Беликов, Владимир Иванович

Владимир Иванович Беликов

Влади́мир Ива́нович Бе́ликов (13 марта 1950, Вязники, Владимирская область) — российский лингвист, этнограф, социолингвист. Доктор филологических наук (2006).

Биография

Окончил филологический факультет МГУ. Доктор филологических наук (2007). С 2004 ведущий научный сотрудник ИРЯ РАН. Преподавал в МГУ (культурология, социология, социолингвистика).

Круг профессиональных интересов В. И. Беликова охватывает различные аспекты теоретического языкознания; среди них — типология, компаративистика, контактология, семиотика, русистика и ряд смежных с языкознанием дисциплин. Значителен его вклад в изучение истории полинезийских языков и социолингвистических проблем Океании; он имеет также ряд работ по истории, антропологии, религиозным верованиям и демографии этого региона. Одно из центральных мест в проблематике работ Беликова занимают языковые контакты, исследование генезиса и функционирования пиджинов и креольских языков; его работы в этой области получили широкое международное признание (см.: John A. Holm. Focus on Creolists: Vladimir Belikov, in: «The Carrier Pidgin», vol. 18, no. 1, 1990). В 1998 г. в издательстве «Наука» вышла его обобщающая монография «Пиджины и креольские языки Океании. Социолингвистический очерк». В последние годы В. И. Беликов уделяет большое внимание изучению истории и современного состояния социолингвистической и этнокультурной ситуации в России; был координатором работ международного проекта Atlas of the languages of intercultural communication по зоне СССР. В соавторстве с Л. П. Крысиным им опубликован учебник для вузов «Социолингвистика» (М., изд. РГГУ, 2001).

Читал курсы лекций в США (1993), Швеции (1996), Латвии (1999); многократно участвовал в международных конференциях, печатается в зарубежной научной и научно-популярной периодике (Journal of Pidgin and Creole Languages, Pacific Studies, Russian Linguistics, Курьер ЮНЕСКО и др.).

Научный редактор словаря «Языки русских городов».

Монографии

• Тонга — последнее королевство в Океании [брошюра]. Серия «У политической карты мира», № 2, 1991, М.: Знание, 64 с. (совм. с В. П. Николаевым).
• Задачи по лингвистике, часть 1. М., РГГУ, 1991, 106 с. (совм. с М. Е. Алексеевым, С. М. Евграфовой и Е. В. Муравенко).
• Пиджины и креольские языки Океании. Социолингвистический очерк [монография]. М.: Восточная литература, 1998. 200 с.
• Социолингвистика [учебник]. М., Изд. РГГУ, 2001. (совм. с Л. П. Крысиным).- 439 с.
• Маорийские синкретические религии в прошлом и настоящем // Прошлое и настоящее Австралии и Океании. М.: Наука, 1979, стр.215-228.
• Происхождение и миграции полинезийцев (по лингвистическим данным) // Пути развития Австралии и Океании: история, экономика, этнография. М.: Наука, 1981, стр.243-254.

Статьи

• [www.gramota.ru/biblio/research/slovari-norm/ О словарях, «содержащих нормы современного русского литературного языка при его использовании в качестве государственного языка Российской Федерации»] — Грамота.ру, 2010.

Ссылки

• [www.philol.msu.ru/~otipl/new/main/people/belikov.php Личная страница на сайте филологического факультета МГУ]

Отрывок, характеризующий Беликов, Владимир Иванович

Пьер не ел целый день, и запах картофеля показался ему необыкновенно приятным. Он поблагодарил солдата и стал есть.
– Что ж, так то? – улыбаясь, сказал солдат и взял одну из картошек. – А ты вот как. – Он достал опять складной ножик, разрезал на своей ладони картошку на равные две половины, посыпал соли из тряпки и поднес Пьеру.
– Картошки важнеющие, – повторил он. – Ты покушай вот так то.
Пьеру казалось, что он никогда не ел кушанья вкуснее этого.
– Нет, мне все ничего, – сказал Пьер, – но за что они расстреляли этих несчастных!.. Последний лет двадцати.
– Тц, тц… – сказал маленький человек. – Греха то, греха то… – быстро прибавил он, и, как будто слова его всегда были готовы во рту его и нечаянно вылетали из него, он продолжал: – Что ж это, барин, вы так в Москве то остались?
– Я не думал, что они так скоро придут. Я нечаянно остался, – сказал Пьер.
– Да как же они взяли тебя, соколик, из дома твоего?
– Нет, я пошел на пожар, и тут они схватили меня, судили за поджигателя.
– Где суд, там и неправда, – вставил маленький человек.
– А ты давно здесь? – спросил Пьер, дожевывая последнюю картошку.
– Я то? В то воскресенье меня взяли из гошпиталя в Москве.
– Ты кто же, солдат?
– Солдаты Апшеронского полка. От лихорадки умирал. Нам и не сказали ничего. Наших человек двадцать лежало. И не думали, не гадали.
– Что ж, тебе скучно здесь? – спросил Пьер.
– Как не скучно, соколик. Меня Платоном звать; Каратаевы прозвище, – прибавил он, видимо, с тем, чтобы облегчить Пьеру обращение к нему. – Соколиком на службе прозвали. Как не скучать, соколик! Москва, она городам мать. Как не скучать на это смотреть. Да червь капусту гложе, а сам прежде того пропадае: так то старички говаривали, – прибавил он быстро.
– Как, как это ты сказал? – спросил Пьер.
– Я то? – спросил Каратаев. – Я говорю: не нашим умом, а божьим судом, – сказал он, думая, что повторяет сказанное. И тотчас же продолжал: – Как же у вас, барин, и вотчины есть? И дом есть? Стало быть, полная чаша! И хозяйка есть? А старики родители живы? – спрашивал он, и хотя Пьер не видел в темноте, но чувствовал, что у солдата морщились губы сдержанною улыбкой ласки в то время, как он спрашивал это. Он, видимо, был огорчен тем, что у Пьера не было родителей, в особенности матери.
– Жена для совета, теща для привета, а нет милей родной матушки! – сказал он. – Ну, а детки есть? – продолжал он спрашивать. Отрицательный ответ Пьера опять, видимо, огорчил его, и он поспешил прибавить: – Что ж, люди молодые, еще даст бог, будут. Только бы в совете жить…
– Да теперь все равно, – невольно сказал Пьер.
– Эх, милый человек ты, – возразил Платон. – От сумы да от тюрьмы никогда не отказывайся. – Он уселся получше, прокашлялся, видимо приготовляясь к длинному рассказу. – Так то, друг мой любезный, жил я еще дома, – начал он. – Вотчина у нас богатая, земли много, хорошо живут мужики, и наш дом, слава тебе богу. Сам сем батюшка косить выходил. Жили хорошо. Христьяне настоящие были. Случилось… – И Платон Каратаев рассказал длинную историю о том, как он поехал в чужую рощу за лесом и попался сторожу, как его секли, судили и отдали ь солдаты. – Что ж соколик, – говорил он изменяющимся от улыбки голосом, – думали горе, ан радость! Брату бы идти, кабы не мой грех. А у брата меньшого сам пят ребят, – а у меня, гляди, одна солдатка осталась. Была девочка, да еще до солдатства бог прибрал. Пришел я на побывку, скажу я тебе. Гляжу – лучше прежнего живут. Животов полон двор, бабы дома, два брата на заработках. Один Михайло, меньшой, дома. Батюшка и говорит: «Мне, говорит, все детки равны: какой палец ни укуси, все больно. А кабы не Платона тогда забрили, Михайле бы идти». Позвал нас всех – веришь – поставил перед образа. Михайло, говорит, поди сюда, кланяйся ему в ноги, и ты, баба, кланяйся, и внучата кланяйтесь. Поняли? говорит. Так то, друг мой любезный. Рок головы ищет. А мы всё судим: то не хорошо, то не ладно. Наше счастье, дружок, как вода в бредне: тянешь – надулось, а вытащишь – ничего нету. Так то. – И Платон пересел на своей соломе.