Вайан, Андре

Андре Вайан

Андре́ Вайа́н — французский славист. Родился в Суасоне 3 ноября 1890 года, умер в Париже 23 апреля 1977 года.

Биография

Андре Вайян поступил в Высшую нормальную школу в Париже в 1911 году и получил диплом филолога в 1914 году. Был преподавателем сербохорватского языка в Национальной школе живых восточных языков (École nationale des langues orientales vivantes) с 1921 года по 1952 год (включён в штат в 1927 году), затем руководителем научно-исследовательских работ по средневековым славянским языкам и литературам в Практической школе высших исследований с 1932 года по 1966 год (хотя он достиг лимита по возрасту ещё в 1962 году). С 1952 года по 1962 год был профессором на кафедре славянских языков и литератур в Коллеж де Франс, это место он занимал после А. Мазона.

В 1928 году Вайян защитил диссертацию, озаглавленную «Язык Доминко Златарича, рагузского поэта конца XVI века, т. I: Фонетика» (La langue de Dominko Zlatarić, poète ragusain de la fin du XVI^e siècle, t. I : Phonétique). Диссертация была премирована Академией надписей и изящной словесности. В течение всей своей жизни Вайян сохранял интерес к рагузским поэтам (И. Гундулич, Ш. Менчевич, Дж. Држич).

Вайян ездил в Россию, чтобы изучать старославянские рукописи. Он работал в парижском Институте славяноведения (Institut d'Études slaves) и был его вице-президентом с 1945 по 1972 год. Также Вайян сотрудничал с журналом Revue d'études slaves, а затем, начиная с 1945 года был его главным редактором вместе с А. Мазоном.

Является автором более, чем двухсот научных работ, в том числе шести томов "Сравнительной грамматики славянских языков (Grammaire comparée des langues slaves) и двух томов «Руководства по старославянскому языку» (Manuel de vieux-slave). Был специалистом по истории сербохорватского языка, впоследствии в его круг интересов вошли старославянский язык, македонский язык, церковнославянский язык и сравнительная грамматика.

Перевёл и издал церковнославянские литургические тексты и Библию, в частности «Правила святого Василия Великого» (Les Règles de saint Basile), «Катехизис Кирилла Иерусалимского» (Les Catéchèses de Cyrille de Jérusalem), «Анонимная гомилия из сборника Клоца» (L’Homélie anonyme de Clozianus), «„Против ариан“ святого Афанасия» (Discours contre les Ariens de Saint Athanase (на церковнославянский перевёл Константин Преславский), «Трактат против богомилов» (Traité contre les Bogomiles) Козьмы Пресвитера.

Ссылки

• [www.persee.fr/web/revues/home/prescript/article/slave_0080-2557_1981_num_53_3_5152 Pascal P. André Vaillant (1890—1977), l’homme et le savant]
• [bibindex.dominicains.com/opac_css/index.php?lvl=author_see&id=34473 Избранные труды Вайана]
• [www.etudes-slaves.paris-sorbonne.fr/spip.php?article1032 Центр славяноведения Университета Париж IV Сорбонна]
• [catalogue.bnf.fr/servlet/RechercheEquation;jsessionid=7851F0B51D5B2FA56BE9F2D431DC17CD?TexteCollection=HGARSTUVWXYZ1DIECBMJNQLOKP&TexteTypeDoc=DESNFPIBTMCJOV&Equation=IDP%3Dcb119274122&host=catalogue Национальная библиотека Франции]

Литература

• Histoire et philologie. Langues et littératures slaves du Moyen Âge / André Vaillant / Paris : EPHE École Pratique des Hautes Études — 1965
• Histoire et philologie. Langues et littératures slaves du Moyen Âge / André Vaillant / Paris : EPHE École Pratique des Hautes Études — 1969
• Pascal Pierre et Johannet José, André Vaillant (1890—1977), l’homme et le savant, Revue des études slaves, t. 53, 1981, fasc. 3, p. 367—370.
• Les «Piesni razlike» de Dominko Zlatarié, thèse complémentaire pour le doctorat ès lettres présentée à la Faculté des lettres de l’Université de Paris, par André Vaillant.

Отрывок, характеризующий Вайан, Андре

Между тем Несвицкий, Жерков и свитский офицер стояли вместе вне выстрелов и смотрели то на эту небольшую кучку людей в желтых киверах, темнозеленых куртках, расшитых снурками, и синих рейтузах, копошившихся у моста, то на ту сторону, на приближавшиеся вдалеке синие капоты и группы с лошадьми, которые легко можно было признать за орудия.
«Зажгут или не зажгут мост? Кто прежде? Они добегут и зажгут мост, или французы подъедут на картечный выстрел и перебьют их?» Эти вопросы с замиранием сердца невольно задавал себе каждый из того большого количества войск, которые стояли над мостом и при ярком вечернем свете смотрели на мост и гусаров и на ту сторону, на подвигавшиеся синие капоты со штыками и орудиями.
– Ох! достанется гусарам! – говорил Несвицкий, – не дальше картечного выстрела теперь.
– Напрасно он так много людей повел, – сказал свитский офицер.
– И в самом деле, – сказал Несвицкий. – Тут бы двух молодцов послать, всё равно бы.
– Ах, ваше сиятельство, – вмешался Жерков, не спуская глаз с гусар, но всё с своею наивною манерой, из за которой нельзя было догадаться, серьезно ли, что он говорит, или нет. – Ах, ваше сиятельство! Как вы судите! Двух человек послать, а нам то кто же Владимира с бантом даст? А так то, хоть и поколотят, да можно эскадрон представить и самому бантик получить. Наш Богданыч порядки знает.
– Ну, – сказал свитский офицер, – это картечь!
Он показывал на французские орудия, которые снимались с передков и поспешно отъезжали.
На французской стороне, в тех группах, где были орудия, показался дымок, другой, третий, почти в одно время, и в ту минуту, как долетел звук первого выстрела, показался четвертый. Два звука, один за другим, и третий.
– О, ох! – охнул Несвицкий, как будто от жгучей боли, хватая за руку свитского офицера. – Посмотрите, упал один, упал, упал!
– Два, кажется?
– Был бы я царь, никогда бы не воевал, – сказал Несвицкий, отворачиваясь.
Французские орудия опять поспешно заряжали. Пехота в синих капотах бегом двинулась к мосту. Опять, но в разных промежутках, показались дымки, и защелкала и затрещала картечь по мосту. Но в этот раз Несвицкий не мог видеть того, что делалось на мосту. С моста поднялся густой дым. Гусары успели зажечь мост, и французские батареи стреляли по ним уже не для того, чтобы помешать, а для того, что орудия были наведены и было по ком стрелять.
– Французы успели сделать три картечные выстрела, прежде чем гусары вернулись к коноводам. Два залпа были сделаны неверно, и картечь всю перенесло, но зато последний выстрел попал в середину кучки гусар и повалил троих.
Ростов, озабоченный своими отношениями к Богданычу, остановился на мосту, не зная, что ему делать. Рубить (как он всегда воображал себе сражение) было некого, помогать в зажжении моста он тоже не мог, потому что не взял с собою, как другие солдаты, жгута соломы. Он стоял и оглядывался, как вдруг затрещало по мосту будто рассыпанные орехи, и один из гусар, ближе всех бывший от него, со стоном упал на перилы. Ростов побежал к нему вместе с другими. Опять закричал кто то: «Носилки!». Гусара подхватили четыре человека и стали поднимать.
– Оооо!… Бросьте, ради Христа, – закричал раненый; но его всё таки подняли и положили.