Большие Чапурники

Село Большие Чапурники Страна РоссияРоссия Субъект Федерации Волгоградская областьВолгоградская область Муниципальный район Светлоярский Сельское поселение Большечапурниковское Координаты 48°25′23″ с. ш. 44°34′58″ в. д.48.42306° с. ш. 44.58278° в. д. / 48.42306; 44.58278    Основан в 1785 году Высота центра 12 м Население ↗3228 человек (2010) Национальный состав русские и др. Конфессиональный состав православные и др. Часовой пояс UTC+3 Телефонный код +7 84477 Почтовый индекс 404174 Автомобильный код 34, 134 Код ОКАТО [classif.spb.ru/classificators/view/okt.php?st=A&kr=1&kod=18249804001 18 249 804 001] Большие Чапурники Москва Волгоград Светлый Яр Большие Чапурники

К:Населённые пункты, основанные в 1785 году

Больши́е Чапу́рники — село в Светлоярском районе Волгоградской области, административный центр Большечарпуниковского сельского поселения. Основано в 1785 году.

Население - 3228 (2010)

История

Село Большие Чапурники основано около 1785 года из переселенцев из Ярзовки Царицынского уезда Саратовской губернии. В 1817 году устроен деревянный молитвенный дом во имя Рождества Пресвятой Богородицы, в 1847 году начато строительство деревянной церкви. В 1816 году в Больших Чапурниках проживало 97 семей, 205 душ мужского и 207 душ женского пола. В 1835 году в Больших Чапурниках числилось 95 семей государственных крестьян (265 душ мужского и 286 душ женского пола).

Согласно сведениям, содержащимся в Памятной книжке Астраханской губернии на 1914 год село Большие Чапурники являлось центром Больше-Чапурниковской волости Черноярского уезда Астраханской губернии, в селе имелось 495 дворов, проживало 1283 души мужского и 1222 женского пола

C 1935 по 1949 годы село являлось административным центром Красноармейского района Сталинградской области (до 1936 года - Нижневолжского края).

Физико-географическая характеристика

Село расположено в степи в пределах Сарпинской низменности, являющейся северо-западной частью Прикаспийской низменности, к югу от устья балки. в которой расположен пруд Большой. Село вытянуто вдоль западного берега озера Сарпа. Средняя высота над уровнем моря — 12 метров. В окрестностях распространены солонцы (автоморфные) и светло-каштановые почвы.

По автомобильным дорогам расстояние до областного центра города Волгограда (до центра города) составляет 44 км (до южной границы города - 8 км), до районного центра посёлка Светлый Яр - 19 км. Через село проходит федеральная автодорога «Каспий» (Подъезд к г. Элисте) Р22

Климат

Климат континентальный, засушливый, с жарким летом и относительно холодной и малоснежной зимой (согласно согласно классификации климатов Кёппена - Dfa). Среднегодовая температура воздуха положительная и составляет + 8,7 °C. Средняя температура самого холодного января -7,0 °С, самого жаркого месяца июля +24,7 °С. Многолетняя норма осадков - 367 мм. В течение года количество осадков распределено относительно равномерно: наименьшее количество осадков выпадает в марте, апреле (по 23 мм) и октябре (22 мм), наибольшее количество - в июне и декабре (по 37 мм).

Часовой пояс

Большие Чапурники, как и вся Волгоградская область, находится в часовом поясе Московское время. Смещение относительно UTC составляет +3:00.

Население

Динамика численности населения

1816	1835	1859	1897	1900	1905	1914	1987
412	551	1071	2094	2290	2046	2505	≈2100

Численность населения
1939	2002	2010
2068	↗3205	↗3228

Люди, связанные с селом

В селе родился Герой Советского Союза Евгений Уткин.

Отрывок, характеризующий Большие Чапурники

– Эй, Макеев, что ж ты …. запропал или тебя волки съели? Неси дров то, – кричал один краснорожий рыжий солдат, щурившийся и мигавший от дыма, но не отодвигавшийся от огня. – Поди хоть ты, ворона, неси дров, – обратился этот солдат к другому. Рыжий был не унтер офицер и не ефрейтор, но был здоровый солдат, и потому повелевал теми, которые были слабее его. Худенький, маленький, с вострым носиком солдат, которого назвали вороной, покорно встал и пошел было исполнять приказание, но в это время в свет костра вступила уже тонкая красивая фигура молодого солдата, несшего беремя дров.
– Давай сюда. Во важно то!
Дрова наломали, надавили, поддули ртами и полами шинелей, и пламя зашипело и затрещало. Солдаты, придвинувшись, закурили трубки. Молодой, красивый солдат, который притащил дрова, подперся руками в бока и стал быстро и ловко топотать озябшими ногами на месте.
– Ах, маменька, холодная роса, да хороша, да в мушкатера… – припевал он, как будто икая на каждом слоге песни.
– Эй, подметки отлетят! – крикнул рыжий, заметив, что у плясуна болталась подметка. – Экой яд плясать!
Плясун остановился, оторвал болтавшуюся кожу и бросил в огонь.
– И то, брат, – сказал он; и, сев, достал из ранца обрывок французского синего сукна и стал обвертывать им ногу. – С пару зашлись, – прибавил он, вытягивая ноги к огню.
– Скоро новые отпустят. Говорят, перебьем до копца, тогда всем по двойному товару.
– А вишь, сукин сын Петров, отстал таки, – сказал фельдфебель.
– Я его давно замечал, – сказал другой.
– Да что, солдатенок…
– А в третьей роте, сказывали, за вчерашний день девять человек недосчитали.
– Да, вот суди, как ноги зазнобишь, куда пойдешь?
– Э, пустое болтать! – сказал фельдфебель.
– Али и тебе хочется того же? – сказал старый солдат, с упреком обращаясь к тому, который сказал, что ноги зазнобил.
– А ты что же думаешь? – вдруг приподнявшись из за костра, пискливым и дрожащим голосом заговорил востроносенький солдат, которого называли ворона. – Кто гладок, так похудает, а худому смерть. Вот хоть бы я. Мочи моей нет, – сказал он вдруг решительно, обращаясь к фельдфебелю, – вели в госпиталь отослать, ломота одолела; а то все одно отстанешь…
– Ну буде, буде, – спокойно сказал фельдфебель. Солдатик замолчал, и разговор продолжался.
– Нынче мало ли французов этих побрали; а сапог, прямо сказать, ни на одном настоящих нет, так, одна названье, – начал один из солдат новый разговор.
– Всё казаки поразули. Чистили для полковника избу, выносили их. Жалости смотреть, ребята, – сказал плясун. – Разворочали их: так живой один, веришь ли, лопочет что то по своему.
– А чистый народ, ребята, – сказал первый. – Белый, вот как береза белый, и бравые есть, скажи, благородные.
– А ты думаешь как? У него от всех званий набраны.
– А ничего не знают по нашему, – с улыбкой недоумения сказал плясун. – Я ему говорю: «Чьей короны?», а он свое лопочет. Чудесный народ!
– Ведь то мудрено, братцы мои, – продолжал тот, который удивлялся их белизне, – сказывали мужики под Можайским, как стали убирать битых, где страженья то была, так ведь что, говорит, почитай месяц лежали мертвые ихние то. Что ж, говорит, лежит, говорит, ихний то, как бумага белый, чистый, ни синь пороха не пахнет.
– Что ж, от холода, что ль? – спросил один.
– Эка ты умный! От холода! Жарко ведь было. Кабы от стужи, так и наши бы тоже не протухли. А то, говорит, подойдешь к нашему, весь, говорит, прогнил в червях. Так, говорит, платками обвяжемся, да, отворотя морду, и тащим; мочи нет. А ихний, говорит, как бумага белый; ни синь пороха не пахнет.
Все помолчали.
– Должно, от пищи, – сказал фельдфебель, – господскую пищу жрали.
Никто не возражал.
– Сказывал мужик то этот, под Можайским, где страженья то была, их с десяти деревень согнали, двадцать дён возили, не свозили всех, мертвых то. Волков этих что, говорит…
– Та страженья была настоящая, – сказал старый солдат. – Только и было чем помянуть; а то всё после того… Так, только народу мученье.
– И то, дядюшка. Позавчера набежали мы, так куда те, до себя не допущают. Живо ружья покидали. На коленки. Пардон – говорит. Так, только пример один. Сказывали, самого Полиона то Платов два раза брал. Слова не знает. Возьмет возьмет: вот на те, в руках прикинется птицей, улетит, да и улетит. И убить тоже нет положенья.
– Эка врать здоров ты, Киселев, посмотрю я на тебя.
– Какое врать, правда истинная.
– А кабы на мой обычай, я бы его, изловимши, да в землю бы закопал. Да осиновым колом. А то что народу загубил.
– Все одно конец сделаем, не будет ходить, – зевая, сказал старый солдат.
Разговор замолк, солдаты стали укладываться.
– Вишь, звезды то, страсть, так и горят! Скажи, бабы холсты разложили, – сказал солдат, любуясь на Млечный Путь.
– Это, ребята, к урожайному году.
– Дровец то еще надо будет.
– Спину погреешь, а брюха замерзла. Вот чуда.
– О, господи!
– Что толкаешься то, – про тебя одного огонь, что ли? Вишь… развалился.
Из за устанавливающегося молчания послышался храп некоторых заснувших; остальные поворачивались и грелись, изредка переговариваясь. От дальнего, шагов за сто, костра послышался дружный, веселый хохот.
– Вишь, грохочат в пятой роте, – сказал один солдат. – И народу что – страсть!
Один солдат поднялся и пошел к пятой роте.
– То то смеху, – сказал он, возвращаясь. – Два хранцуза пристали. Один мерзлый вовсе, а другой такой куражный, бяда! Песни играет.
– О о? пойти посмотреть… – Несколько солдат направились к пятой роте.


Пятая рота стояла подле самого леса. Огромный костер ярко горел посреди снега, освещая отягченные инеем ветви деревьев.
В середине ночи солдаты пятой роты услыхали в лесу шаги по снегу и хряск сучьев.
– Ребята, ведмедь, – сказал один солдат. Все подняли головы, прислушались, и из леса, в яркий свет костра, выступили две, держащиеся друг за друга, человеческие, странно одетые фигуры.
Это были два прятавшиеся в лесу француза. Хрипло говоря что то на непонятном солдатам языке, они подошли к костру. Один был повыше ростом, в офицерской шляпе, и казался совсем ослабевшим. Подойдя к костру, он хотел сесть, но упал на землю. Другой, маленький, коренастый, обвязанный платком по щекам солдат, был сильнее. Он поднял своего товарища и, указывая на свой рот, говорил что то. Солдаты окружили французов, подстелили больному шинель и обоим принесли каши и водки.