутствуемая толпой. Пьер шагах в тридцати от Кутузова остановился, разговаривая с Борисом.
Пьер объяснил свое намерение участвовать в сражении и осмотреть позицию.
– Вот как сделайте, – сказал Борис. – Je vous ferai les honneurs du camp. [Я вас буду угощать лагерем.] Лучше всего вы увидите все оттуда, где будет граф Бенигсен. Я ведь при нем состою. Я ему доложу. А если хотите объехать позицию, то поедемте с нами: мы сейчас едем на левый фланг. А потом вернемся, и милости прошу у меня ночевать, и партию составим. Вы ведь знакомы с Дмитрием Сергеичем? Он вот тут стоит, – он указал третий дом в Горках.
– Но мне бы хотелось видеть правый фланг; говорят, он очень силен, – сказал Пьер. – Я бы хотел проехать от Москвы реки и всю позицию.
– Ну, это после можете, а главный – левый фланг…