Ванадзиньш, Николай Карлович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Николай Карлович Ванадзиньш
Полное имя

латыш. Nikolajs Vanadziņš

Дата рождения

11 декабря 1892(1892-12-11)

Место рождения

Трикатская волость

Дата смерти

23 августа 1978(1978-08-23) (85 лет)

Место смерти

Рига

Страна

Латвийская ССР

Профессии

органист, педагог

Инструменты

орган

Награды

Николай Карлович Ва́надзиньш (латыш. Nikolajs Vanadziņš; 18921978) — латвийский органист и музыкальный педагог. Народный артист Латвийской ССР (1969).

Окончил Петроградскую консерваторию (1917), ученик Жака Хандшина. После возвращения своего учителя в Швейцарию возглавлял в 19201923 гг. органный класс Петроградской консерватории, где его учеником был, в частности, Исай Браудо.

С 1923 жил и работал в Латвии, возглавлял Народные консерватории в Даугавпилсе (19231929) и Риге (19291943), Музыкальное училище при Латвийской консерватории (19451956). С 1938 преподавал в Латвийской консерватории, с 1947 — профессор. Среди учеников Ванадзиня были, в частности, Петерис Сиполниекс, Ольгертс Цинтиньш, Айвар Калейс, Евгения Лисицына, Таливалдис Декснис.

Брат Карлис Герхардс Ванадзиньш (1890—1965), медик, окончил Дерптский университет (1917) и до 1939 г. вёл медицинскую практику в Цесисе, одновременно в 1922—1933 гг. исполняя обязанности городского головы. С окончанием Второй мировой войны эмигрировал в Швецию, умер в Векшё.

Напишите отзыв о статье "Ванадзиньш, Николай Карлович"



Ссылки

  • [www.trikatasvesture.beverina.lv/index.php/ieverojami-novadnieki/v Vanadziņš Kārlis Gerhards; Vanadziņš Nikolajs Jūlijs] // Trikāta — Tālavas valsts galvaspilsēta  (латыш.)


Отрывок, характеризующий Ванадзиньш, Николай Карлович

На краю дороги стоял дуб. Вероятно в десять раз старше берез, составлявших лес, он был в десять раз толще и в два раза выше каждой березы. Это был огромный в два обхвата дуб с обломанными, давно видно, суками и с обломанной корой, заросшей старыми болячками. С огромными своими неуклюжими, несимметрично растопыренными, корявыми руками и пальцами, он старым, сердитым и презрительным уродом стоял между улыбающимися березами. Только он один не хотел подчиняться обаянию весны и не хотел видеть ни весны, ни солнца.
«Весна, и любовь, и счастие!» – как будто говорил этот дуб, – «и как не надоест вам всё один и тот же глупый и бессмысленный обман. Всё одно и то же, и всё обман! Нет ни весны, ни солнца, ни счастия. Вон смотрите, сидят задавленные мертвые ели, всегда одинакие, и вон и я растопырил свои обломанные, ободранные пальцы, где ни выросли они – из спины, из боков; как выросли – так и стою, и не верю вашим надеждам и обманам».
Князь Андрей несколько раз оглянулся на этот дуб, проезжая по лесу, как будто он чего то ждал от него. Цветы и трава были и под дубом, но он всё так же, хмурясь, неподвижно, уродливо и упорно, стоял посреди их.
«Да, он прав, тысячу раз прав этот дуб, думал князь Андрей, пускай другие, молодые, вновь поддаются на этот обман, а мы знаем жизнь, – наша жизнь кончена!» Целый новый ряд мыслей безнадежных, но грустно приятных в связи с этим дубом, возник в душе князя Андрея. Во время этого путешествия он как будто вновь обдумал всю свою жизнь, и пришел к тому же прежнему успокоительному и безнадежному заключению, что ему начинать ничего было не надо, что он должен доживать свою жизнь, не делая зла, не тревожась и ничего не желая.


По опекунским делам рязанского именья, князю Андрею надо было видеться с уездным предводителем. Предводителем был граф Илья Андреич Ростов, и князь Андрей в середине мая поехал к нему.
Был уже жаркий период весны. Лес уже весь оделся, была пыль и было так жарко, что проезжая мимо воды, хотелось купаться.
Князь Андрей, невеселый и озабоченный соображениями о том, что и что ему нужно о делах спросить у предводителя, подъезжал по аллее сада к отрадненскому дому Ростовых. Вправо из за деревьев он услыхал женский, веселый крик, и увидал бегущую на перерез его коляски толпу девушек. Впереди других ближе, подбегала к коляске черноволосая, очень тоненькая, странно тоненькая, черноглазая девушка в желтом ситцевом платье, повязанная белым носовым платком, из под которого выбивались пряди расчесавшихся волос. Девушка что то кричала, но узнав чужого, не взглянув на него, со смехом побежала назад.