Визжилин, Виктор Алексеевич

Виктор Алексеевич Визжилин
Дата рождения	18 апреля 1901(1901-04-18)
Место рождения	Хмелевка, Саратовский уезд, Саратовская губерния, Российская империя
Дата смерти	1 апреля 1970(1970-04-01) (68 лет)
Место смерти	Саратов, СССР
Принадлежность	СССР СССР
Род войск	Пехота
Годы службы	1920—1956
Звание
Командовал	130-я стрелковая дивизия 288-я стрелковая дивизия
Сражения/войны	Гражданская война Польский поход РККА Великая Отечественная война
Награды и премии

Виктор Алексеевич Визжилин (18 апреля 1901, Хмелёвка, Саратовская губерния — 1 апреля 1970, Саратов) — советский военачальник генерал-майор (1940).

Биография

Родился 18 апреля 1901 года в селе Хмелёвка Саратовской губернии. В 1912 году окончил сельскую школу, работал на текстильной фабрике «Саратовская мануфактура».

В Гражданскую войну в феврале 1920 года был призван в РККА и служил в учебно-этапном батальоне 11-й армии в городе Темир-Хан-Шура. В августе 1921 года зачислен курсантом в 20-ю Саратовскую пехотную школу. В её составе в марте — апреле 1922 года принимал участие в ликвидации бандитизма в Самарской губернии.

В сентябре 1924 года В. А. Визжилин окончил школу и был назначен в 131-й стрелковый Таращанский полк 44-й стрелковой дивизии в Житомир, где проходил службу на должностях от командира взвода до командира учебного батальона. В феврале 1935 года назначен начальником штаба 130-го Богунского стрелкового полка этой же дивизии. В 1937 году окончил 2 курса заочного отделения Военной академии РККА им. М. В. Фрунзе и в августе был переведен в штаб КВО^[что?], где занимал должности начальника 1-го отделения 4-го отдела, а с июня 1938 года — заместителя начальника этого отдела. В сентябре 1938 года назначен командиром 131-го стрелкового Таращанского полка 44-й стрелковой дивизии, переименованного позже в 253-й стрелковый. В январе 1939 года переведен начальником штаба 72-й стрелковой дивизии в город Винница. 31 января того же года был допущен к командованию этой дивизией. Участвовал с ней в походе Красной армии в Западную Украину. В октябре заболел и в течение трех месяцев лечился в госпитале. После выздоровления в 1 января 1940 года назначен командиром 130-й стрелковой дивизии в Могилёве-Подольском. С введением генеральских званий в РКАА, один из первых 4 июня 1940 года получил воинское звание генерал-майор.

Великая Отечественная война

На 22 июня 1941 года дивизия находилась в Киевском военном округе, в городе Каменец-Подольский. В июле 1941 года участвовала в оборонительных боях в районе реки Днестр.

2 июля 1941 года 130-я стрелковая дивизия 18-й армии Южного фронта заняла Могилёв-Подольский и Ямпольский укрепленный районы. Части дивизии часто переходили в контратаки, нанося противнику тяжелые потери, при этом сами также несли огромные потери. В районе Ямполя дивизия вела бои с прорвавшими частями противника, препятствуя продвижению немцев в направлении города Томашполь. После тяжелых оборонительных боев, части 130-й отступили с боями в район Ободовки.

— Из книги «Солдаты сорок первого»

С сентября 1941 года заместитель командира 1-го гвардейского стрелкового корпуса Д. Д. Лелюшенко по пехоте. С 24 октября 1941 года начальник штаба 26-й резервной армии. С 25 декабря 1941 по 7 марта 1942 года — начальник штаба 2-й ударной армии, Волховского фронта, был отстранён за плохую работу. С 14 марта по 17 мая 1942 года командир 288-й стрелковой дивизии 4-й ударной армии Волховского, а затем Ленинградского фронтов. С 18 мая 1942 года по болезни находился на лечении в госпитале. 29 августа 1942 года военно-врачебной комиссией был признан «годным к службе в тылу с переосвидетельствованием через 6 месяцев 2-й степени».

Преподавательская деятельность

С 18 октября 1942 назначен начальником Кемеровского военно-пехотного училища. С 11 августа 1943 исполнял должность начальника филиала курсов «Выстрел» в Новосибирске. С 28 сентября 1943 — начальник Калининского суворовского военного училища. С сентября 1944 года — начальник Харьковского суворовского военного училища. В ноябре 1945 был отстранен от должности и зачислен в распоряжение Главного управления кадров НКО. В январе 1946 — заместитель командира 123 стрелкового корпуса Приволжского военного округа. С 10 января 1950 по 25 апреля 1952 года — начальник Рязанского пехотного училища им. К. Е. Ворошилова. С июля 1952 года начальник военной кафедры Саратовского сельскохозяйственного института.

23 ноября 1956 года уволен в отставку по возрасту.

Награды

• орден Ленина (21.02.1945)
• Два ордена Красного Знамени (03.11.1944, 1950)
• Орден Красной звезды (1936)
• Медали СССР:
  • «ХХ лет Рабоче-Крестьянской Красной Армии»
  • «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.»
  • «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.»

Литература

• Коллектив авторов. Великая Отечественная: Комдивы. Военный биографический словарь. — М.: Кучково поле, 2014. — Т. 3. — С. 460-461. — 1000 экз. — ISBN 978-5-9950-0382-3.

Отрывок, характеризующий Визжилин, Виктор Алексеевич

На другой день Пьер приехал проститься. Наташа была менее оживлена, чем в прежние дни; но в этот день, иногда взглянув ей в глаза, Пьер чувствовал, что он исчезает, что ни его, ни ее нет больше, а есть одно чувство счастья. «Неужели? Нет, не может быть», – говорил он себе при каждом ее взгляде, жесте, слове, наполнявших его душу радостью.
Когда он, прощаясь с нею, взял ее тонкую, худую руку, он невольно несколько дольше удержал ее в своей.
«Неужели эта рука, это лицо, эти глаза, все это чуждое мне сокровище женской прелести, неужели это все будет вечно мое, привычное, такое же, каким я сам для себя? Нет, это невозможно!..»
– Прощайте, граф, – сказала она ему громко. – Я очень буду ждать вас, – прибавила она шепотом.
И эти простые слова, взгляд и выражение лица, сопровождавшие их, в продолжение двух месяцев составляли предмет неистощимых воспоминаний, объяснений и счастливых мечтаний Пьера. «Я очень буду ждать вас… Да, да, как она сказала? Да, я очень буду ждать вас. Ах, как я счастлив! Что ж это такое, как я счастлив!» – говорил себе Пьер.


В душе Пьера теперь не происходило ничего подобного тому, что происходило в ней в подобных же обстоятельствах во время его сватовства с Элен.
Он не повторял, как тогда, с болезненным стыдом слов, сказанных им, не говорил себе: «Ах, зачем я не сказал этого, и зачем, зачем я сказал тогда „je vous aime“?» [я люблю вас] Теперь, напротив, каждое слово ее, свое он повторял в своем воображении со всеми подробностями лица, улыбки и ничего не хотел ни убавить, ни прибавить: хотел только повторять. Сомнений в том, хорошо ли, или дурно то, что он предпринял, – теперь не было и тени. Одно только страшное сомнение иногда приходило ему в голову. Не во сне ли все это? Не ошиблась ли княжна Марья? Не слишком ли я горд и самонадеян? Я верю; а вдруг, что и должно случиться, княжна Марья скажет ей, а она улыбнется и ответит: «Как странно! Он, верно, ошибся. Разве он не знает, что он человек, просто человек, а я?.. Я совсем другое, высшее».
Только это сомнение часто приходило Пьеру. Планов он тоже не делал теперь никаких. Ему казалось так невероятно предстоящее счастье, что стоило этому совершиться, и уж дальше ничего не могло быть. Все кончалось.
Радостное, неожиданное сумасшествие, к которому Пьер считал себя неспособным, овладело им. Весь смысл жизни, не для него одного, но для всего мира, казался ему заключающимся только в его любви и в возможности ее любви к нему. Иногда все люди казались ему занятыми только одним – его будущим счастьем. Ему казалось иногда, что все они радуются так же, как и он сам, и только стараются скрыть эту радость, притворяясь занятыми другими интересами. В каждом слове и движении он видел намеки на свое счастие. Он часто удивлял людей, встречавшихся с ним, своими значительными, выражавшими тайное согласие, счастливыми взглядами и улыбками. Но когда он понимал, что люди могли не знать про его счастье, он от всей души жалел их и испытывал желание как нибудь объяснить им, что все то, чем они заняты, есть совершенный вздор и пустяки, не стоящие внимания.
Когда ему предлагали служить или когда обсуждали какие нибудь общие, государственные дела и войну, предполагая, что от такого или такого исхода такого то события зависит счастие всех людей, он слушал с кроткой соболезнующею улыбкой и удивлял говоривших с ним людей своими странными замечаниями. Но как те люди, которые казались Пьеру понимающими настоящий смысл жизни, то есть его чувство, так и те несчастные, которые, очевидно, не понимали этого, – все люди в этот период времени представлялись ему в таком ярком свете сиявшего в нем чувства, что без малейшего усилия, он сразу, встречаясь с каким бы то ни было человеком, видел в нем все, что было хорошего и достойного любви.
Рассматривая дела и бумаги своей покойной жены, он к ее памяти не испытывал никакого чувства, кроме жалости в том, что она не знала того счастья, которое он знал теперь. Князь Василий, особенно гордый теперь получением нового места и звезды, представлялся ему трогательным, добрым и жалким стариком.
Пьер часто потом вспоминал это время счастливого безумия. Все суждения, которые он составил себе о людях и обстоятельствах за этот период времени, остались для него навсегда верными. Он не только не отрекался впоследствии от этих взглядов на людей и вещи, но, напротив, в внутренних сомнениях и противуречиях прибегал к тому взгляду, который он имел в это время безумия, и взгляд этот всегда оказывался верен.
«Может быть, – думал он, – я и казался тогда странен и смешон; но я тогда не был так безумен, как казалось. Напротив, я был тогда умнее и проницательнее, чем когда либо, и понимал все, что стоит понимать в жизни, потому что… я был счастлив».
Безумие Пьера состояло в том, что он не дожидался, как прежде, личных причин, которые он называл достоинствами людей, для того чтобы любить их, а любовь переполняла его сердце, и он, беспричинно любя людей, находил несомненные причины, за которые стоило любить их.


С первого того вечера, когда Наташа, после отъезда Пьера, с радостно насмешливой улыбкой сказала княжне Марье, что он точно, ну точно из бани, и сюртучок, и стриженый, с этой минуты что то скрытое и самой ей неизвестное, но непреодолимое проснулось в душе Наташи.
Все: лицо, походка, взгляд, голос – все вдруг изменилось в ней. Неожиданные для нее самой – сила жизни, надежды на счастье всплыли наружу и требовали удовлетворения. С первого вечера Наташа как будто забыла все то, что с ней было. Она с тех пор ни разу не пожаловалась на свое положение, ни одного слова не сказала о прошедшем и не боялась уже делать веселые планы на будущее. Она мало говорила о Пьере, но когда княжна Марья упоминала о нем, давно потухший блеск зажигался в ее глазах и губы морщились странной улыбкой.
Перемена, происшедшая в Наташе, сначала удивила княжну Марью; но когда она поняла ее значение, то перемена эта огорчила ее. «Неужели она так мало любила брата, что так скоро могла забыть его», – думала княжна Марья, когда она одна обдумывала происшедшую перемену. Но когда она была с Наташей, то не сердилась на нее и не упрекала ее. Проснувшаяся сила жизни, охватившая Наташу, была, очевидно, так неудержима, так неожиданна для нее самой, что княжна Марья в присутствии Наташи чувствовала, что она не имела права упрекать ее даже в душе своей.
Наташа с такой полнотой и искренностью вся отдалась новому чувству, что и не пыталась скрывать, что ей было теперь не горестно, а радостно и весело.
Когда, после ночного объяснения с Пьером, княжна Марья вернулась в свою комнату, Наташа встретила ее на пороге.
– Он сказал? Да? Он сказал? – повторила она. И радостное и вместе жалкое, просящее прощения за свою радость, выражение остановилось на лице Наташи.
– Я хотела слушать у двери; но я знала, что ты скажешь мне.