Бенякони

Агрогородок Бенякони белор. Беняконі Страна БелоруссияБелоруссия Область Гродненская областьГродненская область Район Вороновский район Сельсовет Беняконский сельсовет Координаты 54°15′02″ с. ш. 25°21′26″ в. д.54.25056° с. ш. 25.35722° в. д. / 54.25056; 25.35722    Население 1319 человек Часовой пояс UTC+3 Автомобильный код 4 Показать/скрыть карты

Беняко́ни (белор. Беняконі) — агрогородок в Белоруссии, центр Беняконского сельсовета Вороновского района Гродненской области. Население 1319 человек (2004).

География

Агрогородок расположен в 11 км к северу от Вороново, близ северной окраины Беняконей проходит граница с Литвой. Через агрогородок проходит магистраль М11 Лида — Вильнюс, здесь находится пограничный переход и пункт таможенного оформления. Также в агрогородке находится ж/д станция на линии Лида — Вильнюс. В 2004 году Бенякони насчитывали 1319 жителей. Бенякони находятся в пограничной зоне Республики Беларусь, для её посещения необходимо оформить пропуск и уплатить пошлину.

История

Первое письменное упоминание о Беняконях датируется 1529 годом. В 1556 году Бенякони упоминаются как село хозяйского двора «Рудомино», владение великого князя литовского Сигизмунда Августа. Согласно административно-территориальной реформе середины XVI века поселение вошло в состав Лидского повета Виленского воеводства.

В 1634 году здесь был образован католический приход, в то же время на средства тогдашнего владельца Яна Чаплинского здесь был построен деревянный костёл св. Иоанна Крестителя.

В результате третьего раздела Речи Посполитой (1795) Бенякони оказались в составе Российской империи, где стали волостным центром Лидского уезда. В 1897 году село насчитывало 26 дворов, костёл, волостное управление, народное училище, несколько магазинов. В 1900—1906 годах построен новый каменный католический храм св. Иоанна Крестителя в эклектичном стиле. В 1910 году близ села была основана опытная сельскохозяйственная станция Ластовского (действовала до 1959 года, остатки зданий снесены в 2012 году). В первую мировую войну село находилось под немецкой оккупацией. Согласно Рижскому мирному договору (1921) Бенякони оказалась в составе межвоенной Польской Республики, где стали центром гмины Лидского повета Новогрудского воеводства.

В 1939 году Бенякони вошли в БССР, где стали центром сельсовета Вороновского района. В 1970 году здесь было было 502 двора, в 2012 году — 515.

Достопримечательности

• Католический храм св. Иоанна Крестителя, 1906 год.
• Деревянное здание плебании (начало XX в.)
• Руины водяной мельницы, принадлежавшей шляхтичам Голимонтам (1900 г.)
• Железнодорожная станция (1 половина XX в.)
• Деревянная синагога (начало XX века)
• Могила Марыли Верещак, возлюбленной Адама Мицкевича

Литература

• Энцыклапедыя гісторыі Беларусі. У 6 т. Т. 4: Кадэты — Ляшчэня / Беларус. Энцыкл.; Рэдкал.: Г. П. Пашкоў (галоўны рэд.) і інш.; Маст. Э. Э. Жакевіч. — Мн.: БелЭн, 1997. — 432 с.: іл. ISBN 985-11-0041-2
• Соркіна I. Мястэчкі Беларусі ў канцы ХVІІІ — першай палове ХІХ ст. — Вільня: ЕГУ, 2010. — 488 с. ISBN 978-9955-773-33-7.

Ссылки

• [globus.tut.by/benyakoni/index.htm Бенякони на сайте globus.tut.by]
• [radzima.org/be/miesca/benyakoni.html Бенякони на сайте radzima.org ]

Отрывок, характеризующий Бенякони

– Русские очень набожны, – отвечал Балашев.
– Впрочем, большое количество монастырей и церквей есть всегда признак отсталости народа, – сказал Наполеон, оглядываясь на Коленкура за оценкой этого суждения.
Балашев почтительно позволил себе не согласиться с мнением французского императора.
– У каждой страны свои нравы, – сказал он.
– Но уже нигде в Европе нет ничего подобного, – сказал Наполеон.
– Прошу извинения у вашего величества, – сказал Балашев, – кроме России, есть еще Испания, где также много церквей и монастырей.
Этот ответ Балашева, намекавший на недавнее поражение французов в Испании, был высоко оценен впоследствии, по рассказам Балашева, при дворе императора Александра и очень мало был оценен теперь, за обедом Наполеона, и прошел незаметно.
По равнодушным и недоумевающим лицам господ маршалов видно было, что они недоумевали, в чем тут состояла острота, на которую намекала интонация Балашева. «Ежели и была она, то мы не поняли ее или она вовсе не остроумна», – говорили выражения лиц маршалов. Так мало был оценен этот ответ, что Наполеон даже решительно не заметил его и наивно спросил Балашева о том, на какие города идет отсюда прямая дорога к Москве. Балашев, бывший все время обеда настороже, отвечал, что comme tout chemin mene a Rome, tout chemin mene a Moscou, [как всякая дорога, по пословице, ведет в Рим, так и все дороги ведут в Москву,] что есть много дорог, и что в числе этих разных путей есть дорога на Полтаву, которую избрал Карл XII, сказал Балашев, невольно вспыхнув от удовольствия в удаче этого ответа. Не успел Балашев досказать последних слов: «Poltawa», как уже Коленкур заговорил о неудобствах дороги из Петербурга в Москву и о своих петербургских воспоминаниях.
После обеда перешли пить кофе в кабинет Наполеона, четыре дня тому назад бывший кабинетом императора Александра. Наполеон сел, потрогивая кофе в севрской чашке, и указал на стул подло себя Балашеву.
Есть в человеке известное послеобеденное расположение духа, которое сильнее всяких разумных причин заставляет человека быть довольным собой и считать всех своими друзьями. Наполеон находился в этом расположении. Ему казалось, что он окружен людьми, обожающими его. Он был убежден, что и Балашев после его обеда был его другом и обожателем. Наполеон обратился к нему с приятной и слегка насмешливой улыбкой.
– Это та же комната, как мне говорили, в которой жил император Александр. Странно, не правда ли, генерал? – сказал он, очевидно, не сомневаясь в том, что это обращение не могло не быть приятно его собеседнику, так как оно доказывало превосходство его, Наполеона, над Александром.
Балашев ничего не мог отвечать на это и молча наклонил голову.
– Да, в этой комнате, четыре дня тому назад, совещались Винцингероде и Штейн, – с той же насмешливой, уверенной улыбкой продолжал Наполеон. – Чего я не могу понять, – сказал он, – это того, что император Александр приблизил к себе всех личных моих неприятелей. Я этого не… понимаю. Он не подумал о том, что я могу сделать то же? – с вопросом обратился он к Балашеву, и, очевидно, это воспоминание втолкнуло его опять в тот след утреннего гнева, который еще был свеж в нем.
– И пусть он знает, что я это сделаю, – сказал Наполеон, вставая и отталкивая рукой свою чашку. – Я выгоню из Германии всех его родных, Виртембергских, Баденских, Веймарских… да, я выгоню их. Пусть он готовит для них убежище в России!
Балашев наклонил голову, видом своим показывая, что он желал бы откланяться и слушает только потому, что он не может не слушать того, что ему говорят. Наполеон не замечал этого выражения; он обращался к Балашеву не как к послу своего врага, а как к человеку, который теперь вполне предан ему и должен радоваться унижению своего бывшего господина.
– И зачем император Александр принял начальство над войсками? К чему это? Война мое ремесло, а его дело царствовать, а не командовать войсками. Зачем он взял на себя такую ответственность?
Наполеон опять взял табакерку, молча прошелся несколько раз по комнате и вдруг неожиданно подошел к Балашеву и с легкой улыбкой так уверенно, быстро, просто, как будто он делал какое нибудь не только важное, но и приятное для Балашева дело, поднял руку к лицу сорокалетнего русского генерала и, взяв его за ухо, слегка дернул, улыбнувшись одними губами.
– Avoir l'oreille tiree par l'Empereur [Быть выдранным за ухо императором] считалось величайшей честью и милостью при французском дворе.
– Eh bien, vous ne dites rien, admirateur et courtisan de l'Empereur Alexandre? [Ну у, что ж вы ничего не говорите, обожатель и придворный императора Александра?] – сказал он, как будто смешно было быть в его присутствии чьим нибудь courtisan и admirateur [придворным и обожателем], кроме его, Наполеона.
– Готовы ли лошади для генерала? – прибавил он, слегка наклоняя голову в ответ на поклон Балашева.
– Дайте ему моих, ему далеко ехать…
Письмо, привезенное Балашевым, было последнее письмо Наполеона к Александру. Все подробности разговора были переданы русскому императору, и война началась.


После своего свидания в Москве с Пьером князь Андреи уехал в Петербург по делам, как он сказал своим родным, но, в сущности, для того, чтобы встретить там князя Анатоля Курагина, которого он считал необходимым встретить. Курагина, о котором он осведомился, приехав в Петербург, уже там не было. Пьер дал знать своему шурину, что князь Андрей едет за ним. Анатоль Курагин тотчас получил назначение от военного министра и уехал в Молдавскую армию. В это же время в Петербурге князь Андрей встретил Кутузова, своего прежнего, всегда расположенного к нему, генерала, и Кутузов предложил ему ехать с ним вместе в Молдавскую армию, куда старый генерал назначался главнокомандующим. Князь Андрей, получив назначение состоять при штабе главной квартиры, уехал в Турцию.