Бах, Вильгельм Фридеман

Вильгельм Фридеман Бах (нем. Wilhelm Friedemann Bach; 22 ноября 1710, Веймар — 1 июля 1784, Берлин) — старший сын Иоганна Себастьяна Баха, известный органист, импровизатор и композитор, мастер контрапункта. Известен как «Халльский Бах».

Биография

В отличие от остальных членов музыкальной семьи Бахов, Вильгельм Фридеман был человеком малоактивным, а его карьеру можно назвать чередой упущенных возможностей. Он родился в Веймаре и обучался в лейпцигской школе Святого Фомы; в 1733 г. его назначили на должность органиста церкви св. Софии в Дрездене (в конкурсе на замещение этой вакантной должности он одержал победу над композитором и клавесинистом Кристофом Шаффратом), а в 1746 году он стал органистом церкви Пресвятой Девы (Liebfrauenkirche) в Галле. Известность и влияние его отца были достаточными для получения Вильгельмом последней должности без традиционного прослушивания.

Со смертью его отца в 1750 года ушло и его влияние на жизнь Вильгельма Фридемана, и его жизнь в Галле перестала быть счастливой. Периодически Вильгельм уезжал из города на поиски другой работы. В 1762 году ему была предложена позиция капельмейстера при дармштадтском дворе, но по непонятным причинам он отверг предложение. Два года спустя, в 1764 году, он уволился с работы в Галле, после чего Вильгельм так и оставался (по крайней мере, формально) безработным до конца жизни. С этих пор он странствовал по свету, пока не умер 1 июля 1784 года. в Берлине в глубокой нищете. Похоронен на Луизенштадтском кладбище.

Творчество

Среди его сочинений, из которых опубликована была только малая часть, многочисленные церковные кантаты и инструментальные произведения, из которых наиболее известны фуги, полонезы и фантазии для клавира, а также секстет для струнных, кларнета и рожков. Некоторые из его рукописей хранятся в Берлинской библиотеке.

Для нумерации произведений В. Ф. Баха обычно используется система Мартина Фалка, опубликованная в каталоге произведений Вильгельма в 1913 году. Например, обозначение F. 12 — фалковский номер «Двенадцати полонезов», сочинённых в 1765 году.

Вильгельм Фридеман вместе со своим братом Карлом Филиппом Эммануилом сообщили много важной информации первому биографу Баха, Иоганну Николаю Форкелю. Эту информацию Форкель использовал в биографии Иоганна Себастьяна, увидевшей свет в 1802 г. Однако, в отличие от своего брата, Вильгельм был очень плохим хранителем рукописей своего отца, многие из которых он получил в наследство. Мало того, что при нём бесследно исчезли многие рукописи Иоганна Себастьяна, Вильгельм ещё и перемаркировывал некоторые из них, чтобы выдать произведения отца за свои. Так, например, органный концерт BWV 596 долгое время ошибочно приписывали Вильгельму Фридеману из-за его надписи на рукописи Баха-старшего.

Отрывок, характеризующий Бах, Вильгельм Фридеман

– Да ведь вы без сахара? – сказала она, все улыбаясь, как будто все, что ни говорила она, и все, что ни говорили другие, было очень смешно и имело еще другое значение.
– Да мне не сахар, мне только, чтоб вы помешали своей ручкой.
Марья Генриховна согласилась и стала искать ложку, которую уже захватил кто то.
– Вы пальчиком, Марья Генриховна, – сказал Ростов, – еще приятнее будет.
– Горячо! – сказала Марья Генриховна, краснея от удовольствия.
Ильин взял ведро с водой и, капнув туда рому, пришел к Марье Генриховне, прося помешать пальчиком.
– Это моя чашка, – говорил он. – Только вложите пальчик, все выпью.
Когда самовар весь выпили, Ростов взял карты и предложил играть в короли с Марьей Генриховной. Кинули жребий, кому составлять партию Марьи Генриховны. Правилами игры, по предложению Ростова, было то, чтобы тот, кто будет королем, имел право поцеловать ручку Марьи Генриховны, а чтобы тот, кто останется прохвостом, шел бы ставить новый самовар для доктора, когда он проснется.
– Ну, а ежели Марья Генриховна будет королем? – спросил Ильин.
– Она и так королева! И приказания ее – закон.
Только что началась игра, как из за Марьи Генриховны вдруг поднялась вспутанная голова доктора. Он давно уже не спал и прислушивался к тому, что говорилось, и, видимо, не находил ничего веселого, смешного или забавного во всем, что говорилось и делалось. Лицо его было грустно и уныло. Он не поздоровался с офицерами, почесался и попросил позволения выйти, так как ему загораживали дорогу. Как только он вышел, все офицеры разразились громким хохотом, а Марья Генриховна до слез покраснела и тем сделалась еще привлекательнее на глаза всех офицеров. Вернувшись со двора, доктор сказал жене (которая перестала уже так счастливо улыбаться и, испуганно ожидая приговора, смотрела на него), что дождь прошел и что надо идти ночевать в кибитку, а то все растащат.
– Да я вестового пошлю… двух! – сказал Ростов. – Полноте, доктор.
– Я сам стану на часы! – сказал Ильин.
– Нет, господа, вы выспались, а я две ночи не спал, – сказал доктор и мрачно сел подле жены, ожидая окончания игры.
Глядя на мрачное лицо доктора, косившегося на свою жену, офицерам стало еще веселей, и многие не могла удерживаться от смеха, которому они поспешно старались приискивать благовидные предлоги. Когда доктор ушел, уведя свою жену, и поместился с нею в кибиточку, офицеры улеглись в корчме, укрывшись мокрыми шинелями; но долго не спали, то переговариваясь, вспоминая испуг доктора и веселье докторши, то выбегая на крыльцо и сообщая о том, что делалось в кибиточке. Несколько раз Ростов, завертываясь с головой, хотел заснуть; но опять чье нибудь замечание развлекало его, опять начинался разговор, и опять раздавался беспричинный, веселый, детский хохот.


В третьем часу еще никто не заснул, как явился вахмистр с приказом выступать к местечку Островне.
Все с тем же говором и хохотом офицеры поспешно стали собираться; опять поставили самовар на грязной воде. Но Ростов, не дождавшись чаю, пошел к эскадрону. Уже светало; дождик перестал, тучи расходились. Было сыро и холодно, особенно в непросохшем платье. Выходя из корчмы, Ростов и Ильин оба в сумерках рассвета заглянули в глянцевитую от дождя кожаную докторскую кибиточку, из под фартука которой торчали ноги доктора и в середине которой виднелся на подушке чепчик докторши и слышалось сонное дыхание.